– Вы меня не поняли! – заторопился я. – Дело вовсе не в этом! Нынче все вокруг говорят, и здесь ничего не поделаешь!
– Тогда в чем? – приподнял брови мужчина.
– Вы сказали: “Я уже давно ни во что не верю и ни на что не надеюсь” Скажите, вы это сами придумали или где-то прочитали?
Я выпалил эти слова и сразу почувствовал, каким глупым должен показаться мужчине мой вопрос и каким назойливым дураком я сам. Мужчина, однако, смотрел на меня без осуждения, а скорее со спокойным удивлением.
– Так и сказал?
– Да, именно так.
Мужчина помолчал, а затем произнес:
– По правде говоря, я не совсем понимаю, чем вас могли удивить эти слова. Лично я не вижу в них ничего особенного. Именно так, по моему мнению, и должен рассуждать умудренный жизнью человек. Во всяком случае, я с этим вполне согласен и считаю, что мог, как вы выразились, придумать это сам. Хотя и мог где-то прочитать.
Мужчина говорил внушительно и доброжелательно, как всякий культурный человек, к которому на улице прицепился возбужденный прохожий. Окончив говорить, он остался сидеть, повернувшись вполоборота и глядя на меня в упор, словно предлагая непременно с ним согласиться.
И тогда я сказал:
– Все правильно. Только после этого вы сказали то, что знаю я один. Во всяком случае, так я считал до нашей встречи.
– Да? – улыбнулся мужчина. – И что же такого гениального я сказал?
– Вы сказали: “Только не надо мне говорить, что я сплю и обречен” – так же внушительно произнес я и, в свою очередь, уставился на него в упор.
– Неужели я мог такое сказать? – улыбнулся мужчина. – Но ведь это бессмыслица какая-то!
Глаза его насмешливо прищурились, но вместо того, чтобы попытаться избавиться от меня, он уселся удобнее. И тогда я рубанул со всего плеча, не заботясь, что он обо мне подумает:
– Скажите, вам приходилось поднимать с земли обгоревший кусок газеты?
– С объявлениями? – ничуть не удивившись, живо откликнулся мой собеседник.
– Да! – почти выкрикнул я.
– Приблизительно пятнадцать сантиметров на пятнадцать с наполовину обгоревшими краями?
– Да!! – почти завопил я.
– Нет.
– Что – нет?! – опешил я.
– Нет – это значит, не приходилось.
– Но откуда же вы знаете…
– Угадал.
– Но ведь это невозможно угадать!
– Значит, возможно.
И, глядя на мое лицо с отвисшей челюстью, добавил:
– Успокойтесь. Я понимаю, о чем вы говорите. Но мне ЭТО было доставлено другим способом.
– Каким? – тут же щелкнул я челюстью.
– Неважно. Не в этом дело.
– А в чем? – снова лязгнула растерянная кость.
– В том, что вы хотите узнать.
– Но я ничего не хочу узнать!
– Я и сам поначалу так думал, – невозмутимо откликнулся мужчина.
– Слушайте, я ничего не понимаю! – взмолился я. – Кому и зачем я потребовался? Чего от меня хотят? Что я должен делать?
– Ждать.
– Чего ждать?
– Не чего, а что: знаки.
– Какие такие знаки?
– Для каждого они свои.
– А вы сами тоже ждете?
– В некотором смысле.
– Давно?
– Достаточно давно, чтобы перестать от этого переживать.
– Слушайте, зачем вы говорите загадками?! Я же вижу, что вы имеете опыт в этом деле! Неужели нельзя мне все толком объяснить?
– Толком вам никто и ничего не объяснит.
– Но почему?
– Потому, что в этом деле нету толка.
– Как – нету толка?
– Нету толка в том смысле, как вы привыкли его понимать.
– Черт знает что! Но ведь это же бред какой-то! Если нету толка – зачем же морочить людям голову?!
– Чего вы так волнуетесь? У вас что-нибудь болит? На вас показывают пальцем? Вас выгоняют из дому?
– Пока нет, но все впереди!
– Успокойтесь, впереди у вас нечто другое.
– Что?
– Придет время – узнаете.
Отчаявшись разорвать завесу тайны, я, выставив локти, обрушил спину на колени, понурил голову и замолчал. Ситуация запуталась еще больше. Вроде бы есть у кого спросить, а яснее не стало. Одно из двух: или он сам ничего не знает, или запутывает меня умышленно. Дипломат хренов.
Я сказал:
– У меня масса вопросов. Я так надеялся, что вы мне на них ответите…
– Отвечу, но не сегодня. Кстати, вы говорили кому-нибудь о том, что с вами случилось?
– Нет.
– Правильно. Советую вам не делать этого. Иначе вас ждут неприятности с обеих сторон.
Сказав это, мужчина встал.
– Вы мне нравитесь, но, к сожалению, я должен вас покинуть. Дела. Надеюсь, мы еще увидимся. На всякий случай, вот вам моя визитка. Звоните.
Он вынул из нагрудного кармана и протянул мне визитку, затем протянул руку, крепко пожал мою и не спеша удалился. Я стоял, держа визитку в руке и глядя ему вслед, неудовлетворенный и расстроенный. Когда его представительная фигура исчезла за углом, я поднес визитку к глазам. Это был обычный на вид кусок тисненого картона. У левого его края располагался логотип в виде длинного красного кувшина с двумя ручками. Середину кувшина опоясывала белая лента с вытесненными на ней черными фигурками и непонятными знаками. В центре визитки черным по белому было написано – Иванов Виктор Владимирович, АНТИКВАР. Ниже указан номер телефона: 777-0-666. Все.
Я пожал плечами, достал бумажник и сунул туда визитку. Что ж: Иванов, так Иванов, антиквар, так антиквар. Как-никак, собрат по несчастью. И на том спасибо. Я еще раз пожал плечами, что соответствовало ответу компьютера: «На ваш запрос найдено ноль файлов», и двинулся ловить маршрутку, чтобы продолжить путь к рабочему месту.
9
Вот вам простой вопрос: чем один человек отличается от другого? Полом? Ростом? Весом? Лицом? Запахом? Зарплатой? Способностями? Мобильником? Ловкостью рук? И да, и нет, ибо всё перечисленное можно как приобрести, так и утратить. Потому что, кто обладает состоянием – должен опасаться. Влиянием – скрываться. Если у кого счастье – то обманчивое. Если талант – то посмертный. Изворотливый когда-нибудь застрянет, красота когда-нибудь завянет, сила когда-нибудь угаснет. И каждый когда-нибудь, да опечалится. Потому что все живущие рано или поздно сравняются.
Главное отличие – это мегабайты нашего серого веществе, которые всегда при нас и крутят нами, как запахи собачим носом. Их количество и качество и есть наша настоящая цена, которая никогда, к сожалению, не совпадает с рыночной. Вот я, например, в данный момент ст0ю никак не меньше миллиона долларов. А кто об этом знает, кроме антиквара Иванова? Никто. Обидно, черт возьми. Приблизительно так думал я, сидя спиной к водителю и глядя, как быстрые серые тени набегают на неподвижные лица моих новых соседей по маршрутке.
"Что знают эти люди? – думал я. – Только то, что видят их глаза и слышат их уши. Заглянуть внутрь себя они не способны. Что для них есть истина? Только то, что диктует им прямолинейная логика городской кухни. Логика кривых миров им недоступна. Что они могут? Заигрывать с гравитацией, кокетничать с законом Архимеда, насиловать трение, презирать инерцию? Самодовольные невежды! Если бы они знали то, что знаю я!"
Неразбавленный весенний аромат скользнул через приспущенное стекло водителя и опьянил меня. Гордыня вдруг овладела мной. Вырастая в плечах, я смотрел на случайных попутчиков, как адвокат смотрит на клиента, врач – на пациента, чиновник – на просителя, кандидат – на избирателя, вор – на фраера. "Если бы они знали то, что знаю я!" – распухая от важности, обращал я в условный капитал мои недавние страхи.
"Все-таки, скользкий тип этот Иванов, – утешив самолюбие, вернулся я к подробностям чудесной встречи, – Ничего конкретного. Сплошной туман. Только и сказал: "Жди, сам все узнаешь". А между прочим, знал про меня то, что не должен был знать!" – массировал я свое недовольство, растирая и пощипывая. – Что-то я не заметил, чтобы он мне обрадовался. Или он таких, как я каждый день встречает? Да и признался подозрительно быстро. А ведь мог поднять на смех и культурно свалить. И лицо у него слишком правильное. Не наше лицо. И ушел быстро. Вот я, например: если бы ко мне подвалил такой же бедолага, как я сам – неужто бы я стал торопиться по делам? Неужто бы не отвел душу? Нет, конечно, он в курсе, вопросов нет. Но уж больно деловой. Подумаешь – антиквар хренов!" – брюзжал я, как бывший член Политбюро в доме престарелых.