– Хватит с тебя, – сказал Кабан, когда Андрюха смог подняться только на четвереньки. – Пусть теперь чемпион…

– Его не трогай, сука! – Андрюха. встал. – Меня бей! Я виноват!

– Как ты меня назвал? – прищурился Кабан.

– Что у тебя в руке, гад? – Андрюха ринулся на Кабана. – Не прячь, не прячь! Давай сюда свою свинчатку. Это тебя папа-мент научил? Сука ты, Кабан. А туда же – приблатненный!

– Нету у меня ничего! Не подходи! – испуганно говорил Кабан и отступал.

– Давай сюда битку! – напирал на него Андрюха. – Весь в папашу, ментовская шкура.

Здоровенный Кабан вдруг развернулся и отбежал на пустырь.

– Чокнутый! – крикнул оттуда и поспешил прочь.

– Вали отсюда! Чтоб духу твоего у нас не было! А вы что? Брысь! – гаркнул Андрюха на приятелей Кабана.

Кабанья свита, Шпанец и Кукуруза, позорно покинула поле битвы. Андрюха подобрал со скамейки гитару и подошел к Игорю.

– Ну? Чего ты? Испугался? Не дрейфь! Айда на колонку, умоемся, а то мать коньки с перепугу отбросит.

Уже в переулке Андрюха всей пятерней ударил по струнам и немузыкально заорал:

– Владимир – город наш могучий! Пам, пам-пам, пам! Стоит на Лыбеди вонючей! Пам, пам-пам, пам! А посреди вонючих вод! Пам, пам-пам, пам! Ликеро-водочный завод! Не дрейфь, Игореха! Я – с тобой…

***

Длин-длин-день!

Я обреченно вздохнул и поднялся с дивана. В прихожей я щелкнул замком и открыл входную дверь. Вместо ожидаемого соседа с выпивкой передо мной оказалась молоденькая девушка в легком платье, почти подросток. Мне показалось, я уже где-то ее видел. Этот лихой мальчишеский чуб…

– Пошли отсюда! – сказала девушка таким детским и таким повелительным тоном, что я невольно улыбнулся, потом сделал серьезное лицо, кивнул и сказал:

– Пошли!

Мы спустились вниз по лестнице и шагнули за порог – как в печку! – под горячий ливень солнечных лучей.

– Вот дура! – сказала в сердцах девушка. – Я у тебя свой зонтик оставила.

В одуряющей жасминовой тени рубились неутомимые доминошники:

– Рыба!

– Я сбегаю, – предложил я.

– Нет, – сказала девушка. – Возвращаться нельзя. Дороги не будет.

– Ничего подобного! – возразил я. – Надо только поглядеться в зеркало, когда будешь снова выходить – и все будет в порядке!

– Честно? – обрадовалась девушка. – Вот здорово! Тогда, конечно, сбегай. А я пока буду ваши жасминовые цветы нюхать.

Войдя в прихожую, я сразу понял, что никакого зонтика тут нет: в крохотном коридорчике было абсолютно пусто, а дальше девушка не проходила. Для очистки совести я осмотрел всю квартиру. Естественно, без результата. Потом я вспомнил, что единственное зеркало, которое висело в коридоре, забрала еще первая жена, а со второй я жил в тещиных хоромах и в собственном зеркале не нуждался. Поэтому сейчас мне смотреться было не во что. Впору было пожалеть об этом, но я только усмехнулся, трижды плюнул через левое плечо и пошел вниз.

Девушка была мне любопытна, и я пошел за ней, не задавая вопросов. Я готов был идти куда угодно. Мне стало хорошо и покойно рядом с этим неожиданным человеком.

О зонтике девушка не опечалилась, но на счет зеркала переспросила: точно ли я не позабыл перед выходом поглядеться, не торопился ли и не пропустил ли его мимо глаз? Она успокоилась лишь после того, как я клятвенно заверил ее, что посмотрелся три раза и очень внимательно. Она поблагодарила, и мне стало смешно и стыдно за свое нелепое вранье: меньше всего на свете мне хотелось бы обманывать эту девушку, но огорчать ее хотелось еще меньше.

Мы шли и шли – шумными проспектами, тихими дворами, тенистыми переулками – и разговаривали только о том, что попадалось любопытного на нашем пути.

Мы шли и шли – и я вдруг сделал неожиданное открытие: то ли я не разглядел девушку как следует в самом начале, то ли она сама лишь теперь изменилась, – но как бы то ни было, она каким-то неведомым образом повзрослела на несколько лет: задиристый взгляд смягчился, пропала мальчишеская угловатость, округлились формы под ее летним платьем. Платье было воздушное и просвечивало в солнечных лучах, и я поймал себя на том, что бессовестно любуюсь этими прекрасными формами. Я даже замолчал от неожиданности и позабыл, о чем шел разговор.

– Не смотрите на меня так, – попросила девушка.

– Бога ради, простите меня! – торопливо и смущенно проговорил я.

Вот так – вдруг – мы перешли на «вы». Некоторое время мы шли молча, не глядя друг на друга.

– Вы не хотите узнать, куда мы с вами идем? – нарушила молчание девушка.

– Нет, – улыбнулся я.

– И вам совсем-совсем неинтересно, как меня зовут?

В голосе девушки снова зазвучали детские нотки.

– Абсолютно неинтересно. Разве что для удобства общения, а? Как вас зовут?

– Зачем вы спрашиваете, если вам неинтересно? В таком случае, вы можете сами дать мне имя. Как собаке. Для удобства!

– Простите, я не хотел обидеть вас. Но мне и так хорошо – без имени. Имя не имеет никакого значения.

– Какой вы все-таки легкомысленный! Имя просто так не бывает. Оно – часть человека. И если вам хорошо со мной, то…

– …то мне хорошо и с вашим именем! Каким бы ужасным оно ни было.

– Но это же легкомыслие! Нельзя так обращаться с именами. Впрочем… Как вам будет угодно! Ведь у вас неправильное имя. Что можно ожидать от человека с неправильным именем?

– Вот как? – весело спросил я.

– Да! Ваше имя должно было быть другим. Хотите знать, каким? Александр – вот каким! Но вы его недостойны. С вашим-то отношением к именам. Поэтому вы – тот, кто вы теперь.

– Вот как? – повторил я, но уже с притворной обидой в голосе; я даже отвернулся от девушки, подчеркивая, как сильно обиделся.

– Я глупая дура! – сразу же воскликнула она. – Простите, Александр! Хорошо? Мир?

Ребенок и женщина беспокойно соседствовали в ее душе.

– Видите? Это платформа. Здесь мы сядем в электричку, я так хочу. То есть, это так надо, – поправилась она. – Поверьте мне, Александр! – И тут же обеспокоилась: – Или вы не хотите?

Я с улыбкой заверил ее:

– Конечно, хочу!

И добавил:

– Тогда и вы извините меня. Я ведь совсем не обиделся на вас. Я просто пошутил. Простите меня, пожалуйста. Я раскаиваюсь.

– Пошутил? – удивилась девушка. – Зачем? Ну хорошо, я прощаю вам. Но больше так не делайте. Я очень простодушная, мне говорили. Я и сама чувствую. Верю всем подряд. Так что, вы поосторожнее, пожалуйста. Ладно?

– Обещаю! – пообещал я. – А это и есть наш поезд? – кивнул я в сторону платформы.

– Это же наш поезд! – воскликнула девушка, схватила меня за руку, и мы кинулись к платформе. – Опаздывать никак нельзя! – говорила она на ходу. – Почему он раньше времени? Что-то случилось!

Мы вбежали в душный тамбур, когда двери уже начинали закрываться. Поезд тотчас же тронулся. За пыльным стеклом дверей мелькнули городские постройки, состав юркнул в черную дыру тоннеля, а когда через несколько секунд он выполз наружу, о городе уже ничто не напоминало: вплотную к вагону прижимался лес – такой густой и темный, что казался продолжением тоннеля.

Мы сели у раскрытого окна, напротив друг друга, и весело рассмеялись отчего-то.

Нетерпеливый вначале поезд теперь продвигался по своему пути через лес медленно и осторожно.

– Как шпион! – сказала девушка. – Поезд идет украдкой. Как шпион.

Лохматые рукава елей оглаживали железнодорожные бока. Через открытые окна в вагон сыпалась хвоя, слышалась торжественная музыка леса – скрип стволов и ветвей, шуршание, шелест, пение птиц и другие таинственные звуки, – и струился чистый и прохладный воздух, вымывая из памяти вагона следы и запахи раскаленного города. Девушка встала у окна.

– Меня зовут Аля, – сказала она и, поднявшись на цыпочки, принялась трогать руками ветви деревьев, плывущие мимо.

– Аля, – повторил я.

– Александр, – произнесла Аля, улыбнулась и сказала: – Нам скоро выходить, Александр.

– Хорошо, Аля!

Мы прошли в тамбур.