Давать названия стихам

Какое свинство, стыд и срам

Стихи не для того живут

Чтоб радовать формальный люд

Чтоб выбирать формальный путь

Не ругай меня за мои ошибки

В конце концов, они же мои.

Я иногда ощущаю фальшивкой

Все что находится где-то внутри.

Кто я?

Чего я, в конце концов, стою

Как правильно жить, как не правильно жить?

Я, словно Атлант, держу бремя, стоя

Желая его на кого-то свалить.

А смысл?

Кому-то все это доверить -

Как ванную краски столкнуть с этажей

Летит-то красиво, но трудно поверить,

Что будет хоть что-то помимо камней,

Осколков и пятен от краски повсюду.

В моей речи «я» заменили предлоги

Меняться? Меняться, наверно, не буду.

Мной вырасти было дано лишь немногим.

Точнее лишь мне. Пусть не стою нисколько,

Пусть мои речи пустее прилавков

Во время хрущевок до перестроек,

Зато пусть красивы – писания Канта.

Пусть буду неслышима, буду незрима

Пусть ничего не достигну вовек.

Пусть только хотя бы я буду счастлива,

Ведь мы – просто люди

Я лишь человек.

***

Панна Рамей просыпалась в огромных хоромах

Мягко вставала на пол и готовила чай

После садилась, писала о странствиях новых

Что привело её в радость, низвергло в печаль

Мало кто помнил, откуда она приезжала

Мало кто помнил, куда исчезала потом:

Кто-то когда-то видал её шаль у причала,

Кто-то и шляпу в воде увидал за бортом.

Байки ходили… Но байки кончаются в барах

И остаются всё там же на птичьих правах

Панна Рамей была истинно пламя в пожарах:

Словно любовь, что мешает с собой вместе страх.

***

Панна Рамей отдыхала в ближайшей пивнухе

Тут вряд ли кто-то ходил из вельможной толпы

Но тут ходили селяне, а с ними и слухи.

Слухи не ангелы; слухи – немейские львы.

К ней привязался какой-то навязчивый мальчик

Весь уработанный, но не теряющий хватки,

Мальчики, вроде него, обожают загадки

И предлагать выйти замуж таким как она

А ещё о таких не заботятся люди,

Вряд ли искать по баракам их кинутся службы,

Так, может кто-то по пьяни, а может по дружбе

Да и припомнит о ком-то из сотен толпы

Значит, на вечер уже было все решено,

Но тут вмешался какой-то неведомый странник

Он выглядел так, будто тайны все знает давно

Знает мечи, гобелены, кнуты, женщин, пряник.

Он отстранил мальчугана, присел с нею рядом

Кинул на стол, словно кости, идеи пути:

Панна Рамей усмехнулась улыбкою-ядом

И согласилась идти

***

Панна Рамей никогда и не думала прежде

Что нету правды в еде, как и нету в одежде

Но все старалась не думать об этом в ночи

При свете звёзд, в час когда восстают палачи.

Её секреты дороже бывали интриги

Что во дворцах, во дворах, в переулках и книге

Где-то ещё: под забором, у моря в камнях

Но этот странник запутаться должен в следах

А не сидеть и не пить с нею вместе вино

И говорить что знакомы как будто давно

Что-то не так: его запах хладится как сталь

Пусть он и врет что все это всего лишь февраль

Хочется верить, а верится как-то не очень

Каждый из них дожидается пламенно ночи

Панна Рамей подбирает все милые лица

Но этой ночью уже

Ничего

Не случится

***

Панна Рамей просыпается с кем-то в постели

Вот уже месяц четвёртый, а может быть пятый,

Время летело, с собой забирая недели

И выметая все прошлое напрочь из хаты

Он просыпается с Панной в её же постели

Не понимая, что делает здесь и зачем

Чувствуя что-то ползущее медленно в теле

Будто бы червь прорывает земельную чернь

Им бы сбежать, но так просто оно не случится:

Живыми вдвоём им не выйти из этого дома

Кто-то из них будет жертвой, а кто-то – убийцей

Кто-то из них пожалеет, не выбрав иное

И когда орден прижмёт их обоих к стене

И объяснит, что любви не бывает на свете

И Королева убийц погорит, да в святейшем огне,

Или убьёт и уйдет, словно северный ветер

Чтобы не видели больше ни стана, ни рук

Что после этого больше не будут причастны,

А если убьёт, то за это возьмутся уж власти

И миллионы всевидящих, слышащих слуг.

Выживут только влюблённые – не под машиной

Не в котелке с обжигающим жидким оловом

Панна Рамей в секунду становится гильотиной

И отрубает голову

***

Панна Рамей открыла свою забегаловку

Где-то в порту подалече от пристальных глаз

И наняла огроменного злобного дяденьку

Что от пьянчуг с кораблей её давече спас.

Все это время пыталась забыть свои руки,

Все это время пыталась забыть эту жизнь,

Где среди холода, счастья вдруг выросла мука

Словно сорняк, что утягивал медленно вниз.

Он был убийцей, что должен был вырвать корону,

Она – Королевой, что это, конечно же, знала

Он врал ужасно нелепо, она – не особо

Что она, в общем, хотела? Чего ожидала?

Как-то вошёл к ней напиться весомый мужчина,

Ну как напиться – зайти и сказать ей привет

Да, у таких каждый раз понайдется причина

Чтоб вам желали любовь, чтоб желали совет!

Да, таких и не ищут ищейки в бараках,

Скорее на службе, скорее в счастливейших браках.

Панна Рамей, чтоб забыться о чем-то скорей

Ответила «да» по прошествии нескольких дней.

***

Пани Рамей просыпается в тёплой постели

Встать бы за чаем, но он уже в кружке готов

И все хорошо

Уже три с половиной недели

Только из слов «хорошо» не родится любовь.

Да и она и не знала – чего? – о любви

И не слыла Королевой-Эмоции-Драмы…

Но

Пани Рамей достигает обрыва скалы

Влетает в неё

И становится

Вдруг

Панорамой

Я боюсь умирать

Ибо смерти венец:

Темнота, тишина и забвение.

И не титров, не надписи

скучной

«Конец»

Ни спасения, ни сохранения.

Что останется там?

Что останется тут?

Беспорядок, две кружки и вилка?

Инвентарь, бардачок и по мелочи лут,

Три стиха, десять книг и картинки?

И часы на столе будут вредно жужжать

За окном замотает березу,

А я буду лежать

Да, я буду лежать

Толь во сне, то ли впрямь – под наркозом

А до этого что? Пара кратких путей,