Ольга поднялась, сварила себе кофе, густой и горький, выпила, сидя в кресле. Потом легла на диван. Встала, сварила себе кофе снова, медленно выпила долгими глотками, сидя с ногами на диване и укутавшись пледом. Потом приняла для верности две таблетки фенобарбитала. И стала шагать через все каналы подряд.

МузТВ, Кинохит, ТВ-новинки и просто кино. Звук человеческих голосов создавал иллюзию общества живых людей. Ольга согласна была на все, лишь бы не оставаться сейчас одной. Только не одна, только не сейчас. Ольга почти засыпала, но вздрагивала и просыпалась снова. Глаза её вновь затуманивались.

Проснулась она при свете торшера. Телевизор все еще работал, на плазменной поверхности его экрана плясали разноцветные тени. Пульт был зажат в её руке. Переключив телевизор на время, она узнала, что ночь уже наполовину прошла. Приятная новость.

Ольга поднялась, сходила в туалет, там взяла из пепельницы с полки забычкованный окурок, спички и затянулась пару раз, сидя на унитазе, как делала это когда-то в студенческие нищие годы. Потушив дотлевший до фильтра бычок, она вернулась на диван, устроилась там удобнее, пробежалась по каналам, выключила телевизор, устав от него, и разбитая, поплелась в спальню.

Но в постели сон бежал от нее. Стараясь не шевелиться, она думала о приятном: о льющихся струях воды, о морской волне, о бегущем ручье. Ничего не помогало.

Задремав, видела она колеса мчащихся машин, смятый бампер и изуродованный ствол березы.

Проснулась она задолго до будильника, встала разбитая, доплелась до ванны и открыла воду. Пока та набиралась, Ольга закурила и пошла варить себе кофе.

В ванне, лежа в приятной чистой воде, она задремала и проснулась словно от толчка. Она не услышала даже будильник, хотя телефон лежал с ней рядом, на столике. Проспала всё на свете!

Дальше Ольга двигалась, словно в бреду. Торопилась, путалась, вещи просто валились у неё из рук. Она даже не нервничала – её лихорадило.

Она наклонилась подтянуть колготки, зажала пальцами теплый капрон. И нечто того же цвета мелькнуло перед глазами.

Ольга вздрогнула и выпрямилась. Потом оглянулась. Сзади никого не было. Естественно, в квартире даже животных не держали.

Сердце Ольги билось, как перед дурнотой.

«Все спокойно, все хорошо», – говорили себе молодая женщина, почти удирая из собственной спальни. Она только проверила, при ней ли телефон, запирая входную дверь. И пока спускалась к лифту, спиной чувствовала что-то страшное, нависшее над ней и преследующее её.

Весь рабочий день она занималась переводом с одного канала на другой. Увольнение, заявление, новое рабочее место. Сотрудники: кого-то она знала и раньше, с кем-то только знакомилась. Она была молода, красива, одевалась со вкусом – её приняли хорошо.

За первые два часа работы она получила три приглашения на ужин, два – на обед и одно – провести вечер по свободной программе.

Ольга вела себя вежливо, твердо и работала, как трудоголик.

Андрей Гридин забежал было поговорить, но Ольга недвусмысленно указала ему на дверь, чем повысила свой рейтинг до верхней отметки.

Домой она вернулась позже обычного: во-первых, потому что не торопилась, во-вторых, наводила порядок в документации и удаляла из электронной почты лишнюю информацию.

Она была сытая и хотела только кофе и сигарету на ночь. Но сначала – душ.

Выйдя из ванной и найдя по мобильнику «Маяк», она почувствовала себя свежей. Даже удивительно, если вспомнить все эти бессонные ночи. Время лечит, оно помогает ране на сердце зарубцеваться. Возможно, это и так. Наверное, Ольга выздоравливала.

Она даже стала подпевать, стоя над кофеваркой.

Вот уже кофе готово.

И Ольге захотелось пожевать. Кусочек запеченного в тостере хлеба будет в самый раз.

Сев на кухне к столу, она подумала, взяла свой ужин и перенесла в зал на журнальный столик. Там она отключила радио и включила телевизор.

Поворачиваясь, она заметила что-то, мелькнувшее за ее плечом. Она огляделась, потом вздохнула и села в кресло. Выключив общий свет, она включила бра над столиком, уселась поудобнее и приготовилась смотреть.

Кофе был ароматный и совсем не сладкий, как она любила. Тост поджаренный в меру. Все шло замечательно.

И вдруг в неясном свете бра, подсвеченном цветовыми всполохами с экрана, от подлокотника кресла отделилось что-то светлое и, мелькнув, исчезло.

Ольга обернулась, склоняясь и вполне допуская, что каким-то чудом в квартиру залетел голубь.

Детская ладошка с широко расставленными пальцами растопырилась перед ней, перед ее глазами, перед лицом…

– А! – Ольга вскочила, опрокидывая кружку, и отскочила на середину ковра. – А! Мама!

Она прижала трясущиеся руки ко рту. Телевизор продолжал орать нечеловеческими голосами. В остальном все было спокойно.

– Кто здесь? Кто?

Ей ответил только телевизор.

– Мама!

В квартире была она одна. Телевизор не способен был отвечать на её вопросы.

Медленно Ольга подступила к креслу и, нажав выключатель, отскочила. Свет загорелся под потолком – сразу все лампочки в люстре – затмевая и бра, и телевизор.

– Кто здесь? Последний раз спрашиваю – кто?

Телевизор говорил, но никто никогда не примет его звук за живой голос.

– Кто?

Ольга успокаивалась, дышала медленнее, истерические нотки исчезли из ее голоса.

Она огляделась уже спокойнее, быстро бросилась на кухню, схватила там чугунную сковородку и вернулась с ней в зал, держа точно, как телекоп держит свой пистолет. Это у нее получилось безотчетно, само по себе.

– Выходи! Лучше по-доброму – выходи!

Тишина.

Ольга заглянула под кресло, под столик, под второе кресло. Никого.

– Я все равно найду тебя! Где ты?

По всем признакам у нее в квартире находился ребенок.

Она переступила, огляделась, обошла зал. Диван! Она решительно подошла к нему, заглянула за спинку, присела. Рывком поднявшись, подбежала к телефону, и схватив гаджет со столика, включила фонарик.

Под диваном не было ничего, только пыль.

Ольга поднялась, бросила телефон прямо так, со включенным фонариком, на диван и оглядела комнату, соображая.

Спальня! Ага! Ольга, как сумасшедшая, бросилась туда, включила свет, обшарила все так, словно искала закатившуюся заколку. Потом ворвалась в детскую.

– Хи-хи, – услышала она то ли скрип петель, то ли звук ссохшегося линолеума.

Но ей хватило и этого. В безумной горячке она обежала всю комнату. Периметр квадрата. Диагональ. Никого. Господи!

Ольга заметалась. Кухня. Ванная. Туалет. Зал. Лоджия. Снова зал. Никого.

В исступлении Ольга схватила мобильник.

– Алло! Полиция? Скорее. У меня в квартире ребенок. Чужой ребенок. Я не знаю, как он тут появился! Скорее, приезжайте. Я – Лукина. Адрес? Слушайте, диктую.

Ольга бросила телефон в кресло, заметалась опять.

– Мама! Мама! – она ломала пальцы. Сильнее, сильнее. До хруста. Касаясь пальцами запястий. Еще сильнее. – Что же это? Где они? Господи!

Сколько она простояла так, посреди ковра? Долго? Нет?

В дверь позвонили.

И тут до нее дошло. Никакого ребенка нет. Откуда? В подъезде секьюрити, дверь на кодовом электронном замке и на сигнализации. Откуда здесь взяться ребенку? В квартире просто никого нет. Только она.

Ольга застыла в испуге. И второй звонок домофона заставил ее чуть ли не подпрыгнуть.

Ольга бросилась к двери, остановилась, наконец очнулась и нажала кнопку.

– Госпожа Лукина, – проговорил привычный голос охранника. – К вам из милиции. Вы вызывали?

– Да, ах, нет. Да. Я сейчас все объясню. Я ошиблась. Мне приснилось. Мне позвонили и разыграли. Извините пожалуйста. Пожалуйста.

Все-таки она не даром когда-то работала диктором на радио. Голосом она владела.

– Ладно, госпожа Лукина. Только в следующий раз вам придется ответить в административном порядке за ложный вызов.