В общем, мы были в городе и это нас неимоверно радовало. Город показался нам распрекрасным. Хотя это всё-таки, наверное, сыграл эффект неудовлетворённости, – после обшарпанных стен и угрюмых зданий учебки любая хрущёвка покажется архитектурным шедевром. Но, отбрасывая этот эффект, всё-таки понимаешь, что Североморск не такой уж плохой город. Чистенький, аккуратненький, со своим шармом. Город этот построен на сопках (так называют холмы на Севере), поэтому, как только местные архитекторы не пытались делать улицы прямыми, у них ничего не вышло. Улицы идут прямо вперёд, но постоянно уходят то вниз, то вверх. Пройдя улицы Корабельную и Кирова, мы взяли круто вправо и по каким-то, так называемым трапам, спустились вниз. Лишь только на этих трапах нам разрешалось идти не в ногу. Говорят, если мы будем идти по трапу в ногу, чеканя шаг, да ещё при этом, притопывая, то трап может обвалиться. Спустившись вниз, мы подошли к ДОФу. Несмотря на то, что нас уже начинало подмораживать, нам хотелось идти ещё и ещё, хотелось обойти весь этот город, пройти все его улицы и пересмотреть там всех девчонок.

ДОФ представлял собой необыкновенной красоты голубое трёхэтажное здание в стиле сталинского ампира с огромным гербом на крыше. Подходя к нему, мы увидели несколько небрежных строев матросов, стармосов и старшин. Почти все они были в двубортных шинелях, которые в нашей части были большой редкостью, а те, кто был в однобортной, у тех она была до безобразия потёрта. Лица их были какими-то непохожими на наши лица. Если у нас были широко открытые, любопытные взгляды, их же лица выражали тоску, усталость и безразличие. Некоторые из них курили прямо в строю, плевались и громко матерились. Нас бы за такое поведение и небрежность на неделю упрятали бы на камбуз или мы бы не вылезали с ЗУ, а им это всё позволялось. Естественно нам стало интересно узнать, кто они и по нашему строю пошёл шепоток. Все шушукались и друг другу задавали один и тот же вопрос: «Кто это такие?» На этот вопрос смог ответить только наш старшина, и то с трудом. Он сказал, что это корабелы, т.е. матросы, которые служат на боевых кораблях. Изумлению нашему не было предела. Нам же всегда казалось, что на кораблях служат только высокие, красивые, румяные матросы – образцы доблести и благородства. Эти же представляли собою довольно жалкое зрелище. Однако мы всё равно смотрели на них с восхищением и завистью. Нам тоже хотелось вот так просто, на «Ты», разговаривать со своим старшиной, не называя его по Уставу «Товарищ старшина второй статьи, разрешите обратиться», нам тоже хотелось идти в строю не в ногу, нам тоже, наконец-то, хотелось побывать на тех огромных железных штуках, которыми мы любовались из окна учебки.

Концерт прошёл мимо меня, так как я был весь в мыслях о кораблях, об этих матросах и о море. Мне хотелось поскорее уйти из этой учебки, где нас ничему не учат, и попасть на корабль.

Единственное, что меня порадовало из всего концерта, это то, что перед его началом местный диск-жокей включал два трека группы Prodigy.

7 февраля, понедельник, 17:50, Североморск.

Первое полученное письмо.

Вчера я наконец-то получил письмо. Но письмо это написал мне не друг, не подруга, не мама и не сестра. Это письмо написал я сам 31 декабря моему другу Эдвину, но оно почему-то не ушло из долбанного североморского почтамта и вернулось мне обратно!

8 февраля, вторник, 16:21, Североморск.

Воспоминанья.

Вчера после отбоя долго не мог уснуть – всё вспоминал Москву. У меня часто всплывают в памяти эпизоды моей московской жизни, в основном мои московские прогулки в одиночестве и с друзьями. Вспомнилось, как я с Сашей пил шампанское из горла прямо напротив Большого театра, отмечая день рождения своей бывшей девушки, как я устроил себе прогулку в 12 километров от станции метро Тимирязевской до Павелецкого вокзала, как меня угораздило в самом центре Москвы на Тверской улице вляпаться в лошадиное дерьмо, чего не было со мной даже в деревне. Как же я опять сильно хочу в Москву, гулять одному и с друзьями по её красивым улицам, заходить в различные кафе, пить чай, ходить по концертам. Но… я служу Родине!

8 февраля, вторник, 19:20, Североморск.

Параллельная реальность.

Сейчас по телевизору идёт сериал «Клон», а я сижу и перед моими глазами всплыло представление, что сейчас происходит в нашей московской съёмной квартире. Мама уже вернулась с работы и готовит себе ужин на кухне, Кирилл уже поужинал и гадает сканворды, а тетя Вера сейчас сидит перед телевизором и смотрит сериал «Клон».

10 февраля, четверг, 12:01, Североморск.

Преступление и наказание.

В нашей роте есть один дагестанец по имени Исмаил. Он всегда пользовался большим авторитетом в роте, многие его даже боялись. Исмаил всегда любил покомандовать и поорать, чтобы старшие видели, что он больше всех работает, а мы – «русские черти» – ни хрена не делаем. Но так было до сегодняшней ночи.

Дагестанское сообщество нашей роты нафотографировалось, скинуло в общак деньги, чтобы распечатать фотографии и послать их домой. Мол, вот, посмотрите, как мы доблестно служим. Но вчера эти деньги пропали. Дагестанцы и дежурный мичман всю роту поставили на уши – проверяли баночки (тумбочки), шконяры (кровати), шинели и полностью обыскивали нас. Деньги лежали вместе с документами и соответственно они пропали тоже. Поэтому искали именно документы, т.к. их распознать проще, чем деньги.

Исмаил суетился больше всех и всё орал: «Это русские черти украли, найду, очко порву». Нашли документы и деньги только после отбоя. Как вы уже, наверное, догадались, они были у Исмаила. Свои же дагестанцы дали ему люлей, унизили его, помочившись на него в гальюне, и теперь он всеобщий изгой.

Сегодня я его встретил в гальюне, который он натирал до блеска. Ничтожнее существа я ещё не встречал. Зато теперь наш туалет стал сиять чистотой.

10 февраля, четверг, 17:20, Североморск.

Злость и отчаяние.

Сегодня мне вернули ещё 3 моих письма, которые я отправлял 3 января Саше, 5 января сестре и 17 января маме. Получается ещё ни одно моё письмо не дошло до адресата. Я зол и отчаян. Зол на североморскую почту, а отчаян я из-за того, что у меня нет на новые письма ни времени, ни бумаги, ни конвертов.

13 февраля, воскресенье, 17:30, Североморск.

Земляк.

На днях случилось очень приятное для меня событие – я встретил земляка из Бальцера. У нас с ним даже нашлись общие знакомые. Его зовут Дима Мислов, и служит он в Североморске с мая 2004 года во взводе обеспечения. В нашей части примерно 15 человек из Саратовской области, но я никак не надеялся встретить кого-нибудь со своего маленького городка.

Однако, не смотря на эту радостную встречу, у меня остался какой-то странный осадок после неё. Мне показалось, что Дима меня как-то чурался. Казалось ведь, что я тоже из Бальцера, возьми меня и расспроси про родной городок, про то, что там происходит, про общих знакомых, но инициатором всех вопросов был я – только я его спрашивал, а он нехотя отвечал. Он ведь не годок мне, чтобы не общаться со мной из-за статусной разницы, а всего лишь на полгода старше меня призывом.

И вот только сейчас до меня дошло, почему он так себя вёл. Дело в том, что Дима очень жалко выглядит. Он очень худой и зачуханный, одет в какую-то дранную грязную однобортную шинель, в которой даже самый чмошный карась у нас в роте не ходит. Лицо у него всё в прыщах, и такое ощущение, что оно то ли в синяках, то ли немытое уже несколько недель. Мне кажется, что служить ему тут совсем не сладко, и он стесняется своего земляка, потому что я могу передать информацию о его жалком существовании туда – на большую землю, и его друзья, а может даже девушка, узнает, как ему тут не сладко, и что его тут сильно обижают.