К тому же я очень переживала по поводу дискотек. Девчонки на медленных танцах почти все танцуют, а те, кто сидят, буравят друг друга взглядами. К тому же стоит мне один раз нормально потанцевать с каким-нибудь парнем, и все обязательно нас поженят в ту же секунду. Я даже глазом не успею моргнуть, как начнутся всякие подкалывания, подмигивания. Фу!

– Ты чего не танцуешь? – спросила меня Катя Ланцова на одной из первых дискотек.

Я злобно посмотрела в сторону. «Ну, что я говорила?»

– Да так, неохота.

Я вообще люблю делать все наперекор. Даже себе. Не хочу читать или решать примеры, я заставляю себя это делать и по три часа сижу как тупоголовая, ничего не смысля в этих задачках. Под конец иногда мне даже кажется, что это задачки решают меня, на сколько квадратных метров разрубить, а диаграммы ловят меня в свои кружочки. Кошмар, до чего меня иногда доводит мое упрямство.

В один из последующих дней в сончас я не смогла уснуть. Мы лежали с девчонками на своих кроватях и шептались. Я достала из тумбочки ручку и листки бумаги.

Маша заинтересованно посмотрела в мою сторону своими огромными глазами, но тут же увидев мой настороженный взгляд, отвернулась.

Вверху письма я подписалась – Волкова А.В. Это был мой творческий псевдоним, когда я что-либо писала или сочиняла.

Итак, вот это письмо, которое я показала только девочкам из нашей палаты. Здесь мои размышления:

«Я не знаю, насколько можно познать любовь. Мне кажется, что любовь – это единственное, что неподвластно человеку. Нельзя заставить любить. Нельзя принимать решения за человека. Можно только лишь ждать.

Но любить – не значит страдать.

Любить просто так, ни за что. Просто потому, что ОН есть, здесь рядом, с тобой. Просто потому, что так и должно быть.

Мне трудно жить, вот так, без ЕГО смеха, без ЕГО улыбки, без ЕГО голоса. Жить впустую. Тратить себя для других, не для НЕГО.

Можно просто закрыть глаза и представить, что ЕГО никогда не было, обманывая саму себя.

А можно просто подождать.

Можно устать, каждый день, изматывая себя. Что-то недоговорила, где-то пересилила. В итоге жить без него никогда не смогу.

И пусть ОН меня забудет, пусть наши дороги разойдутся, и мы больше никогда не увидим, друг друга, пусть будет так. Но я буду знать, что это не напрасно».

Я отложила ручку в сторону и зевнула. На сегодня, пожалуй, достаточно.

Внезапно девчонки начали шептаться слишком громко. Маша повернулась ко мне лицом и заговорила:

– Зина слушай, давайте сегодня, будем рассказывать друг другу страшные истории?

Я усмехнулась.

– Прикольно. Только давайте ночью. Так страшнее будет.

Маша кивнула и передала другим.

Внезапно я насторожилась. В коридоре все было тихо. Я посмотрела за окно. Никого. Откуда же тогда это неясное чувство тревоги?

                        ***

– Давайте, кто начнет? – послышался голос Кати.

Настя села на кровать и тихо пробормотала:

– Давайте я.

Я удовлетворенно кивнула. «Пока она говорит, можно будет вспомнить какую-нибудь страшную историю, только не такую, вроде: «Красное пятно» или «Гроб на колесиках». Они уже сто раз заезженные. Нужно что-нибудь новенькое», – подумала про себя, – «наверное, сгодится про общежитие, простенько и со вкусом».

Пока мы определялись с выбором, Настя начала рассказывать. Ее голос звучал пугающе и таинственно.

Когда она рассказала свою историю, я начала подробное повествование об общежитии. Как в одном городе было одно общежитие, и в нем происходили непонятные вещи. Она повторялась с другими историями и не была настолько страшной.

«Кажется с этими страшилками пора завязывать», – подумала мрачно я, взглянув сначала на потолок, потом на побелевшие лица девчонок, которые тоже, почему-то внезапно посмотрели на потолок.

– Подождите, у меня есть история, – прошептала тихим голосом темноволосая Катя, которая в темноте немного пугала.

– Тогда рассказывай, – потребовали мы и с восторгом ожидали рассказа.

– Давайте лучше оставим ее на королевскую ночь, – просипела та.

Мне вдруг стало страшно. Живот предательски скрутило.

«Нет уж. Рассказывай сейчас, иначе я точно умру от страха», – представила я себе всех этих чудовищ и монстров, выползающих у меня из-под кровати.

Я вообще трусиха, когда речь заходит о страшных историях. А после ужастиков по телевизору ко мне вообще подходить опасно.

– Да, давайте действительно потом, – почувствовала себя некомфортно в напряженной обстановке Маша.

Все согласились. Легли спать, но никто так и не уснул.

– Знаете, когда мне друг рассказал эту историю, на следующее утро у нас полу появилось пятно крови, – вдруг прошептала Катя онемевшим голосом. – Не, честно.

«Что за чушь…» – подумала я про себя, хотя мне от этих слов стало не по себе. – «Мамочки, мне плохо»!

Через некоторое время наступила тишина, затем Маша повернулась ко мне лицом и тихо спросила:

– Ты спишь?

Конечно, мы обе знали, что никто из нашей комнаты не спит, но легче было услышать голос.

– Нет, – тоже перешла на шепот я. – тебе страшно?

– Да. А тебе?..

– Нет… – как можно увереннее прошепелявила я одними губами.

На этом наш разговор закончился. Я посмотрела на потолок, потом на девчонок и заметила то, что они тоже посмотрели на потолок.

Когда мне становилось страшно, мне было страшно даже пошевелиться, было страшно посмотреть по сторонам, было страшно прислушиваться к звукам, было страшно говорить. Ночью мне иногда казалось, что сейчас из этой темноты выплывет какая-нибудь девочка с бледным лицом и красными глазами и убьет меня. Я могла настолько зафантазироваться, что могла не шевелиться и лежать, как в ступоре, целую ночь, боясь заснуть.

Но одновременно со страхом приходило жгучее желание сражаться со злом. Что было злом в моей жизни? Вечные ссоры с сестрой, драки. А настоящего ничего не было. Иногда так хотелось вдруг спрыгнуть с кровати и спасти хоть одного человека на свете от зла, от смерти. Во мне как будто просыпался какой-то герой, который говорил: «Ну что ты такая трусиха? Можешь одна сделать что-нибудь такое потрясающее, и никому не заметное?» И я понимала, что я бы смогла. Главный мой страх заключался в том, что я боялась собственных ошибок.

***

– Девчонки, давайте потом, – посмотрела на нас Настя и сощурилась. Нам стало не по себе. «Может быть, правда, не надо?» – подумала я и посмотрела на Машу. Та в свою очередь взволнованно взглянула на Катю.

– Давайте сейчас, – не очень смело проговорила Маша.

– Да че щас то…– недовольно сказала Настя и, вынув из шкафа сумку, кинула нам каждой по конфетке.

Я, увидев то, что мнения разделяются, решила принять сторону Маши.

– Спасибо, – взяла я одну из конфеток и засунула ее в рот, – нет, действительно, давайте сейчас. Потом уже будет неинтересно.

Катя молча перевела взгляд с меня на Настю. Затем уселась на кровать, и задумчиво разглядывая свои ногти на руках, проговорила:

– Мне все равно. Решайте сами.

Я даже не посмотрела в ее сторону, и так заметив, что она полностью ушла в свои мысли.

– Девчонки, это же так прикольно, – засунув еще одну конфетку за щеку, прошепелявила я и принялась расправлять постель, потому что через десять минут должен был быть отбой, – я «за», – и непонятно, для чего, вдобавок подняла руку, как на уроке.

Настя недоверчиво покосилась на меня. Маша пожала плечами, а Катя изобразила равнодушную овечку.

«Блин, хорошие соседки».

Внезапно я отключилась от внешнего мира и подумала о том, что еще такого меня ждет в этом лагере. Я отдернула занавеску, кто-то из девочек щелкнул выключателем, и мои глаза погрузились в полумрак.

Я посмотрела на небо. Сегодня оно было еще яснее, чем обычно. Около корпуса я приметила физрука, сидящего на лавочке, а рядом с ним вожатую. Но меня это не заинтересовало.