Ана простонала, запрокинув голову назад.

— Да, да, да… — стонет она, наслаждаясь моим захватом.

— Ты нужна мне, — хрипло сказал я. Пробегаюсь зубами по ее подбородку, по скуле, покусываю и посасываю, потом снова целую — требовательно врываясь в нее. Она обхватывает меня руками, обвивает ногами, крепко сжимает и не отпускает, словно так же сильно нуждается во мне. Я начинаю двигаться, как будто пытаюсь вскарабкаться внутри нее. Снова и снова, выше и выше, отчаянно, безумно, подчиняясь древнему инстинкту. Захваченная заданным мной сумасшедшим темпом, она отдается мне полностью, без остатка. Меня поглотило это безумное ощущение обладания, она такая горячая… моя… я забылся в ней. Чувствую, как напрягается ее тело, она на подходе.

— Кончай со мной, — выдыхаю я и поднимаюсь, разрывая ее объятия. — Открой глаза. Мне нужно видеть тебя. — Требовательно сказал я. Ее глаза тут же открылись, и я вижу разгоряченное лицо и горящие глаза, затягивающие меня в свою глубину. Она взрывается и ее страсть, ее любовь — как удар потока: плотина рушится, и я кончаю, откинув голову, содрогаясь в конвульсиях.

— О, Ана! — вскрикиваю я и пропадаю в ней, теряя ощущение реальности. Я падаю рядом с ней, пытаясь отдышаться и вернуться обратно на землю. Мы некоторое время лежим в тишине.

— Что же все-таки не так? — мягко спрашивает Ана. Но я сейчас не в силах говорить. Я действительно не хочу, чтобы она об этом знала.

— Я торжественно обещаю быть верным партнером в болезни и здравии. В час счастливый и горький. Делить радость и печаль…

Господи боже, она сейчас произносит свою клятву. Я открываю глаза, чтобы посмотреть на ее, и встретил ее голубые глаза. Зачем она это делает?

— Обещаю любить тебя безоговорочно. Поддерживать во всех начинаниях и устремлениях. Почитать и уважать. Смеяться с тобой и плакать. Делить надежды и мечты. Нести утешение в пору испытаний. — Она снова делает паузу; Я продолжаю смотреть на нее, я понял, она использует свою клятву, чтобы сказать мне, что обещала поддерживать меня в трудные минуты…

— Заботиться о тебе. Холить и лелеять, пока мы оба живы. — Она вздыхает.

— Ох, Ана, — шепчу я и приподнимаюсь, обрывая наш восхитительный контакт. Теперь мы лежим на боку, и я поглаживаю ее по щеке. Я тоже должен ей напомнить, что обещал нести ей утешение… Я не хочу, чтобы она волновалась.

— Я торжественно клянусь, что буду оберегать наш союз и дорожить им и тобою. Обещаю любить тебя верно и преданно, отвергая всех других. Быть с тобой рядом в радости и горе, в болезни и здравии, куда бы жизнь не увела нас. Обещаю доверять тебе. Защищать и уважать тебя. Делить с тобой радости и печали. Утешать в тяжелые времена. Обещаю холить тебя и лелеять. Поддерживать твои мечты и беречь от всех невзгод. Всё, что моё, отныне и твоё. Моя рука. Моё сердце. Моя любовь. Отныне и навек твои.

Ана смотрит на меня, и у нее на глазах наворачиваются слезы.

— Не плачь, — тихо говорю я, подхватывая сорвавшуюся с ресницы слезинку.

— Почему ты не хочешь поговорить со мной? Пожалуйста, Кристиан.

Ее слова, словно хлыст, ударили меня. Я зажмурился не в силах смотреть на нее.

— Я клялся нести тебе утешение в тяжелый час. Пожалуйста, не вынуждай меня нарушать обещание.

Ана выжидающе смотрит на меня, и я не в силах ей сопротивляться.

— В Сиэтле поджог. И теперь они могут охотиться за мной. А если за мной, то… — Я резко замолкаю, я не могу произнести этого даже вслух.

— То и за мной, — заканчивает за меня Ана. — Спасибо.

— За что?

— За то, что рассказал мне. — Она смотрит на меня глазами полными благодарности и понимания.

— Вы умеете убеждать, миссис Грей.

— А ты умеешь изводить себя и, может быть, умрешь от сердечного приступа, не дожив до сорока, а мне нужно, чтобы ты оставался со мной еще долго-долго.

— Если меня кто-то и доведет до могилы, миссис Грей, так это вы. Я и так чуть не умер, когда увидел вас на гидроцикле. — Я откидываюсь на подушку, прикрывая ладонью глаза.

— Послушай, я всего лишь немного прокатилась на нем. На них сейчас даже дети катаются. Подумай, что будет, когда мы приедем к тебе в Аспен и я впервые в жизни встану на лыжи?

Что? Я смотрю на нее в ужасе, представляя себе эту картину. Но решил резко не реагировать, хватит с меня на сегодня переживаний. Меня только задевает ее фраза К ТЕБЕ в Аспен.

— К нам в Аспен, — поправляю я.

— Я уже взрослая и вовсе не такая хрупкая, какой кажусь. Когда ты это поймешь?

Я просто пожал плечами, в качестве ответа.

— Значит, пожар. Полиция знает о поджоге? — Ана снова возвращается к этой теме. Черт. Хотя, возможно она сейчас нормально воспримет информацию о дополнительной охране.

— Да.

— Хорошо.

— Я приму дополнительные меры безопасности.

— Понимаю. — Сказала она, и потом резко начинает хохотать.

— Что? — спрашиваю я.

— Ты.

— Я?

— Да. Ты. Все еще одет.

Я смотрю на себя, на мне рубашка и шорты, потом на ее, Ана в майке и мое лицо расплывается в широкой улыбке. Она намекает на то, что мы перепихнулись по-быстрому.

— Ну, вы же знаете, миссис Грей, не могу удержаться. Смотрю на вас, и руки чешутся. Особенно когда вы вот так хихикаете, как школьница.

Ана недолго думая, перекидывает через меня ногу. Я быстро понимаю, что она хочет сделать и хватаю ее за обе руки. Я не могу ей позволить себя щекотать. Только не это.

— Нет. — резко говорю я. Я не шучу. Это для меня пока находится за пределом.

Ана надула губы и изучающее смотрит на меня.

— Пожалуйста, не надо. Не выдержу. Меня никогда не щекотали в детстве. — Она опускает руки, показывая, что мне нечего опасаться. — Бывало, смотрел, как Каррик балуется с Миа и Элиотом, но сам…

Ана прижимает палец к моим губам.

— Знаю, молчи. — Она нежно целует меня в губы, туда, где только что был ее палец, и, свернувшись рядышком, кладет голову на мою грудь. По крайней мере, сейчас я могу позволить Ане прикасаться ко мне, и вот так свободно лежать на моей груди. Для меня это огромный прогресс. Возможно, когда-нибудь мы продвинемся дальше, но сейчас я не готов к щекоткам.

Я обнимаю ее, прижимаюсь носом к ее волосам и нежно поглаживаю по спине. Мы лежим так какое-то время, нисколько не тяготясь молчанием, но, в конце концов, она первой нарушает тишину:

— Тебе доводилось обходиться без доктора Флинна?

— Да. Однажды мы не виделись две недели. А почему ты спрашиваешь? Испытываешь неодолимую тягу пощекотать меня?

— Нет. Думаю, он тебе помогает.

— Так и должно быть. Я хорошо ему плачу. — Я слегка тяну ее за волосы, заставляя повернуться и посмотреть на меня. — Озабочены состоянием моего здоровья, миссис Грей?

— Любая хорошая жена заботится о здоровье возлюбленного супруга, мистер Грей, — укоризненно говорит она.

— Возлюбленного? — Шепчу я, и вопрос повисает между нами.

— Очень-очень возлюбленного. — Она приподнимается и нежно целует меня. В ответ я улыбаюсь ей, мне очень приятно это слышать.

— Не хотите ли пообедать сегодня здесь, на борту, миссис Грей?

— Готова на все, лишь бы вы были довольны, мистер Грей.

— Хорошо, — усмехаюсь я. — На борту я могу обеспечить вашу безопасность. Спасибо за подарок. — Я беру фотоаппарат и, держа его в вытянутой руке, снимаю нас — в посткоитальной, постисповедальной, постщекотальной позе.

— Всегда пожалуйста. — Она улыбается, и в ее глазах вспыхивают огоньки.

— О чем думаешь? — спрашиваю я, делая глоток послеобеденного кофе.

— О Версале.

— Претенциозно, согласна? — Я усмехаюсь, а она оглядывает столовую «Прекрасной леди» и поджимает губы.

— Я бы не назвал это претенциозным, — оправдываюсь я, заметив ее взгляд.

— Знаю. Здесь просто мило. О таком медовом месяце любая девушка может только мечтать.

— Правда? — удивленно спрашиваю я. Мне приятно, что ей понравился наш медовый месяц. Плохо, что он заканчивается на неделю раньше.