Он так великолепно знал температуру солнца, как если бы каждый день собственноручно измерял ее градусником.
Иван Христофорович, будучи человеком уже далеко не молодым, любил иногда после обеда немного подремать у себя в кабинете в удобном мягком кресле.
Так случилось и на этот раз. Иван Христофорович задремал в кресле. Он вытянул ноги и негромко высвистывал носом нечто, отдаленно напоминающее старинный вальс.
Что-то теплое скользнуло по его носу, пощекотало правую ноздрю.
Иван Христофорович чихнул, приоткрыл глаза и увидел маленького человечка. Человечек сидел на хрустальной чернильнице и слабо-слабо светился.
— Очень мило, — сказал профессор. — Хотел бы я знать только одно: кто вы такой?
— Я — солнечный луч, — серьезно ответил маленький человечек.
— Очаровательно, — лукаво улыбнулся профессор. — Какой, однако мне снится очаровательный сон.
— Ну, сон так сон, — безнадежно махнул рукой человечек. — Некогда мне сейчас доказывать-разъяснять-убеждать-уговаривать…
— Боюсь только, моя супруга Зоя Никандровна мне не поверит, — вдруг опечалился старый профессор и удрученно покачал головой.
Дело в том, что профессор очень любил по утрам рассказывать Зое Никандровне свои сны.
Зоя Никандровна иногда верила, а иногда нет, чем очень огорчала старого профессора.
— По-моему, ты тут немного того… прифантазировал… снисходительно говорила Зоя Никандровна и при этом удивительно обидно шевелила пальцами правой руки. — Уж слишком логично. Что-то на сон не похоже.
— Только бы не проснуться раньше времени! Только бы этот человечек не исчез, — озабоченно проговорил профессор и улыбнулся довольной улыбкой. — Такое мне никогда еще не снилось. Это что-то новенькое…
— Нечего сказать, новенькое… Пожалуй, старее не придумаешь. Ну, да ладно уж… — недовольно буркнул человечек.
— Однако, какая странность, — засомневался профессор Иван Христофорович. — Обычно, когда человек видит сон, он не отдает себе отчета, что он видит сон. Тем более странно, если человек во сне обдумывает, как он будет рассказывать этот сон, когда проснется. Может быть, это все-таки не сон?
— Да сон это, обыкновенный сон! — нетерпеливо воскликнул человечек и весь даже покраснел от досады. — Вот несчастье! Теперь его надо убеждать, что я ему снюсь. Уверен, что никогда ни один солнечный луч не попадал в такое глупое положение! Лучше скажи: ты умеешь писать во сне?
— О, конечно! — улыбнулся профессор счастливой улыбкой. — Мне еще с юных лет постоянно снится один и тот же сон. Что я пишу контрольную по математике и не могу решить ни одной задачи. Ах, эти двойки во сне! Сколько в них от моей юности!..
Человечек вдруг застенчиво улыбнулся.
— Тогда напиши мне, пожалуйста, вот на этом листе бумаги. Но чтобы закорючки, я хочу сказать — буковки, были покрупнее. Ты напишешь, а я запомню. Я такой запоминательный.
— Хорошо, — сказал профессор и приготовился писать. — Ну-с!
Человечек на минуту задумался.
— Напиши так: "И не топите обаятельных"… Нет, лучше так: "И не топите благородных, милых собак".
— Прелестно! — восхитился профессор. — "И не топите благородных, милых собак". Это так нелогично. Такое может только во сне привидеться. Уж в жизни это никак не может случиться. Тут уж Зоя Никандровна при всем желании не сможет придраться. Не скажет, что я немного того… прифантазировал…
Профессор написал крупными буквами то, что попросил его маленький человечек.
После этого он с блаженной улыбкой откинулся в кресле и закрыл глаза.
Прошло совсем немного времени, и его нос снова стал насвистывать нечто, слегка напоминающее старинный вальс…
А между тем по отдаленной глухой улочке шел Взялииобидели и вел за собой Пуделя, обвязав его шею толстой жесткой веревкой.
Он обогнул строящийся дом. Ему показалось, что высоченный подъемный кран поглядел на него сверху вниз с угрозой и неодобрением.
Взялииобидели втянул голову в плечи, убыстрил шаги и вышел на площадь.
Сердце его нетерпеливо сжалось. На той стороне площади виднелись ворота в парк, круглые головы лип.
И вдруг он замер, как вкопанный. Пальцы его скрючились, ногти впились в ладонь. Он вздрогнул, попятился, ногой отталкивая Пуделя.
Над новым домом высоко вознесся в небо сияющий неоновый самолет.
Под ним мерцали нарядные голубые буквы:
ПОЛЬЗУЙТЕСЬ УСЛУГАМИ АЭРОФЛОТА
А под ними, еле заметные, приплясывали тоненькие, как паутинка, желтые буковки:
И НЕ ТОПИТЕ БЛАГОРОДНЫХ, МИЛЫХ СОБАК
На площади толпились люди. Слышался взволнованный лай собак.
Горько плакала маленькая девочка, отчаянно прижимая к себе гладкую коричневую таксу.
Длинная такса растянулась. Передние лапы она положила девочке на плечи, а задние лапы стояли на асфальте.
— Да никто ее не утопит. Пожалуйста, не бойся! Никто ее не утопит! — успокаивали девочку стоявшие вокруг люди.
Девочка подняла круглые карие глаза, полные слез. Они были похожи на блюдца с крепким чаем.
— Вы не знаете… Она как раз такая милая и благородная! всхлипнула девочка.
Взялииобидели в растерянности топтался на углу, не решаясь пересечь площадь. На него и на несчастного Пуделя уже начали подозрительно поглядывать.
— Извините, гражданин… — сказал высокий широкоплечий мужчина, направляясь к нему.
— Такси! Такси! — отчаянно закричал Взялииобидели, увидев зеленый огонек, медленно выезжающий из переулка.
Он прыгнул на заднее сиденье, втянул за собой покорного, вялого Пуделя, ослабевшей от страха рукой захлопнул дверцу. Машина рывком тронулась с места. Через полминуты она остановилась у ворот парка.
— Сколько с меня? — надменно спросил Взялииобидели.
— Да чего там… — пожал плечами шофер. — Идите себе…
Взялииобидели пинком вышвырнул Пуделя из машины.
— Еще деньги за тебя плати, — проворчал он. Они вошли в ворота и углубились в темную аллею. Позади остались голоса людей, шелест машин, ласковый теплый запах хлеба из булочной.
Сердце Пуделя глухо билось. Он шел и мучительно думал: как должна поступить настоящая, уважающая себя собака, если она знает, что хозяин решил ее утопить?
Должна ли она покорно идти на верную гибель или, нарушив свой долг и все собачьи законы, вырваться от хозяина и бежать куда глаза глядят?
Пудель то шел около ног хозяина, то отставал, с задумчивым видом обнюхивая скамейку или ствол липы, обмазанный белой краской.
Взялииобидели грубо дергал его за веревку. Кусачая жесткая веревка впивалась в шею.
Пудель, погруженный в тяжелые думы, не чувствовал боли, рассеянно брел дальше.
Вдруг Пудель гордо поднял голову и уже по-другому, твердо и спокойно, зашагал рядом с нечищеными ботинками Взялииобидели.
В глазах его засветилось благородное мужество и обреченность.
Он принял решение.
Глава 29. Чтобы найти пропавшую собаку, нужен опытный кот
Если вы меня спросите, могут ли пятеро ребят войти в одну дверь, то я вам отвечу: нет, нет и нет! Потому что они обязательно захотят протиснуться все сразу и, конечно, застрянут в дверях. Так случилось и на этот раз.
И если бы дядя Федя не потянул довольно сильно Катю за руку к себе, оттолкнув при этом Ваську немного назад, просто не знаю, сколько бы они там проторчали.
Но так или иначе, в конце концов все ребята, потные и растрепанные, ввалились в комнату дяди Феди.
— Да, Взялииоби… да, я хочу сказать, он ушел и Пуделя увел с собой, — растерянно сказал дядя Федя. У Кати задергались губы. Она быстро отвернулась и прижалась лбом к старому шкафу, набитому растрепанными нотами.
— Погодите, ребята, может, мы еще что-нибудь успеем, если он еще чего-нибудь не успел… — не очень вразумительно сказал дядя Федя.
— На набережную он не пойдет. Там народу много, — закричал Васька. Он умел только кричать. Тихо сказать не мог ни словечка. — Он, наверно, на пруды пойдет. — Там будет Пуделя то…
