Они спешились и привязали лошадей к раскидистому дереву, которое отыскалось в нескольких лучинах езды от дороги. На вытоптанном пяточке земли Юджин и Эв развели небольшой костер, больше для уюта, чем для тепла, потому как летние ночи были на удивление теплыми. Пламя сперва поднималось неохотно, но маг наклонился к нему с улыбкой, голыми руками поводил прямо по огню, словно гладил домашнего зверя, и костерок с радостным потрескиванием вырос почти вдвое за несколько мгновений.
Они сидели в освещенном алым пламенем кругу, щурясь и вполголоса переговариваясь. По рукам пошла початая фляга, заговорили обо всем сразу и вместе с тем ни о чем. Мигель задумчиво напевал старую песню, сочинителя которой так и не восстановил в памяти. Он и слов-то знал немного, только те странные, непривычные образы, что сохранились в его размытых детских воспоминаниях, да неторопливый мотив.
Вырос город из тумана, небо царапает в хмурые дни.
Это не дом наш, дружок, не ветер дурмана,
а дорог бесконечные ленты — нам крыша, подобие храма,
что обнимет и будет для нас до утра разводить огни.
Не бойся и мечу не давай зарыться в подножий прах,
ты меня вспоминай попозже, а пока — забывай свой страх.
И иди, пока можешь идти, а потом отдохни от зари до зари,
я тебе подарю свою песню, верни же мне память,
а пока набирайся сил, мирно спи, крепко спи…
Больше наемнику не удавалось вспомнить ни строчки. Во время своих странствий он много спрашивал у бродячих менестрелей, но те все одинаково качали головами, а если и припоминали мелодию, то знали и то меньше самого Мигеля. В конце концов он смирился и согласился радоваться, что есть хотя бы это — и вспоминал их тихими теплыми ночами, в узком кругу своих друзей.
Вынырнув из своих мыслей, файтер увидел, как легко и беззаботно смеется над какой-то шуткой вор, как отвешивает ему подзатыльник — давно уже шутливый — скрывающий улыбку монах, как по-восточному складывает ноги и таинственно, как всегда, улыбается прислонившийся к стволу огненный маг. Он смотрел на них и удивлялся, как изменилась его жизнь за прошедший год — по ничтожной крупице, но так, оказывается, намного. Ему и в голову не пришло, что он сейчас точно так же выглядит в свете костра, а в головах у друзей, быть может, такие же мысли.
— Завтра мы поскачем в сторону Фаскана. Если поторопимся, то будем там в середине третьего дня пути, и к вечеру уже покинем Альрин, — наемник принял переданный ему ломоть хлеба с треугольничком сыра и благодарно кивнул.
— Интересно, у соседей нас так же тепло примут? — сказал Юджин, сдерживая зевок и тактично прикрывая рот рукой. Парня разморило у теплого и такого родного, безопасного пламени костра, и теперь его неумолимо клонило в сон.
Мигель пожал плечами, а Хьюго ответил вместо него, что нет, вряд ли, ведь в другом королевстве свои законы и силы, было бы очень сложно подчинить их все себе, кто бы за этим не стоял.
Эверард хмыкнул, но промолчал.
Вскоре задремавшего мага прикрыли плащом и, посмеиваясь, заговорили еще тише. Было что-то особенное в этих затягивающихся на многие часы разговорах, когда смотришь в огонь, поминаешь прошлое и немного загадываешь на будущее, когда никуда нельзя торопиться, потому что кроме этого момента ничего и нет больше: опасность, конечно, идет следом, но сейчас она где-то рядом, не с нами, в круге света тепло и весело, а вино приятно согревает душу и тело. И нет времени прекрасней и лучше, даже неприятности и те только добавляют того пьянящего так, что ни с каким вином не сравнится, чувством — чувством того, что ты, о боги, по-настоящему жив.
========== Глава 8. В сердце ливня ==========
Следующий день был для квартета бесконечной дорогой. Друзья тряслись в седлах с раннего утра, покрывая лигу за лигой. Несмотря на хорошее настроение, они не питали иллюзий относительно собственной безопасности в этих краях. Но, как они успели убедиться, враг нападал только старательно продумав прикрытие и замаскировавшись под каких-то других людей. Сейчас же вокруг не было практически никого, кроме крестьян, занятых работой, и любое нарушение покоя было бы слишком вызывающим и дерзким даже для того неизвестного.
Как-то незаметно подобралась духота. Стало нестерпимо душно, но не так, как бывает жарким летним днем под палящим солнцем, раскалившим воздух и все вокруг, а как-то по особенному мрачно, выжидающе. Духота пришла, испугав лошадей, напитав волосы электричеством и не давая вдохнуть полной грудью. Затишье перед бурей.
Мигель потянул носом воздух и просто сказал:
— Будет гроза. Нужно где-то укрыться, чтобы не попасть в беду.
Он был прав. С востока горизонт уже потемнел, и потому ясное голубое небо над путешественниками казалось какой-то природной насмешкой. Птицы исчезли, а еще раньше — друзья поняли это только сейчас — полностью замер, выдохшись, ветер.
Маг поднял руку и поводил ей, словно погладил воздух над головой.
— Очень сильная гроза.
Он поправил наемника своим обычным голосом, не выражающим никаких особенных эмоций, но от этого предостережение прозвучало еще более зловеще. Друзья поежились от его слов.
— Ты что, предсказываешь погоду? — кашлянул единственный скептик. Он сохранил свое едкое спокойствие, но сам теперь кривил тонкие губы, привычно отыскивая капюшон за спиной и не находя его.
Юджин мягко улыбнулся.
— Я просто чувствую огромную силу, какой бы она не была, — он запахнулся в жилетку поплотнее, и вор, по обыкновению ловивший каждое слово друзей, вдруг с удивлением заметил, что восемнадцатилетний огненный маг выглядел в ту секунду намного старше него самого.
— Надо поторопиться! Буря с моря идет быстро, — Хьюго рассеял иллюзию и, успокаивающе погладив свою насторожившуюся лошадь, чуть поторопил ее, сворачивая в противоположную от темных туч сторону, вглубь материка. Наемник и маг повернули следом за ним, а там и монах присоединился к остальным.
— Слушайте, — он окликнул их, когда друзья опередили его на полдюжины шагов. — Я ездил тут как-то, лет пять назад. Здесь в двух лучинах быстрой езды есть деревенька. Нам не по пути, да и народ там живет недалекий и скучный, но раз делать больше нечего…
— Выбора нет, — Мигель пожал плечами, соглашаясь, — лучше потерпеть их, чем бурю почти на самой границе с пустошами.
Остальные покивали и приняли этот вариант единогласно.
Клирик привел их в деревню, мало чем отличавшуюся от деревенек в центре страны. По двум сторонам вытоптанной полосы дороги — бревенчатые избы, какая получше, какая похуже. Резные, но уже тронутые временем наличники и фигурки на коньках крыш, плетеные заборы, покосившиеся лавочки возле калиток. Всадники ехали, буднично оглядываясь и делая вид, что не замечают любопытных лиц, словно по команде одинаково поворачивающихся к ним, едва лошади отходили дальше на пару шагов.
— Они что, никогда не видели путников? — без тени раздражения спросил Юджин так, как спрашивал бы дорогу к рынку.
— Видели, — Эв снова, по начавшей было забываться привычке натянул капюшон пониже на лицо, скрывая темные приметные полосы печатей экзорциста, — потому и только смотрят, а не хватаются за вилы.
Вор с боязливой усмешкой заозирался в поисках дерева и, не найдя его, с преувеличенно полным трагизма вздохом легонько постучал себя по лбу. Друзья больше не видели глаз монаха, но они легко представили едкий и насмешливый, полный золота взгляд.
В деревеньке даже нашелся трактир, когда-то явно наспех переделанный из обжитого дома, да так и брошенного почему-то в навечно временном виде. Четверо путников долго не могли дозваться хозяина, а когда тот вышел, то едва удержались от вздоха то ли разочарования, то ли уныния — сутулый лысенький мужичок с недалеким лицом и в целом вороватым видом. Деревенский трактирщик навевал на них печаль и боль в пояснице. Но двух мелких монет хватило уплатить и за ужин, и за комнаты на одну ночь, и вся неприязнь к хозяину если и не растаяла, то на время, конечно, смолкла. Лениво поданный ужин, впрочем, ситуацию нисколько не поправил, а только усугубил. Неприязнь снова начала пробуждаться, зашевелилась и заворочалась, набирая силу. Поданный добрым путникам начавший черстветь хлеб с непозволительно старым салом с прогорклым привкусом выдавал раздражающую скупость, но не было ни сил, ни желания ругаться сейчас с плешивеньким трактирщиком, и потому друзья только покачали головами и поднялись к себе в комнаты. Еще и закрывая замок, Хьюго со вздохом неодобрительно покачал головой, мол, куда это годится, даже самому стыдно. Так что, деревня деревней, а монах на всякий случай прочертил линию защиты благословением на сомнительной чистоты полу, прежде чем скинуть плащ и прислонить к стене ножны с вороным клинком.
