«Вот как! – подумал я. – Это одна из твоих хитроумных затей, мой безжалостный Кармело! Вот хитрый шельмец! Ты все прекрасно рассчитал: думал, что никто не потревожит покой мертвых, а уж тем более не станет вскрывать гроб в поисках золота. Превосходно задумано, мой Кармело! Но на этот раз ты проиграл! Предполагаемый мертвец, вновь обретший жизнь, заслуживает кое-чего за свои страдания, и я был бы полным глупцом, если бы не принял тех благ, что посылают мне боги и разбойники. Вне всякого сомнения, сокровища эти добыты неправедным путем, но пусть лучше они будут в моих руках, чем в твоих, дружище Кармело!»
Я несколько минут размышлял над этим странным происшествием. Если я и в самом деле – а у меня не было никаких причин в этом сомневаться – случайно обнаружил один из тайников с добром, награбленным головорезом Кармело, то этот огромный ящик, скорее всего, доставили сюда морем из Палермо. Наверное, четверо дюжих разбойников несли этот бутафорский гроб в якобы похоронной процессии, делая вид, что в нем покоится тело их товарища. Этим грабителям не откажешь в чувстве юмора. Однако оставалось ответить на вопрос: как они смогли проникнуть в мой фамильный склеп, если только не посредством отмычки?
Внезапно я оказался в темноте. Моя свеча погасла, будто ее задуло порывом ветра. У меня были спички, и я, конечно же, снова мог ее зажечь, но меня озадачила причина того, отчего она вдруг погасла. В наступившей темноте я огляделся по сторонам и, к своему удивлению, заметил лучик света, пробивавшийся из угла той самой ниши, где я поставил свечу между двух камушков. Я приблизился и протянул туда руку: через отверстие, куда свободно бы прошли три пальца, тянуло сильным сквозняком. Второпях я снова зажег свечу и, тщательно осмотрев отверстие и заднюю стенку ниши, обнаружил, что из стены извлечены четыре гранитных блока, а на их место поставлены деревянные плиты, сколоченные из бревен. Эти плиты были почти не закреплены. Я легко их вытащил одну за другой и наткнулся на груду валежника. Когда я постепенно расчистил себе путь, обнаружилось большое отверстие, через которое без особого труда мог пробраться человек. Сердце мое забилось в предвкушении долгожданной свободы. Я выбрался наверх, огляделся – и, благодарение Богу, мне открылся окружающий мир и небо! Через две минуты я стоял на мягкой траве у склепа, надо мной сиял небосвод, а перед мои взором расстилалась дивная широкая гладь Неаполитанского залива!
Я захлопал в ладоши и закричал от радости. Я свободен! Волен вернуться к своей жизни, к любви, в объятия моей прекрасной Нины. Волен продолжить свое радостное существование на исполненной радости земле, волен забыть, если смогу, страшные ужасы своего преждевременного погребения. Если бы Кармело Нери слышал благословения, которые я призывал на его голову, он бы тотчас счел себя святым, а не разбойником. Чем я только не был обязан этому славному негодяю! Богатством и свободой! Ведь совершенно очевидно, что этот тайный ход в склеп рода Романи был хитроумно проделан им или его сообщниками для своих неблаговидных целей. Мало какой человек был более благодарен своему благодетелю, чем я – этому знаменитому вору, за чью голову, как я знал, в течение многих месяцев обещалось огромное вознаграждение. Бедный разбойник скрывался. Ну что ж! Власти не получат от меня помощи, твердо решил я, пусть даже мне станет известно, где он прячется. Зачем мне его выдавать? Он, сам того не зная, сделал для меня больше, чем мой лучший друг. И найдете ли вы вообще в этом мире друзей, когда вам потребуется помощь? Немногих, а то и никого. Троньте человека за кошелек – и вы узнаете его истинную натуру!
Каких только воздушных замков я себе не понастроил, когда стоял, наслаждаясь светом утреннего солнца и вновь обретенной свободой! Какие только мечты о счастье не витали перед моим обрадованным взором! Мы с Ниной будем любить друг друга даже нежнее, чем прежде, думал я, наша разлука оказалась короткой, хоть и ужасной, и мысль о том, какой она могла бы стать, разожжет пламя нашей жаркой страсти с десятикратной силой. А маленькая Стелла! Нынче же вечером я вновь буду качать ее под сенью ветвей апельсинового дерева и слушать ее громкий сладостный смех! Этим же вечером я пожму руку Гвидо с радостью большей, чем можно выразить словами! Этой же ночью прелестная головка моей жены будет покоиться у меня на груди в упоительном молчании, нарушаемом лишь музыкой наших поцелуев. О, голова у меня пошла кругом от радостных видений, нахлынувших на меня с небывалой силой!
Солнце уже взошло, и его длинные прямые лучи, словно золотистые копья, касались верхушек зеленых деревьев и светились красновато-голубыми огоньками на сверкающей поверхности залива. Я слышал легкий плеск волн и негромкий, мерный скрип весел. Откуда-то издалека доносился ласкающий слух голос моряка, напевавшего припев популярной песенки:
Мяты цвет лиловый,
Запомни это слово
И прыгай, тра-ля-ля,
Лимона цвет прекрасный,
Пусть все умрут от страсти,
Ты прыгай, тра-ля-ля…
Я улыбнулся. «Умереть от страсти!» Мы с Ниной познаем истинный смысл этих сладостных слов, когда взойдет луна и соловьи запоют свои любовные песни видящим сны цветам! Полный этих счастливых мечтаний, я несколько минут вдыхал чистый утренний воздух, а потом спустился обратно в склеп.
Глава 5
Первым делом я принялся складывать обратно обнаруженные мною сокровища. Это оказалось нетрудно. Пока что я удовольствовался тем, что взял себе оттуда два кожаных мешочка: один с золотыми монетами, другой – с драгоценными камнями. Гроб был прочно сколочен и не очень пострадал от моих усилий по его вскрытию. Я как можно плотнее прижал крышку, оттащил гроб в дальний и темный угол склепа, где завалил его тремя тяжелыми камнями. Потом взял два кожаных мешочка и сунул их в карманы брюк. Это напомнило мне о том, как убого выглядела моя одежда. Можно ли в таком виде появиться в общественном месте? Я заглянул в кошелек, который, как я уже говорил, перепуганные люди, поспешно затолкавшие меня в гроб во время скорых похорон, оставили при мне вместе с ключами и визитными карточками. Там оказалось две монеты по двадцать франков и немного серебра. Вполне достаточно, чтобы купить какую-нибудь приличную одежду. Но где ее купить и как? Обязательно ли мне ждать до вечера, чтобы выбраться из этой усыпальницы, словно призраку ужасного преступника? Нет! Будь что будет, но я решил больше ни секунды не оставаться в склепе. Толпы нищих, наводняющих Неаполь, одеты в жалкое тряпье, и в худшем случае меня примут за одного из них. И, с какими бы трудностями я ни столкнулся, они вскоре закончатся.
Довольный тем, что надежно спрятал разбойничий гроб, я прикрепил найденный мною жемчужный кулон с бриллиантами к цепочке у себя на шее. Я решил преподнести его в подарок жене. Потом, снова выбравшись через отверстие в стене, тщательно прикрыл его деревянными плитами и валежником, как прежде. Внимательно осмотрев стену снаружи, я убедился, что было совершенно невозможно заметить хоть какие-то признаки существования подземного хода – настолько хитро он был задуман и проделан. Теперь мне оставалось как можно скорее добраться до города, объявить, кто я такой, раздобыть еду и одежду, а затем со всей возможной быстротой поспешить домой.
Стоя на небольшом пригорке, я огляделся по сторонам, чтобы определить, в каком направлении мне следует двигаться. Кладбище находилось за пределами города, а сам Неаполь простирался слева от меня. Я заметил спускавшуюся в ту сторону извилистую тропу и решил, что если пойду по ней, то она приведет меня в предместье Неаполя. Без малейших колебаний я двинулся в путь. День уже полностью вступил в свои права. Мои босые ноги увязали в пыли, горячей, как песок в пустыне, а жаркое солнце немилосердно палило неприкрытую голову. Но я не обращал внимания на эти мелкие помехи – ведь сердце мое переполнялось радостью. Я мог бы запеть от восторга, весело и быстро шагая к дому и к Нине!