Я ненавидела прибираться. Дома у меня всегда жуткий беспорядок. Редкие дни, когда у меня вообще было прибрано, я старалась растягивать до максимума. Неизвестно, когда еще на меня ниспадет вдохновение убирать квартиру.
Не то чтобы я лентяйка, нет. Просто я люблю делать все наперекор, потому что ненавижу, когда мной управляют или манипулируют. К тому же я очень добрая и редко кому могу отказать в просьбе, если знаю, что это оскорбит или обидит хорошего человека.
Весь день прошел как в тумане. Я не могла ни на чем сосредоточиться.
Небо с самого утра было светлое, солнечное, почти без облаков, что изрядно портило мне настроение, потому что при такой погоде к полудню обязательно будет жара, а тенька во всем лагере кроме «домиков», беседок и деревьев почти не было, учитывая то, что мы не должны были заходить в корпус до обеда.
Часов в одиннадцать вожатые сказали, что нужно будет приготовить какой-нибудь номер от нашей партии к открытию смены.
Юля и ее новые подружки при упоминании о номере сразу же возникли на горизонте. Я поняла: они собираются участвовать и наверняка предложат танец. Кроме танцев, как мне казалось, они ничего не умели делать.
Я поспешно ретировалась, потому что сегодня у меня совершенно не было настроения заниматься чем-то серьезным, к тому же я подсмотрела, что на волейбольном поле уже начал собирать некоторый народ. И почему бы мне вместо того, чтобы мешаться, не пойти и не поиграть в пионербол?
Что я представляла себе «лагерем»? Слово «лагерь» для меня ничего не значило, кроме того, что там я была свободна и полностью предоставлена самой себе, включая избавление от домашних обязанностей и препираний с сестрами.
К тому же это повод отдохнуть от жизни и расслабиться. В последнее время дни у меня были напряженными. Дома ничего не удавалось. Постоянные ссоры с Дашей (моей сестрой) в конец меня измучили. Никто, казалось, не собирался меня понимать. У всех как будто больше дел не было, как давать мне нравоучения: что мне нужно делать, а что нельзя.
К тому же я надеялась, что в лагере смогу влюбиться в какого-нибудь красивого мальчика. Но влюбляться для меня было делом сложным. Зато, когда я была всем довольна, на меня чаще ниспадало вдохновение, и я могла писать стихи.
Но как оказалось, моим мечтам не суждено было сбыться. В первом отряде кроме Вани Ульянова, моего знакомого, никого нормального не было.
О нашем отряде и говорить не приходилось. Единственного, кого я считала там терпимым, так это нашего командира – Игоря Шилова, симпатичного мальчика с красивыми глазами. Но и он для меня ничего не значил, а узнавать кого-то поближе я не хотела. Ненавидела дружить с мальчиками.
К тому же я уже увидела, КАК Разумов на меня смотрел и что-то шептал на ухо своему новому дружку Антону из нашего отряда. Если бы его глаза могли, то они уже давно бы просверлили во мне дырку. Связываться же с Разумовым желания не было. Этого пингвина я терпеть не могла.
К тому же и Антон был не подарочек. Он был в точности такой же, как и Разумов, и я уже могла с уверенностью сказать, что эти самовлюбленные души нашли друг друга. Теперь список моих врагов пополнился. Разумов наверняка нагонит про меня разных небылиц и всякой чуши, лишь бы все мальчики были против меня. Хотя и я не сдавалась. У меня ведь тоже язык был, хотя я и не любила им распускать, как это делал он.
В общем, как говорится: у нас была «взаимная ненависть». Я по этому поводу совсем не переживала. Годы, проведенные в одном классе с таким же «фруктом» как Разумов – Тимофеем Спиренковым, развили у меня иммунитет на подобных выскочек.
В сончас мы почти все сразу же уснули. Когда я проснулась, шторы были плотно задернуты. Я приподняла голову от подушки и осмотрелась.
Девочки все спали. Катя что-то посвистывала, Настя шумно вздыхала, а Маша тихонько похрапывала. Я усмехнулась. Вместе у них получался неплохой сонный ансамбль.
Я тихонько, стараясь никого не разбудить, открыла тумбочку. Но на шум сразу же проснулась Маша.
– Спи… – прошептала я ей досадно.
«Не хватало еще всех разбудить».
Маша уткнулась в подушку и через некоторое время снова уснула.
Я взяла из тумбочки листочек, чтобы порисовать, но через некоторое время у меня тоже глаза начали слипаться, и я провалилась в темноту.
Проснулась, когда песня, оповещавшая о конце сончаса, уже голосила. Я лихорадочно оделась, заправила постель, закинула любимую ночнушку в шкаф, мысленно пообещав, что ПОТОМ обязательно приберу и побежала умываться.
Когда вернулась, все уже вышли на полдник. Я схватила бейсболку и вылетела в коридор. Догнав девочек на лестнице, я перевела дух.
Я уже видела номер, который приготовили девчонки. Как оказалось, это был действительно танец. Во главе, конечно, была Юля. Вообще-то получилось прикольно, потому что в танец еще впихнули Игоря Шилова. По замыслу он сначала пританцовывал сзади, а потом уже вошел в кураж и…
Но меня это не волновало. Сегодня у меня не было никакого подходящего настроения.
На линейке, открывающей смену, нам говорили о всяких правилах, а потом вносили знамя лагеря. Еще было одно знамя специально вожатых: «Фелица».
На концерте мы смотрели номера от каждой партии. Номера были выполнены блестяще. Наши девчонки конечно волновались. А меня снова пронзила стрела ревности к Юле, когда она взволнованно разговаривала со своими подружками. «Ну почему, почему я не с ней? Вот нашей дружбе и настал конец» – тоскливо подумала я, но сразу же отбросила эти мысли в сторону. Не хватало еще, чтобы Юля поняла, что я по ней скучаю.
Мы были подругами с детства. Конечно, я знала, что кроме меня у нее должны быть и другие подруги, но та пропасть, в которой находились наши натянутые отношения СЕЙЧАС, просто съедала меня.
Я жила разумом, а Юля скорей чувствами.
Где-то в конце концерта физрук неожиданно встал со своего места, хотя с моей интуицией и превосходным слухом, я это предвидела уже довольно давно, так что для меня это не стало неожиданным, и приготовился выйти на сцену.
Это был очень красивый танец. Танец физрука и вожатых. Ну конечно, десятка вожатых – девушек и один-единственный парень. Что может быть красивее?
– Зина, сегодня твой день дежурить в столовой, – послышался чей-то голос.
Я повернула голову от каши и кивнула неизвестно кому.
Мне пришлось дежурить вместе с Разумовым. Он вел себя сдержанно и даже терпимо. Если бы я не знала его характер, то подумала бы, что это хороший парень.
Все это утро я думала о том, что такое жизнь. Вопрос вечный, так что думать об этом можно было каждый день. Но я вдруг задумалась почему-то именно сейчас, когда эта жизнь принимала странные обороты, и они явно были не в мою пользу.
– Зина пойдешь с нами в пионербол? – закричали девчонки.
Я радостно вскочила с места. Наконец-то можно снова что-нибудь сделать в свое удовольствие.
Сегодня я почти не видела вожатых или физрука, или вообще кого-нибудь, кроме детей. Наверное, они все прятались от жары под теньком.
Ближе к концу игры пришли девочки из первой партии, и… Я умела очень хорошо играть, но понимала – они точно пересиливают нас по силе.
«Конечно, такие кобылы! Куда нам до них!!»– с жарким гневом подумала я после того, как они начали играть. Один прыжок, и вот мяч уже у них в руках. Потом небольшой шажок вперед, топка… и один гол считай уже их.
Я, конечно, тоже знала несколько приемчиков, зато подавала просто отвратительно. Мой крученый мячик – тьфу! – по сравнению с их перехватами.
«Наверняка у нас будут проводиться соревнования по всем этим фигням. Какой будет позор, когда мы продует! Может быть, мы даже сумеем сравнять счет, но, если вырвемся вперед, они точно не оставят нас в покое».
Что было у них, чего не было у меня? Наверное, возраста. По этому поводу я вообще часто переживала. Мне хотелось быть взрослой. Вот еще один год, и мальчики начнут обращать на меня внимание, что я дико не люблю. Просто не переношу их на дух. Мне спокойно только с теми, кого я сама выбираю, хотя бы не в друзья, но в знакомые. Мне будет достаточно одного общения. Все эти признания, подарочки, конфетки, поцелуи не для меня.