Моргаю, в попытке стереть ту ночь из воспоминаний. Проблемное детство Зейна не меняет моего отношения к нему, он делал и продолжает делать плохие, очень плохие вещи. Ему нет оправдания, что бы ни говорил мне разум. Поэтому слова, сказанные им в алкогольном опьянении, не имеют никакой ценности. Ничего не изменилось после той ночи, абсолютно ничего не переменилось внутри.
В подтверждение своих слов в очередной раз киваю головой.
— Спасибо, — снова говорит он, беря мою руку.
Мгновенный импульс проходит сквозь, взбудораживая. Хочу вырвать руку, но, словно окаменелая, сижу на месте, не двигаясь.
— Ты один из самых близких мне людей.
Нет, не надо.
Близкие люди не гнобят.
Близкие люди не обращаются с тобой, как с половой тряпкой.
Близкие люди не поднимают на тебя руку.
— Мне надо идти, — выпаливаю, все же выдернув руку из хватки. — Я… мы не… можем. Так не может быть. Не может быть так просто.
Малик привстает на кровати, поморщившись. Даже смотреть ему в глаза не хочется. Поэтому отчаянно впечатываю глаза в пол, стараясь сосредоточиться на количестве выемок в деревянном паркете.
Но игнорировать Зейна Малика невозможно.
— Почему? — голос парня ломается, сразу привлекая внимание.
И снова он. Этот взгляд, полный боли, такой тоскующий и грустный, одновременно яростный и гнетущий. От тяжелого вздоха Зейна по телу пробегается табун мурашек, пробуждая внутри до этого неизвестные вибрации.
И я останавливаюсь. Замираю рядом с ним.
— Это просто невозможно, — разворачиваюсь, дёрнувшись с места, при этом случайно задеваю трубку, подсоединённую к катетеру на руке парня, от чего из него вырывается протяжный стон.
Оборачиваюсь, чтобы помочь устранить ущерб, что я нанесла.
— Прости! Я не нарочно!
— Ещё бы нарочно, — хмыкнул он, все ещё сводя челюсть от резкой боли.
Присаживаюсь на колени, чтобы подобрать трубку. Ее нужно обработать, перед тем как подсоединять вновь.
Замечаю спирт на тумбочке, что находится по другую сторону от кровати. Тянусь за ней через парня, как вдруг ощущаю его руку на своей талии.
— Зейн, я… — только хочу возмутиться, как он притягивает мое лицо к себе, впиваясь губами.
И вдруг накрывает волна спокойствия. Словно не было никаких выстрелов, словно я не заточена.
Он нежно берет меня за руку, спустив на кровать. Затем слегка отталкивает с кровати, чтобы я вернулась на землю.
Я, абсолютно поглощённая поцелуем, словно проваливаюсь в сон. И пробуждает меня стук в дверь.
— Зейн? — резко разрываю поцелуй, отозвавшись на знакомый голос.
Майкл удивленно смотрит на меня, сощурив глаза. Я нервно облизываю губы, затем разворачиваюсь, чтобы схватить оставленный йогурт и газировку. Бросаю быстрый взгляд на Малика, что с раскрасневшимися губами также пристально наблюдает за мной.
— Пропусти, — шиплю, оказавшись рядом с гостем. Майкл сразу же отступает в сторону, давая мне прошмыгнуть наружу.
Малик вслед ничего не говорит, лишь слышу, как за мной захлопывается дверь.
К вечеру меня начало подташнивать, скорее всего, из-за нелепой комбинации продуктов, что я съела…
***
В деталях рассказала я Гарри, избегая момента с поцелуем, который сама толком не поняла. Всегда считала себя отдаленной от сексуальных удовлетворений, но в тот раз мной словно что-то двигало.
Двигало поцеловать Зейна Малика.
Какое ещё оправдание ты найдёшь, Белла?
— Скорее всего, ты отравилась, — заключает Стайлс, облизывая ложку.
— Не делай так, — произношу, изнывая от вида Гарри, соблазнительно облизывающего прибор.
— Как? — удивленно вскидывает брови он. — Вот так? — и вот он снова облизывает ложку, заставляя меня рассмеяться.
Впервые за долгое время.
— Ты невыносим, — продолжаю смеяться, ощущая невероятную лёгкость внутри.
Гарри наконец убирает ложку, берет в руки горячее кофе, согревая ладони. Вокруг царит гул: в столовой очень много людей. По всей видимости, данная клиника пользуется большим спросом. Немудрено, она действительно хорошо оборудована.
Мы с Гарри теряемся в толпе, наш диалог не будет слышно уже в метре. И это безумно расслабляет, ведь последние моменты совместной жизни ощущение, что за нами следят, не покидало не на секунду.
— В общем, Зейна подстрелили, и теперь он неходячий три недели? — спросил Гарри, довольно улыбаясь.
— Как-то так, — отвечаю, заводясь от одной полуулыбки кудрявого.
— Это прекрасный шанс сбежать! — вспыхивает он, резко взяв мои кисти в свои.
Вздрагиваю от неожиданности, пробуждая воспоминания о том, как Зейн жестоко избивал меня.
— Все нормально? — глаза парня испуганно глядят на меня.
Киваю в ответ, стараясь унять дрожь.
— Слушай, я не думаю, что все так просто, — наконец отвечаю, поразмышляв о предложении Гарри. — Он бы не оставил меня одну в клинике. Наверняка просто так отсюда не сбежать.
Кудрявый снова погрузился в размышления, сжав губы в тонкую линию и насупив лоб.
— Я обещаю разузнать, только не вмешивайся в это.
— Почему? Ты боишься, что он узнает о моем присутствии? — Гарри сам отвечает на заданный вопрос, поэтому я лишь киваю.
Хочется верить, что все наладится и удастся избежать стычек с Зейном. Шансы на побег высоки, однако нужно быть предельно осторожными.
***
С Гарри мы договорились пообедать, а пока он отправился на дневные процедуры, я решила расслабиться в палате, сосредоточившись на плане побега.
Но мысли увели меня куда-то далеко…
Одиноко сидя в палате, я вдруг почувствовала себя такой же брошенной, как и в доме у Зейна. Чувство, будто ничего не изменилось. Наверное, это действует на уровне психологии. Сложно делать вид, что все в порядке и вернулось на свои круги, когда столько произошло за последнее время. Обманывать себя, пытаться спрятать страхи в темный ящик — глупая, безрезультатная идея. Нет шансов стереть из памяти все те ужасы, что пришлось пережить, будучи в заточении. Как бы то ни было, сейчас я в безопасности хотя бы физически.
И словно мои слова услышал Малик, ведь вдруг в палату настойчиво постучали. Осторожно зажав в руке кнопку вызова медсестры, я притаилась в постели, негромко произнеся: «войдите».
Через секунду в комнату вошёл Майкл. Перед тем как захлопнуть дверь, он осмотрел холл. Затем вошел, убедившись, что никто за ним не наблюдает. Из-за его присутствия внутри все перевернулось. Как только я почувствовала себя более свободной, Зейн снова настиг меня.
Я никогда не останусь в покое.
— Как тебя впустили в верхней одежде? — возмутилась я.
Майкл выдавил улыбку, отряхнув заснеженные ботинки.
— И тебе привет, Белла.
— Я не рада тебе.
— О, поверь мне, — парень приземлился на кресло напротив кровати, — я лучший из тех, кого сюда хотел отправить Зейн.
Конечно, Майкл. Ты в разы приятнее, чем Ник и Ноа, но разве могу я верить тебе, когда все вдруг отвернулись от Гарри и меня? Разве я могу верить человеку, что за каких-то три месяца втерся в доверие Зейна Малика и стал чуть ли не его правой рукой?
На лице Майкла ни капли лжи, ярости или гнева. Он, как ангел, с абсолютно спокойной физиономией сидел, разминая длинные пальцы.
— Перед тем как ты начнёшь грубить, я хотел тебе кое-что разъяснить, — перебил меня парень. — Начнём с того, что несмотря на то, что ты в «псевдо-свободе», Малик не снимет с тебя охрану.
— Не смей врать, что он подкупил клинику, — встряла я. Мы с Гарри уже убедились, что Малик никак не повилял на администрацию.
Спасибо новой подруге Стайлса — Клэр. Она оказалась крайне сговорчивой и приятной в осуществлении нелегальных вмешательств.
Майкл довольно улыбнулся, словно знал, что я скажу именно это.
— Белла, я знаю о Гарри.
— Что?! — вскрикнула я, а затем накрыла губы руками.
Парень рассмеялся.
Какого черта, Майкл?
— Я на вашей стороне, Белка, — улыбнулся он, заставляя поежиться от воспоминаний, связанных с нелепым прозвищем, что он дал мне полгода назад. — И я сделаю все, что угодно, чтобы уберечь тебя и Гарри.