– Он стихи сочинял, Андрюха. Еще в школе. И потом тоже. Не стихи даже, а маленькие рассказики. Они мне сегодня попадались. Шесть штук. Андрюха называл их маленькими необыкновеллами. Представляете? Необыкновелла! Как будто бывают обыкновеллы! Андрюха всегда смеялся, когда ему советовали после школы идти в литинститут. Говорил, что и так грамотный, а писателем станет, работая где угодно… Куда же они запропастились? Он эти необыкновеллы в последние годы написал, перед гибелью. Десяток страничек всего. Такие маленькие рассказики. Да где же они подевались?

– Про что хоть рассказики?

– Сам не знаю. Они как стихотворения. Их не перескажешь.

– Брось, потом найдешь, давай выпьем.

– Нет. Мне важно, извините.

– Тогда ищи. Будь здоров!

Егор стал пить, а я продолжил ощупывать свою память. В эти минуты поиск андрюхиных рассказов стал для меня смыслом жизни, а сами рассказы – целью. Я медленно продвигался вдоль стены и говорил:

– Ничего не помню. Ничего хорошего не могу вспомнить в жизни. Ни одного дня. Никаких ощущений. Пусто. Смотрю на этот коллаж – и не помню. Даже вчера не помню. Будто кто-то за меня прожил, а мне потом про это рассказал. Но ведь если я сегодня не могу вспомнить, что было со мной вчера, значит, завтра я точно так же позабуду про сегодня, а это все равно, что я сейчас не живу. Значит, наше сегодня, считайте, что не существует. Как же быть? Умереть, что ли, в этом сегодня, чтобы оно осталось со мной навсегда? Но сегодня вряд ли. Это не самый лучший день, чтобы превращать его в вечность. Но как узнать свой лучший день – тот, после которого уже ничего хорошего в жизни не будет?.. Совершенно ничего не помню! Какой-то сон сердца. Не хочу!

– Чего ты там не хочешь? – поинтересовался сосед. – Немедленно выпей, Игорек

Я вздохнул и вернулся на диван. Андрюхины необыкновеллы как в воду канули.

– Я сейчас стаканы принесу, – сказал я. – Будем с вами из стаканов выпивать.

– Да сиди уж. Последние капли допиваем.

– Правда? А я и не заметил. Тогда я скажу тост.

Я встал и высоко поднял свою рюмку – попал прямо в петлю! – и торжественно произнес:

– Однажды в юности я по-настоящему влюбился. Так сильно – в первый и последний раз. Я открывал по утрам глаза – и чувствовал радость и восторг, не понимая спросонья, почему так празднично кругом. А потом вспоминал. Я полюбил все вокруг: ворчание бабушки, подозрительность мамы, папину суровость, всех людей и все их качества, весь этот якобы материальный мир. Потому что во всех предметах и явлениях я видел это нежное лицо, мимолетную улыбку и темную челку над катастрофически прекрасными глазами. Мне достаточно было, что она существует в одном пространстве и времени со мной.

Сосед выпил свою водку и сказал:

– Красиво. Давай я еще за бутылкой сбегаю.

И утер рот ладонью.

Я прошептал:

– А через десять лет эта любовь во мне умерла. Вот так!

И выпил.

Утро подошло к концу.

***

– На ринг вызываются боксеры весовой категории до пятидесяти четырех килограммов! Игорь Патриотов, общество «Трудовые резервы»…

Долговязый тринадцатилетний Игорь пролезает под канатами, выходит в центр ринга, раскланивается на четыре стороны и идет в свой угол.

– Оба боксера проводят свой первый официальный поединок. Формула боя: два раунда по две минуты.

Зрители – такие же пацаны как и Игорь – сидят на скамейках, стоят вдоль стен, толпятся в проходе из раздевалки, даже влезли на гору гимнастических матов, сложенных в углу зала.

Гонг! Бокс!

Зал ревет, свистит и стонет. Игорь слышит только голос своего тренера-секунданта:

– Следи за ногами!

Это значит: за ногами противника. Игорь послушно следит.

Ноги противника выдают каждый его готовящийся удар. Он рождается в ступнях, левой и правой – раз-два! Взлетает по всему телу вверх, к рукам и вливается в перчатку – в удар!

– Следи за ногами!

Левая-правая, раз-два. Сейчас ударит. Но ты уже готов, ты ждешь. Нырок – и перчатка противника безвредно пролетает над твоей макушкой – отскок! И снова танец ног.

Раз – два. Нырок – отскок! И недовольный тренерской окрик:

– Что ты ему кланяешься? Прямой правой!

Игорь послушно бьет правой рукой, – и голова противника дергается от точного попадания.

– Правой! Молодец! В голову! В голову!

И неожиданно бой прекращается. Рефери отталкивает Игоря в угол. Тренер одобрительно хлопает по спине и начинает расшнуровывать перчатки.

– Молодец! Иди в центр.

Неужели все? Так быстро! Игорь послушно выходит.

– Ввиду явного преимущества победа присуждается Игорю Патриотову, общество "Трудовые резервы".

Тишина взрывается от рева подростков. Рука Игоря взлетает вверх: победа.

Игорь, с сумкой через плечо, идет к выходу из раздевалки – и вдруг наталкивается на своего бывшего противника. Тот сидит за распахнутой дверцей крайнего шкафчика и горько плачет, размазывая слезы эластическим бинтом. Товарищи паренька по команде сторонятся его, не заговаривают – смотрят издали, как на зачумленного. Игорь трогает мальчишку за плечо. Юный боксер перестает плакать, глядит на Игоря – узнает и вскакивает на ноги. Злой огонь вспыхивает на мокром лице, паренек шмыгает носом и сжимает кулаки.

– Гад! Ты меня открытой перчаткой! Хочешь, давай здесь? Без перчаток! Пока нет никого. Ну? – Он волнуется, наступает, толкает Игоря в грудь. – Давай! Ну? Посмотрим тогда, кто кого! – И вдруг всхлипывает и сникает. – А теперь… Меня теперь из секции выгоняют! Это мне испытательный был. Не верят, что могу. А я буду! Слышишь ты? Буду!

– Конечно, будешь, – снисходительно говорит великодушный Игорь.

Он снова дотрагивается до плеча паренька, но тот бьет его по этой руке, которую совсем недавно рефери поднимал как руку победителя, бьет – и говорит со злостью:

– Заткнись, гад! Иди отсюда, пока я тебе не накостылял!

Игорь пожал плечами, повернулся и пошел из раздевалки.

От этого удара и этих слов чувство победы и ликование Игоря скисли, досада и стыд вцепились в его уши и затеяли драть их как следует – о-хо-хо! длин-длин-день! – да еще этот Андрюха со своими сомнительными дружками!..

Вечером друг Андрюха ждал Игоря за пустырем, под старой липой. В этот раз с ним были трое незнакомых Игорю парней. Андрюха представил их:

– Это свои, с Садовой, Кабан, Шпанец и Кукуруза, – и представил Игоря: – Наша первая перчатка, прямой в голову! – и добавил: – Так что, держись, робя!

Тогда Кабан, главный над своими, парень лет пятнадцати, сказал насмешливо:

– Ой, я его боюсь!

А Андрюха обиделся за друга и заявил:

– Дай ему, Игореха! Держись, Кабан!

– Ну-ка, ну-ка! Подержусь.

– Вдарь ему, чтоб не выдрючивался. Ну? – Андрюха смотрел на Игоря с восхищением и надеждой.

– Ты что, спятил? – удивился Игорь; драться ему совершено не хотелось; дрался он только в спортзале, больше нигде.

– Ну-ка вдарь мне! – ухмыльнулся Кабан.

– Зачем?

– Ты же боксер. Чемпион! Или ты жалеешь меня?

– Чего ты его жалеешь? Дай ему прикурить! – взвился Андрюха. – Не видишь, цепляется? – Он был оскорблен и неумолим. Эх, Андрюха, Андрюха!

Кабан повернулся к своим и сказал насмешливо:

– Жалеет…

И вдруг с разворота неожиданно ударил Игоря по скуле – так, что сшиб его с ног. Игорь с трудом поднялся. Таких ударов он еще не получал. Андрюха прыгал вокруг него, размахивал руками и что-то кричал, – Игорь слышал только звон в собственной голове. Земля покачивалась у него под ногами. Во рту было кисло и тошнотно. Кабан подошел к Игорю с озабоченным видом и сказал:

– Ну-ка, кровь никак? На-ка утрись? – и протянул заботливый носовой платок.

Игорь доверчиво потянулся к платку – и снова получил по лицу, ткнулся спиной в дерево и остался стоять, как загипнотизированный.

– Что же ты? – в отчаянии завопил Андрюха и вдруг кинулся на Кабана. – Н-на!

Здоровенный Кабан не ожидал такой прыти от щупленького Андрюхи и сперва отступил и несколько раз смазал, прежде чем попал точно – правой в голову. Андрюха упал, но тут же вскочил на ноги и снова кинулся в драку…