в свой мир

нескончаемой субботы в доме у Гэтсби

жить не по средствам – наш профиль

с утра коньяк лить в кофе

или в чай Ягермейстер,

а помнишь, помнишь

в эрегированные пятнадцать

с крыши многоэтажки плевали городу в пасть

руки холодил полуторалитровой бутылки пластик

я стал забывать цифры номера телефона

и твоё сонное – «здравствуй»,

с цепочки стали выпадать звенья

всё-таки он существует

стирающий всё ластик:

твою яркую помаду и тени

карандаш и ручку

имена и лица

этот ластик – время

* * *

европейские чашечки кофе

высеченный веками греческий профиль

буханка истории в стране-крохе,

с утра пить бренди

в порыве рвать женские бусы,

погода – аристократичная леди

Адриатика прибрежные камни лузгает

тишина

океан, кальян

сон

он, она —

местоимения

к чему имена

природа умиротворена,

застывшее время

пароль: – ты?

ответ: – я!

упасть в кресло плетённое

в двадцать пять

подняться в семьдесят

и будет тот же закат

та же каменная лестница

а море

море также будет пениться

играться,

наши следы исчезнут

и природа вновь девственница

ветер цепляет за лацканы пиджака,

время здесь – струя кофе в маленькую чашечку

а не река

* * *

прокуренный перрон

мёрзлая полночь

оживающий вагон

в сумках тонущий

в свете фонарей

черты острые —

«приезжай в гости»

у меня верхняя полка купе

и застиранный плед

в отвратительную расцветку пёструю

у тебя ночь

вокзала серый скелет

звёзды

мну судорожно в руке билет,

я постоянный клиент

умею так, чтобы в один момент рвануть за ручку

в сумку «Дербент», а ключи на столе

к окну, как приклеенный

бледный, как при холере

хлопнут двери

помаши за стеклом зверю,

в горле ком

закашлялся

обдумаю всё потом

черпаю затхлый запах поезда

выброшенный на берег сом

потом, всё потом

мельчает силуэт

глотают колёса метры

на лавке забыли томик стихов

запомнили лето

* * *

Карл кораллы у Клары

а ты сердце

украла у варвара

причём давно

в советском автопроме

где на торпеде собака головой кивала

лбом о социальное дно выстукивали мотив «Нирваны»

через сколько-то лет у меня такие же острые плечи

но более плавные грани

города край

кинотеатр «Заречье» стоит

неживой

вечно живы только Элвис, Ленин

и в воспоминаниях май дождливый

перед встречей тряслись руки

и поджилки

но всё по-прежнему

на лавке водка, сигареты

вот только закуску не руками —

из магазина вилками

мы снова с тобой на татами?

да нет же

друг друга не пораним

у нас ныне из пластика вилки

а не кухонные ножи

у тебя сын и манник на плите

а я все эмоции давно растранжирил

мы не те

именно поэтому мы, наверное, и живы

это было, и было хорошо, скажи…

Татьяне К.

* * *

а дома растут, как грибы

после дождя

во время

или даже ночью

хочешь поглядеть с крыши на рассыпанные городские огни?

это была бы не ты

если не сказала бы – очень

Оксане К.

* * *

расстояние до тебя измеряется в сигаретах

песнях на плеере

пересчитанных окнах, столбах

повязку проверил – на месте

но всё также кровью пропитан рукав

хотя операция по удалению ребра успешно прошла

у нас одинаковые жесты

улыбка, глаза

любовь к року и кешью

друг другу сказали

поклялись не давать мучиться —

сразу вонзать

следы скрыть за дверью во двор

в лето

где непримятая зелень

и воды бирюза

я ведь, как все мужчины, – трус…

рукой уверенной

ты первая будешь вонзать

* * *

а где-то есть море безбрежное

небрежно разбросана лета одежда

хмелем абсента облизана

берега песчаная лента

а здесь зимний город

и от дорожного бриза

волнами в спальне шторы

но море во мне

в бухте со снежным карнизом

движение моей воды

подчинено луне

луне, которой являешься ты

* * *

красивое слово глясе…

яркие мёртвые цветы в твоей длинной косе,

дань моде – одеваться не по погоде

беседовать об эзотерике и вуду

пока ты увлечена людьми своего круга

буду смотреть, трогать тонкие пальцы на чашке

читать названия блюд

это вязкое слово во рту распрямлять и гнуть

глясе…

мы с портвейном пускались во все тяжкие

теперь под кофе лезет вверх ртуть

модная литература входит с затяжками

за окном новое шоссе в восемь полос вместо двух

кафе вместо кухни

«трёхтопорниками» по впискам читали Лема

сняли косухи

и теперь глясейная богема

* * *

промёрзшая улица пяти утра

спит в ожидании Ра

пока он, морщинистый, на лодке в небесах не проехал

а я не брился и зарос за неделю

содрал кожу, вывернул мехом

а всё равно потрясывает,

на углу подмигивают два фонаря

снимают чёрную

облачают в белую рясу

колышутся в канавах моря,

у деревьев сломаны руки

это природа негодует

что от огней не высыпается —

за неделю несколько бурей

зажигалку озябшими пальцами

и до единственного с алкоголем киоска

– девушка

мне сонную улыбку на морщинистом рту

мотив для стиха

и, чтобы заснуть, Балтики соску

* * *

дождь танцует во дворе

на столе теннисном

место —

некая вселенная

в ней ночь

окна

время плавное

медленное

металлическая радуга

в карманах куртки лето

бездомная кошка

вишнёвых сигарет привкус сладкий

электрической луны бледнеющий круг света

в этом смонтированном нами мире

нет ничего шире

моего чувства к тебе

постоянней дождя

нежнее взгляда

бесполезней слов

роднее тени на земле

вкуснее губ

с оставляющей следы яркой помадой

угол твоего дома

во главе всех

обтёртых моей курткой углов

* * *

ты всё равно любишь собак

хотя в детстве псина напугала

в твоё маленькое тело вмещается

любовь ко всему живому —