– Хочу, хочу! – хихикала дочка, уклоняясь от щекотки.
– Вы только и хотите, что есть. Больше от вас никакого толку нет, – поджала губы жена и, подхватив принесенный пакет с провизией, отправилась на кухню.
– Неправда, есть толк! Правда, Светка? Это от других толку нет, а от нас толк есть, и мы хотим есть! Правда, Светка? Ну, говори – правда?
– Правда, правда! – звенел колокольчик детского смеха.
Мы с дочерью смеялись и дурачились, и нам было хорошо. Да разве бывают в жизни минуты лучше?!
– А чего Андрюха прячется? – спросил я всезнающую Светку.
– Он сегодня в школе с каким-то мальчишкой из своего класса подрался! Мама его отругала и сказала делать уроки и не высовываться!
– Правильно сказала. Ну, беги, готовься к ужину! – спустил я дочь с рук, прикидывая, как мне вызволить с кухни пакет с бумажкой. Пройдя на кухню, я уселся на табурет и стал наблюдать за хлопотами жены.
– Что в школе сказали? – поинтересовался я.
– Про Светку – хорошо, про этого оболтуса – плохо. Он еще и подрался сегодня. Как специально. Поговори с ним после ужина. Будь с ним построже.
– Кто кому надавал-то? – спросил я, пристраиваясь поближе к пакету.
– Вот уж не интересовалась! – раздраженно ответила жена, отворачиваясь к плите.
– Ладно, пойду, посмотрю, что он там делает, – сурово сказал я.
Бесшумно схватив пакет, я встал, повернулся спиной к жене, пристроил пакет впереди себя и бочком проскользнул в свою комнату. Там я извлек газетку и вернул ее в ящик на прежнее место, проводив следующими словами: "Ну, зараза, опять тебе повезло! Только не радуйся: все равно сожгу! Сожгу, так и знай! И пепел развею на помойке!" Вместо ответа бумажка развалилась поверх содержимого ящика, отсвечивая наглой желтизной помятого лица. Я плюнул и захлопнул ящик. Придя в комнату к сыну, я нашел его за приготовлением уроков.
– Привет! – сказал я, подходя к нему сзади и кладя руку на плечо.
– Привет, – пробурчал сын, не отрываясь от занятия.
– Как дела в школе?
– Нормально.
– В новостях объявили, что ты сегодня подрался…
Сын молчал.
– Ну, ладно, рассказывай, что случилось.
– Ничего не случилось.
– Но ты же подрался! Или это у нас уже обычное дело?
Сын молчал.
– Ну, понятно. Наверное, получил, как следует, потому и молчишь. Стыдно признаться.
– Ничего я не получил! Это он получил!
– Кто – он?
– Володька!
– Какой Володька?
– Иванов! Ты его не знаешь! Он у нас недавно! – выкриками восстанавливал справедливость Андрюха.
– Ну, чего ты кричишь? Успокойся и расскажи нормально!
– Он сказал, что все знает, а я сказал, что кто знает – тот ошибается, а кто не знает – не ошибается, а если он знает и ошибается, то он врет! А он сказал, откуда я знаю, а я сказал, что это ты сказал и тогда он сказал, что ты – дурак! Тогда я ему и врезал!
– Хм, хм… Какой нахал, этот Володька Иванов. Ну, и чем дело кончилось?
– Он сразу заныл и сказал, что расскажет про все своему отцу.
– А кто у него отец?
– Не знаю! Ребята сказали – какими-то шмотками старыми торгует! Они еще слово такое сказали, только я забыл!
Я насторожился:
– Антиквар, что ли?
– Да! Антиквар!
"Вот тебе на!" – ослаб я и, подумав немного, вынес отцовский вердикт: – Ладно, Андрюха. Оскорблять, конечно, нехорошо, но и драться тоже нехорошо, особенно в школе.
Подумал еще и сказал:
– А насчет "знать – ошибаться" – это у нас уже не актуально. Мы сейчас со временем балуемся, а это совсем другое дело. Так что, твоя задача простая: на провокации не отвечать! Понял?
– Понял! А как это – на провокации не отвечать?
– Объясняю: это значит, если тебе – в лоб, то ты – в глаз! Теперь понял?
– Теперь понял! – обрадовался Андрюха, и мы с ним, довольные друг другом, отправились на зов нашей любимой жены и матери ужинать.
Мне показалось, что я дал сыну дельный совет. В конце концов, если мордуют нас – должны мы отвечать, или нет? И хватит, черт побери, лить слезы по пустякам! Какой безответственный пример для подрастающего поколения! Размокший мужчина, как размокший хлеб – весьма неприятен на вкус!
14
Бессильный думает о силе, бедный – о богатстве, сапожник – о сапогах, пирожник – о пирогах, а я в этот вечер думал о том, чтобы напиться. С этой целью я вытащил из холодильника бутылку водки и со словами "Сейчас пить будем!" водрузил ее на стол кухни, куда вся наша компания собралась на ужин. Компания восприняла этот жест неоднозначно.
– Вот ничего себе! – сказала жена, еще более укрепляясь в мысли, что ее муж от нее что-то тщательно скрывает. – Разве сегодня праздник?
– Папа, не пей, а выпил – закуси! – поддержал меня сын шуткой, которой я же его и научил.
– Папочка, опять у тебя в голове будет болеть! – пожалела меня дочь.
– Не боИсь, народ, все будет хорошо! – бодро пообещал я и спросил у жены. – Будешь со мной?
– Ну, налей, – неожиданно согласилась жена.
Я налил и поднял рюмку.
– За что пьем? – спросила жена, следуя моему примеру.
– За любовь! – твердо ответил я, устремив честный взгляд в ее большие недоверчивые глаза, и мы с ней выпили по первой.
– Папочка, а что такое любовь? – спросила дочь, забыв про тарелку и глядя на меня большими серыми глазами.
– Любовь? – уставился я на дочь, задумчиво пережевывая кусочек хлеба, и вдруг невольно подумал: "Вырастет – красавица будет! Вот кто-то побегает за ней!"
– Любовь – это… любовь – это… – тянул я, продолжая жевать.
– Ха-ха! Любовь! Маленькая еще про любовь думать! – поспешил мне на помощь сын.
– Сам ты маленький! Мамочка, а что он вечно мешает мне с папой разговаривать! – отодвинула от себя тарелку дочь.
– Ешь, Светик, ешь, не отвлекай папу! Папа все равно не знает, что такое любовь! – утешила ее жена.
– А ты знаешь? – продолжала допытываться дочь.
– Я знаю! – твердо ответила мать.
– А что такое любовь?
– Вырастешь – узнаешь!
"Ах, милые вы мои! Все я знаю про любовь, да только не до того мне сейчас!" – подумал я, а вслух спросил:
– Ну что, по второй?
– Не буду! – сурово отказалась жена.
– А я буду! – весело сообщил я, рассчитывая, что после второй мой праздник станет всеобщим.
Налил и выпил.
– Ты бы закусывал, – покосилась на меня жена. – Ребенок-то тебе правильно советует!
– Да что мне после второй будет! – отмахнулся я. – Ну, рассказывайте, что у кого за день случилось! Ты можешь не рассказывать! – махнул я рукой в сторону сына. – Я уже знаю. Молодец!
– Молодец – это как? – вскинула на меня удивленные глаза жена.
– Молодец – это значит, молодец! Это значит, что действовал правильно! – положил я руку сыну на плечо и, в подтверждение, слегка пристукнул кулаком другой руки по столу.
– Да ты что, с ума сошел?! Ты чему ребенка учишь?! – всплеснула руками жена. – В школе драться – молодец?!
– Молодец, – сурово сведя брови, подтвердил я. – Молодец у нас сын. Вступился за честное имя семьи.
– Ты с ума сошел, – прошептала жена.
– Отнюдь, – сказал я, наливая себе водки.
– Хватит лакать! – спохватилась жена. – Ты что, напиться решил?
– Точно, – подтвердил я.
– Ты что, дурак?
– Вот, – сказал я, – вот… И пацан этот Андрюхин то же самое сказал.
– Какой пацан? Кто сказал? Что сказал? Что вы выдумываете? – заломила руки жена.
– Да Володька! – не выдержал Андрюха.
– Какой еще Володька?
– Да Иванов! Ты его не знаешь! Он у нас недавно! – втолковывал ей Андрюха.
– Да что он, в конце концов, сказал, ваш Иванов?
Моя любимая дочка Света сидела, вжавшись в спинку стула и провожая взглядом порхающие туда-сюда слова.
– Он сказал, что папа – дурак! – выпалил Андрюха, даже не пытаясь смягчить приговор.