Давид молчит, только сиплое тяжелое дыхание слышно в динамиках телефона.

– Говорите!

– Несколько недель назад она возвращалась вечером домой, одна. Возле дома…в общем… – не находил он сейчас правильных слов, не мог, голова просто отказывалась работать.

– На нее напали? Ограбили? Избили?

Господи, если бы только это случилось, если бы! Вслух он этого не произнес, конечно, но по повисшей паузе все стало и так ясно.

Молчание затягивалось, но ни он сам, ни Давид не решались произнести то самое страшное, что случилось на самом деле.

Одно дело знать самому, столкнуться нос к носу со всем этим, переживать внутреннюю бурю злости и ненависти. И другое дело, говорить об этом молодому парню, который влюблен и дорожит его малышкой не меньше, чем он сам.

Чтобы продолжить говорить пришлось прокашляться как следует, горло сводило судорогой, во рту пересохло.

– Это было изнасилование, Давид. Ксюша вторая или третья жертва в серии, она жива и относительно в порядке.

Напряженную тишину, что начала звучать после его слов, кажется, можно было пощупать руками; вдохнуть носом, ставший вдруг вязким воздух.

– Я приеду в течении суток!

Давид не спрашивал, а просто ставил его в известность, парень именно сейчас окончательно стал мужчиной. Мужчиной, чья женщина попала в беду, практически погибла, морально уничтожена. И он не будет спрашивать ни у кого разрешения, чтобы в этот момент быть с ней рядом, подставить свое плечо и дать ей опору в этом мире.

Если бы ситуация была другой, Петр бы отнёсся к действиям Давида с пониманием. Но это была его дочь, которая только-только начала вставать с колен после жизненного удара, почти смертельного.

Он не мог позволить упасть своей малышке еще раз, не мог!

– Ты никуда не поедешь, пока я не разрешу! – процедил сквозь зубы, – Я сказал, что все тебе расскажу при одном условии!

– Вы думаете, я смогу остаться тут, пока моя девочка…

– Твоей девочки больше нет, Давид! Та Ксюша, которую ты помнил и знал… ее нет. А новая боится мужчин до тошноты, до дикой паники и желания забиться в самый темный угол комнаты. Она боится даже меня! – Петр еле сдерживал свои эмоции, – Если ты появишься сейчас, у нее ничего не останется! Ты… ты ее друг детства, ты тот человек, которого она не боится, но только потому, что ты далеко. Как только она тебя увидит, не будет больше у нее друга, понимаешь? Ты будешь ее врагом просто потому, что являешься мужчиной! Она не выходит из комнаты, только в туалет, даже в ванную, и то не может. Почти не спит, практически не ест. Кричит от кошмаров, вздрагивает от шагов. Для нее сейчас все мужчины потенциальные насильники, понимаешь?! Это пройдет, но не сразу.

– Когда я смогу ее увидеть? – голос уже не хриплый, лишенный любых эмоций, убийственно спокойный.

– Психолог не может сказать, когда закончится острая фаза дезорганизации, да и Ксюша сама с доктором пока не говорила.

– Почему?

– Потому, что незнакомые люди ее пугают, и женщины тоже. Нам всем будет нелегко, я консультируюсь с психологом, она поясняет поведение Ксюши, и как лучше нам всем себя вести. Людмила говорит, что ты и твоя дружба для Ксюши,– то светлое, что в ней осталось, не замаралось. Она будет эти воспоминания беречь. Пойми, что с физической точки зрения все не так страшно, но ее психика пострадала сильно. Ее личность на куски разорвали. Она чувствует себя грязной, униженной, недостойной. Появись ты сейчас, парень, который любил ту веселую девушку, которой больше нет,– все станет только хуже.

– Бл*дь! Как же так, дядь Петь? Как? За что? Она ведь… она… Господи!

У Петра воздух из легких вышибло от этого приглушенного крика. Мышцы узлом скрутило, сердце остановилось.

Петр эту ярость, эту дикую злость на жизнь, на людей, на мир, – уже пережил, успел внутри всё переварить. Давиду только предстояло это сделать. Парню придётся принять важное решение, окунуться во всю эту ненависть и злость с головой, и сделать все наперекор словам Петра или же смириться и начать думать головой, думать о том, как Ксюшу из этого ада вытаскивать. На расстоянии, но помогать.

Молчание затягивалось, напряжение нарастало. Но Давид снова заговорил приглушенным тоном, в котором бурлили сдерживаемые эмоции:

–Что она сейчас делает?

– Спит. Вырубилась после истерики, – не рассказывать же ему, что, когда его девочка увидела кровь на бедрах пережила флэшбэк. Если Давид действительно решит помогать, а потом и вовсе попытается быть рядом с Ксюшей, в первую очередь надо обратиться к психотерапевту. Вот там ему и объяснят все как надо, у Петра не было желания поднимать в душе эту муть еще раз, он не железный, ему силы беречь для другого надо.

– Что вы будете делать дальше?

– Увезу ее к себе. Здесь ей жизни не дадут другие, да и самой ей будет некомфортно.

– Полетите самолетом?

Давид говорил тихо и спокойно, но даже у Петра за тысячи километров от этого парня что-то внутри задрожало. Было в молодом человеке какое-то скрытое темное начало. Что-то страшное и сильное. Бешеное. И Давид это давил в себе на корню, а сейчас еле сдерживался, по-видимому.

– Да, таков план.

– Лучше поездом, купите билеты в СВ. Это дольше, но… людей меньше. А лучше несколько купе выкупите.

Петр сам бы и не догадался, не сообразил как-то. Предпочитал летать, -быстрее, время экономит, но для Ксюши это стало бы каторгой.

Какая же жизнь су*а все-таки, а?!

Его девочка, этот парень… Им бы вместе быть, пожениться, детей нарожать. А теперь оба покалечены морально. Петр почему-то не сомневался, что Давид уже тоже прежним никогда не будет.

– Хорошо, так и сделаю.

Петр чувствовал, что самый главный вопрос еще не задан, но сам начинать говорить на эту тему не мог, не хотел. Ему терпения не хватало, лучше было сосредоточиться на Ксюше, чем на той мрази, потому что свою ярость и ненависть он просто задавил, но они не исчезли, горели медленным огнем, готовые в любой момент взорваться вулканом и поубивать всех и все.

– Уже выяснили кто это был? – тихий отрывистый вопрос сквозь сцепленные зубы.

– Следователи работают. Ксюша единственная выжившая по их данным, но она не могла говорить некоторое время… портрет и приметы они составили.

– Ясно.

– Давид, не делай глупостей!

– Дядь Петь, какие глупости? Я просто найду эту мразь и живьем скормлю дворовым псам, даже пальцем к нему не прикоснусь, не волнуйтесь!

– Не думай, что мне не хочется его на куски своими руками порвать. Хочется. Еще как хочется, Давид! Но…

– Но у вас жена, сын и дочка, которую надо спасать, я знаю. Только у меня ничего и никого кроме Ксюши как не было, так и нет. Он мою женщину убил, Мою КСЮШУ! – не сдержавшись заорал, – КСЮХУ МОЮ ТРОНУЛ!

Петр, кроме боли и ярости в голосе парня уловил и вину. Нутром своим его боль и вину ощутил, потому что и сам себя тоже виноватым считал. Не доглядел, не уберег.

– Давид, учись, работай… делай то, что хотел. Не ломай себе жизнь. Хватит того, что Ксюша никогда прежней не будет. Рано или поздно, но вы встретитесь, подумай о том, каким она тебя увидит, каким ты будешь в ее глазах.

Парень молчал. Слушать-то он слушал, а вот услышал ли, вопрос?!

– Я буду вам звонить, не скрывайте от меня ее состояние.

– Не буду, – покорно согласился, теперь-то уже поздно что-либо скрывать.

– Мои родители в курсе всего?

– Да, я просил тебе не говорить… пока не решил бы, что уже можно. Знал, что удержать тебя от Ксюши будет трудно, если вообще возможно.

– Я понял. Позвоню через пару дней.

Петра такой конец разговора не удивил. Кончились у парня силы. Эмоции взяли верх. Не повезло тем, кто сейчас окажется с этим бешеным зверем рядом, хорошо, если никого не покалечит.

Вроде и находился за тысячи километров от них, а сумел помочь и подсказал лучший вариант для переезда.

Петр помнил, что ходил когда-то ночной экспресс, может и сейчас такой есть. Ночью людей меньше, Ксюшу можно напоить снотворным, и она вообще ничего и никого не увидит, а проснется уже в другом городе.