– До того, как ты здесь появился, буквально за год до этого, в твоей комнате жила старушка по фамилии Селло. Она была древнее меня на пятнадцать лет, и, более того, мы с ней были знакомы, потому что когда-то жили по соседству. Она меня тогда недолюбливала, а здесь дошло до того, что она ополчилась против меня по полной программе и надоумила всех, что я возомнил себя Наполеоном. Первое время я терпел, потом понял, что пора действовать.

– Так!

– Ну, однажды у старушки немного поехала крыша. Она сказала «Звездопад» и легла на пол, закрыв глаза. Потом ее полчаса откачивали.

– Так!

– Вот так. И я решил проверить метод звездопада уже на следующий день, прошептав ей с утра на ухо «звездопад». Видел бы ты ее истерику. И я делал так каждое утро. Потом решил, что моего дела недостаточно, и начал предупреждать ее о звездопаде часа за два до сна в комнате отдыха. И знаешь, что? Она не выдержала двух недель. После двадцатого «звездопада» ее сердце перестало работать.

Я в ужасе отпрянул от Кребинника и молча уставился на сцену, стараясь не думать об услышанном. Старики – один другого хуже.

На сцене снова блондинка. Говорит что-то про любовь и милосердие, да так, что у старичков наворачиваются слезы на глазах. Пакостно.

Пару минут отхожу от такого неожиданного сна. Со мной еще не было такого – чтобы я заснул во время представления. Интересно, заметил ли кто-то?

Ноги болят. Видимо, затекли. Не знаю, сколько я проспал, но никаких перемен в настроении присутствующих старух нет, а, следовательно, ничего волнительного и не произошло.

Блондинка заканчивает говорить и вновь получает проклятые аплодисменты. Уши сворачиваются в трубочку, когда слышу нестройные хлопки. Они там совсем ничего не соображают или притворяются?

Кребинник поднимается. Я тоже. За нами – старики, заметно помолодевшие, но такие же тупоголовые. Встаем, двигаемся. Расходимся в разные стороны и недовольно ворчим.

«Куда теперь?» – интересуется у меня Кребинник. Игнорирую его вопрос. Сам не знаю, почему. Лень отвечать что-либо. Это все напоминает неожиданное представление в школе, когда счастливых детей забирают с уроков и ведут в актовый зал. Казалось бы, представление – ерунда полнейшая, но ритм дня уже нарушен, какие-то уроки пропущены вовсе. Этого вполне достаточно, чтобы как-то отвлечься от скучной ежедневной скукоты.

Вспоминаю этот сон.

Собственно, поверить в это очень сложно. Однако, всему есть свое объяснение. Например, интервью Эда для новостей, где он рассказал, что отец, угрожая револьвером, заставил парня начинять сэндвичи ядом. Все поверили, потому что его отец был ужасный алкоголик со стажем. Все знали, как он колотит своего сына без веской на то причины. Тогда одна из их местных газет даже на первой полосе разместила душераздирающие подробности истории:

ДЕНЬ ГОРОДА ОБЕРНУЛСЯ ТРАГЕДИЕЙ ДЛЯ СЕМЕЙ

ТРЭМСВИЛЛ

«Пекарь года» отравил покупателей на празднике

Некоторые уверяли, что в этом замешаны демоны.

Мне мало что ясно.

И вот я уже полчаса лежу в своей койке, накрывшись одеялом по самое горло. Чувствую себя отвратительно. Очень хочется спать, но так поступить я не могу: вот-вот придет какая-нибудь студентка пообщаться. Так они это называют. «Общение».

За окном наконец-то появился тусклый свет. Тонкие лучики падают на идеально белое покрывало, согревают мои ноги. Пока я разглядываю их контур, слышу снаружи стук маленьких, совсем детских туфель. Не ошибаюсь; кто-то направляется прямо ко мне. Топот усиливается, но постепенно замедляется у моей двери.

Стук в дверь.

Тихий, почти незаметный, ненавязчивый. Произношу «войдите». Сначала появляется маленькое личико, бледное и чуть вытянутое, затем протискиваются тонкие ноги, обтянутые в джинсы, и наконец-то она сама выныривает из дверного проема. Невысокая, примерно метр семьдесят. Она улыбается мне и приветствует на английском:

– Добрый день, Михаил Алексеевич. Меня зовут Алиса.

Какая же мерзкая!

– Проходи, Алиса. Садись где тебе будет удобно, – указывая на стул рукой, произношу я как можно доброжелательнее. Не хочу портить настроение этой девочке только из-за своей старческой ненависти ко всему сущему.

– У вас тут так уютно.

Улыбка блондинки со сцены не идет ни в какое сравнение с улыбкой Алисы, но мне все также противно. Думаю, эта девушка – первый человек в этом доме, который мне не понравился по-настоящему. Настроение невольно опустилось всего от двух ее «теплых» слов.

– Спасибо. Такого мне еще никто тут не говорил.

Она по-прежнему улыбается, двигает древний стул, аккуратно в него садится. Складывает руки в замок и кладет их на колени. Глаза зеленые. Прическа – каре.

– Надо же! У вас есть патефон, Михаил!

– Разумеется.

Проигрыватель. Я называю его «проигрыватель».

– Хорошо, Михаил. Расскажите, чем вы занимались до того, как попали сюда. Это очень интересно.

Я смеюсь.

Очень интересно: тупорылый старикашка в доме для престарелых. Удивительно: что только он тут забыл?

– Вовсе нет. Почти вся моя жизнь кажется всем довольно скучной.

Делаю вид, что меня надо поуговаривать. Студентка соглашается на игру.

– Хм. В таком случае, о чем бы вы хотели поговорить?

– Ни о чем. Шла бы ты отсюда.

– Почему?

– Я так хочу. Вообще… У вас еще много времени впереди, и вы можете сделать что-то, что люди не забудут. У меня его нет. Это противно. Не о чем говорить.

– Сделать великое дело? – она слегка изогнула брови. Выглядело комично – также вела себя Кристина. Некоторые женщины считают это очень завлекающим жестом.

– Что-то типа того. Должно быть, кажусь старым маразматиком, правда?

– Нет, что вы. Я, – она замялась, – я всегда хотела стать знаменитой чем-то хорошим. Чтобы люди уважали тебя. А когда умрешь – поместили твое фото в учебник истории, – она весело рассмеялась, – это же круто!

Я улыбнулся, впервые за этот день. Когда-то я и сам мечтал попасть в учебники истории; вот только последний раз я такую мысль ощущал лет в двенадцать. Вот это вот чудо, наверное, еще лет десять так проживет. Мы выдержали неловкую паузу, и я заговорил первым.

– Да, пожалуй. Второй дубль… Чем вы занимаетесь? Как попали сюда?

– Я начинающая журналистка. В основном я ищу интересные истории, произошедшие много лет тому назад. Никто не хочет рыться в них, кроме меня. Я люблю общаться с пожилыми людьми, ведь у них всегда есть, о чем рассказать.

–Единственное, что я могу рассказать, так, например, то, что у нас сегодня один старикашка совсем сдох.

– А еще?

– Месяц назад бабка сдохла, – добавил я.

– А про вас?

– Да и я, – говорю, – сам когда-нибудь отъеду.

Алиса схватилась за голову. Тупые студенты, видимо, думают, что старики неспособны на подобные словечки. Ну-ну.

Я сжалился.

– Ну, вспомнил недавно один момент – это как в восемнадцать я впервые принял решение отправиться в другую страну. Случайно вышло так, что я отправился туда со своими худшими друзьями. Такие глупые были, ты бы знала. Начинающие журналисты, понимаешь?

Девочка пропустила мои едкие фразы и снова принялась за допрос:

– А сколько вас было? Где они сейчас?

Ну что за вопросы?

– Боюсь, что все они уже давно подохли, – в этот момент у меня неприятно защекотало под ложечкой, и я почувствовал, словно небольшой кусочек льда медленно тает у меня над головой. – Нас было трое. Судьба их мне неизвестна, мы больше не виделись с тех пор. Я отучился в престижном институте, потом умер мой отец… Я долго не мог найти себе работу, меня никуда не брали, а идти на простую работу с низкой зарплатой мне не позволяла гордость. Долго время я жил так, но потом мое мировоззрение изменилось. Я начал пробовать профессии, искать то, что мне нравится. Очень сильно изменился. В какое-то время, уже владея своим делом, я понял, что меня тянет устанавливать кондиционеры, – тут я, разумеется, жестоко поиздевался над студенткой, потому как последние лет десять до того, как меня сдали в дом для стариков, я бродяжничал и разрисовывал стены, – и вот сейчас я оказался здесь, в этом доме для престарелых. Никогда бы не подумал…