— Ты же еще не открыл. — Возмутилась Ана.
— Неважно. Что бы там ни было, оно мне уже нравится. Я нечасто получаю подарки.
— Тебе трудно что-то купить. У тебя все есть.
— У меня есть ты.
— Да, есть. И еще как есть. — Она одаривает меня своей очаровательной улыбкой.
Я быстро расправляюсь с упаковочной бумагой.
— «Никон»? — Зеркальный фотоаппарат? Мне? Я не фотограф… я озадаченно смотрю на Ану.
— Знаю, у тебя есть компактная цифровая камера, но эта будет для… э… для портретов и всякого такого. К ней два объектива.
И что? Я все еще не понимаю к чему это все? Я продолжаю вопросительно на нее смотреть, надеясь, что она расскажет, зачем мне еще один фотоаппарат.
— Сегодня, в галерее, тебе понравились фотографии Флоранс Делль. Я помню, что ты сказал в Лувре. И, конечно, те снимки…
Снимки? Сегодня мы рассматривали эротические фотографии. Она сейчас говорит об эротических фотографиях?
Ана торопливо продолжает:
— Я подумала, что ты мог бы… что тебе, может быть, захочется… ну, сфотографировать меня.
— Сфотографировать… тебя?
Я в ужасе уставился на нее, наконец-то начиная понимать, о чем она говорит. Она хочет, чтобы у меня были ее эротические фотографии. Как сабы? Мое прошлое еще не скоро нас оставит в покое. Черт, ты по уши в дерьме, Грей.
— Почему ты подумала, что мне этого захочется?
— А тебе не захочется?
Она словно выдернула ковер из-под ног. Я растерялся. Мне нужно ей объяснить, зачем я раньше делал такие фотографии.
— Для меня такого рода снимки были обычно чем-то вроде страховки. Я знаю, что долго рассматривал женщин только как объект. — Сказал я, пожимая плечами. Я точно знал, что они не хотели, чтобы эти фотки еще где-нибудь оказались, а для меня они были гарантией, что когда наши контрактные отношения закончатся, они будут продолжать держать язык за зубами. Да, признаюсь, что мне нравилось их рассматривать, но это было для развлечения.
— И ты думаешь, что, фотографируя меня, тоже будешь видеть только объект?
— Ох… — Я шумно выдыхаю. Я чертовски боюсь, что мое прошлое снова затянет меня обратно, и выход я уже не найду, потому что Ана не выдержит, когда я снова потеряю контроль, и уйдет, оставив меня на темной стороне одного. Сейчас я прекрасно понимаю, что это вполне реально. В связи с последними событиями, я чувствую, что мой мир трещит по швам. Чувствую, как к горлу подступает паника. Мне невыносимо об этом думать. Ана моя жена, а не саба. Это неправильно. — Все так сложно, — шепчу я, глядя на Ану, в ее глазах настороженность.
— Почему ты так говоришь? — шепотом спрашивает Ана. Я не в силах что-то сказать, поэтому просто пожимаю плечами, бросая взгляд на ее запястье, на котором все так же красовался красный след от наручника. Почему она сняла браслет, который я ей купил?
— Послушай, это ровным счетом ничего не значит. — Она поднимает руку, демонстрируя свой ужасный рубец. — Ты дал слово… Да что там, вчера было здорово. Интересно. Перестань изводить себя, мне нравится жесткий секс, я тебе и раньше говорила.
Я пристально на нее смотрю, она не понимает, о чем говорит. Она не знает, что может случиться, если я потеряю контроль. И меня самого это пугает.
— Это из-за пожара? Думаешь, пожар как-то связан с «Чарли Танго»? Ты поэтому беспокоишься? Поговори со мной… пожалуйста.
Я, молча в ужасе, смотрю на нее, понимая, что она добралась до самой сути проблемы, но не хочу, чтобы она об этом волновалась. Я действительно сейчас не хочу говорить на эту тему.
— Не надо выдумывать лишнего, — негромко выговаривает она и забирает у меня фотоаппарат. Она быстро снимает крышку с объектива и начинает меня фотографировать.
— Ладно, тогда объектом будешь ты. — Сказала она, снова нажимая на затвор. Я вижу ее задорную улыбку и невольно начинаю улыбаться ей в ответ. Она сейчас такая забавная. Ана начинает хихикать надо мной. Чувствую, как уходит мое напряжение, и я отвлекаюсь от всех проблем, фокусируясь на ней и на том, что стал ее объектом для съемки.
— Э, это же вроде бы мой подарок, — шутливо ворчу я.
— Предполагалось, что будет весело, а вышло так, что теперь камера — символ женского доминирования, — отрезает она, делая еще несколько кадров. Вот значит как?
— Так ты этого хочешь? Доминирования и подавления? — обманчиво мягким голосом спрашиваю я. Мне нравится ее игра.
— Нет, не хочу. Нет. — Смеясь, продолжает она.
— Я ведь могу подавить вас по-крупному, миссис Грей, — сказал я в чувственном обещании.
— Знаю, что можете, мистер Грей. И вы часто это делаете.
Ее ответ меня ошарашил. Как будто на меня вылили ведро холодной воды. Я ее подавляю? Так она чувствует?
Ана опускает камеру и вопросительно смотрит на меня ну-же-скажи взглядом.
— Что не так? — Ее голос звучит разочарованно.
Она снова поднимает камеру.
— Так что случилось?
— Ничего, — сказал я, к черту все. Одним движением сметаю на пол коробку из-под камеры, хватаю ее, толкаю на кровать и… вот я уже сверху.
— Эй! — Возмущенно восклицает она, явно не ожидая моей реакции. Она успевает сделать еще несколько снимков, улыбаясь. В следующий момент камера уже у меня в руках, и мой фотограф оказывается в роли объекта. Я направляю объектив на нее и щелкаю затвором, запечатлевая ее обескураживающее прекрасное личико.
— Итак, миссис Грей, хотите, чтобы я вас сфотографировал? — Игриво продолжаю я. Она широко улыбается своей ослепительной улыбкой. Глаза горят. Она такая сейчас соблазнительная и расслабленная.
— Что ж, для начала, думаю, запечатлеем вас смеющейся.
Я начинаю ее безжалостно щекотать под ребрами, и она взвизгивает, хохочет и начинает вертеться подо мной. Да, это то, что нужно. Я начинаю ее фотографировать. Она потрясающая. Сейчас она выглядит такой счастливой и беззаботной, как на фотографиях, которые сделал Хосе Родригес.
— Не надо! Прекрати! — кричит она.
— Шутишь? — Я откладываю камеру и пускаю в ход вторую руку.
— Кристиан! — Выдавливает она, задыхаясь от смеха. Мне так нравится слушать ее смех. Он рождает во мне невероятные чувства. Рядом с ней я чувствую, что свободно дышу. Когда она рядом, я чувствую себя по настоящему живым. — Перестань! — умоляет она, и я останавливаюсь. Хватаю ее за руки, прижимаю их к подушке, привстаю… Мы никак не можем отдышаться. Я смотрю в ее невероятно красивые глаза, не веря, что она моя. Что она здесь, со мной. Я так сильно ее люблю, что меня с головой накрывает это чувство.
— Ты. Так. Прекрасна, — выдыхаю я. Она смотрит на меня, излучая чистую любовь. Она божественно красива, словно ангел. Я целую ее нежно, трепетно. Я отпускаю ее руки, просовываю ладони под ее голову, и она отвечает мне поцелуем, наполненным желанием. Она притянула меня ближе, зарываясь пальчиками в моих волосах, поднимаясь мне навстречу. По всему моему телу пробежался электрический разряд. Я углубил свой поцелуй, теперь я целую ее жадно, отчаянно, обладая ей. Я безумно ее хочу. Она сводит меня с ума, заставляя забыть обо всем. Я целую ее долго и страстно, ее язык проникает в мой рот и ее дыхание становится хриплым. Она такая сладкая, ее запах окутывает меня, я словно у источника, из которого не могу напиться. Я отрываюсь от нее и вижу в потемневших от страсти глазах — упрямое желание, от которого перехватывает дух.
— Что ты со мной делаешь, — отчаянно бормочу я и опускаюсь на нее, вдавливая в матрас. Одной рукой держу за подбородок, другой начал исследовать ее тело от живота к груди и обратно, к бедрам. Боже правый, я так отчаянно ее хочу. Как же она нужна мне, я просто погибну без нее. Я снова целую ее, раздвигаю ее ноги коленом, вжимаю в себя, дав ей почувствовать, что мое желание рвется наружу. Она простонала мне в рот, и этот прекрасный звук, словно зов Сирены, волной желания прокатывается по моему телу. Я теряю голову.
О, Ана, моя Ана…
Я поднимаюсь, стаскиваю ее с кровати, и она стоит передо мной, растерянная и ошеломленная. Я расстегиваю пуговицы у нее на шортах, падаю на колени, стаскиваю их вместе с трусиками. Быстро кладу ее обратно на кровать, ложусь сверху и одним движением рву «молнию» на шортах. Я жестко вхожу в нее без всякого вступления, захватывая ее. Она как всегда уже готова для меня.