– Лерочка…

Вздрагиваю.

– О чём задумалась?

– Да так… – снова пожимаю плечами и, опомнившись, насильно включаю себя в происходящее. С утра мне опять сложно называть его на «ты». И автоматически вырывается «Вы».

– А в каком цвете Вы хотите фасад?

– Может быть, ты что-то предложишь?

– Классика Барокко – это синяя или бежевая основа. Белые колонны, балюстрады. И золото…

– А тебе больше какая база нравится? Бежевая или синяя?

Вспоминается почему-то лицо Романа. Его глаза…

– Синяя… Мне нравится синяя.

Цвет глаз же здесь ни при чём? Возможно, цвет глаз моего ребёнка тоже будет синим.

Листаю на телефоне картинки, отыскивая несколько особняков. Показываю ему бежевую базу и синюю.

– Но мы можем поискать и другие варианты. Сейчас модно экспериментировать.

– Да нет… Если ты рекомендуешь синюю, я – за.

– Подберём оттенок?…

Пока прислуга убирает чашки, открываю ноутбук, загружаю палитру. Снимаю очки. Георг встаёт у меня за спиной, наклоняясь очень близко. Мне становится слегка не по себе. Я чувствую спиной тепло его тела даже через одежду. Чувствую запах его парфюма. Он хороший, но… Это всё отвлекает, и я торможу. Оттенок выбираем долго, много обсуждая… Пытаясь поймать его взгляд, вижу, как очень близко двигаются его губы, когда он говорит. Чёрт… Это как-то слишком интимно!

В груди тревожно вздрагивает, что Романа бы порвало, если бы он увидел это. И я чувствую, как меня заливает виной и стыдом за то, что я позволила нарушить приличные дистанции. Но… В кармане у меня тест, который показывает, что я беременна. Беременна от человека, который кончал в меня, утверждая, что хочет ребёнка, а сам не хотел. Поэтому именно сейчас мне плевать на этого человека и его чувства. Мне всё равно.

На меня вдруг неожиданно обрушивается понимание того, что я… я… я буду мамой. Всё. Случилось. Эмоции как лавина обрушиваются на меня. Они неконтролируемы. И они разнообразны. Они рвут на части. Я так об этом мечтала! И вот… так.

Судорожно вдыхая, чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы. Закрывая лицо ладонями, задерживаю дыхание, чтобы не рыдать.

– Лера… Лерочка. Лер!

От этого тревожного, внимательного мужского голоса срываюсь и начинаю рыдаю. Потому что я хочу слышать, как тревожится обо мне Роман, а не этот посторонний мужчина. Но Роман больше ни о чём не тревожится! Мой мир рушится. Почему?…

Поглаживая по плечам, Георг позволяет мне прореветься. Даёт стакан воды, салфетки. Садится напротив.

– Что случилось у тебя? Рассказывай.

Мне очень стыдно, что я постоянно веду себя неадекватно и через раз плачу. Раньше со мной такого никогда не было. Наверное, это гормоны.

– Вы простите ради Бога, Георг. Нервы…

– «Ты». Что тебя расстроило? Что у тебя происходит?

– Да… – морщусь я. – Это личное.

– Расскажи как другу.

– Другу?…

– Другу твоей мамы, – поправляется он.

– А Вы были ей другом?

– Да. Был.

– Давайте лучше выберем форму элементов фасада. Зачем Вам слушать женские жалобы? – пытаюсь улыбнуться я.

– Ничем это не лучше. Ты очень уставшая.

Переводит взгляд на плетёную из ротанга подвесную кровать-качели с гроздью разнообразных подушек.

– Ложись-ка, поспи на свежем воздухе. Плед сейчас принесут.

– Но… – растерянно смотрю на качели.

– Никогда не отказывай мне из скромности, Лера. Если я что-то предлагаю, значит, хочу, чтобы ты согласилась. Я всех выгоню сейчас. Ложись, отдыхай. Разбужу после обеда, и поработаем. Иди-иди…

Вытянув за руку из-за стола, подталкивает к качелям. И я растерянно иду к ним. Самочувствие отвратительное, под веки словно сыпанули песка, голова кружится. И эти качели вместе с заботой Георга мне кажутся сейчас необходимыми. Плюнув на всё, я поддаюсь своей слабости. Скидываю пиджак, туфли, падаю туда и закрываю глаза…

Сегодня Лера опять меня игнорирует. Уходит очень рано, приходит поздно, час в ванной – и закрытая в спальню дверь. Свет горит… Свет горит, и я горю. Нет, общаться не пытаюсь. Я типа тоже в игноре. Так ей будет проще съесть «ягодки», а если мы помиримся перед этим…

Но я очень скучаю… Мне очень жаль, что ей больно… И мне. Но себя не жаль, нет. Не надо было соглашаться на эту сделку. Я отхватываю заслуженно, да.

Спать не получается. Тревога и вина сплелись в гадкий комок, который заполняет всю грудь и вертится там. Весь вечер я брожу по гостиной от окна к двери и обратно как пленённый зверь.

Скоро всё закончится. Что потом? Потом я вернусь в свой мир. Без неё. Он неплох. И ещё полгода назад доставлял мне удовольствие. А сейчас я с трудом могу представить, от чего в нём можно его получить. Но чувства должны пройти, остыть – и у неё, и у меня. Разве не так всегда случается в итоге? Я очень на это надеюсь, очень!

Думать про её «потом» категорически нельзя. Потому что на слове «потом» всплывает холёный фейс этого Георга. И от мысли, что он прикоснётся к моей жене, в голове взрывается ядерная боеголовка, и сначала взрывной волной что-нибудь разбивает в нашей гостиной, а потом меня несколько часов выжигает радиацией ревности. До изнеможения. И щадящая эвтаназия происходит на мысли, что Лера ни за что не будет с ним. Потому что любит она всё-таки меня. И она не какая-то дешёвка, чтобы повестись на его статус и бабки. Ну… Не совсем меня… Но всё-таки любит «другого».

Дальше я обессиленно валяюсь, уничтожая наш бар, пытаясь реанимировать себя фантазиями, что когда-нибудь потом, когда всё утрясётся… мы обязательно… я обязательно…

Что?…

Любящие женщины прощают разное…

Да только причём здесь любовь Леры и я? Я же не смогу опять превратиться в её зайца. Или смогу?… Маска крепко приросла и давно перестала парить. Я ведь последнюю пару месяцев даже вспоминал о ней только после звонков Риты. А так… Было круто. Спокойно. Тепло. И…

В какой момент Лера стала вызывать у меня приступы острого счастья? Наверное, в тот, когда мы затеяли игру про то, что хотим мелкого. Это было так круто… Это было так круто, что я, блять, идиот, совершенно забыл про контрацепцию. И просрочил пару недель с инъекцией! Но пронесло. Месячные пришли вовремя.

И целый день в голову мне лезут неуместные и наивные фантазии, что у меня получится её вернуть через некоторое время. И, чтобы не сойти с ума, я даже кручу варианты, как это можно сделать. Наши гипотетические диалоги…

Год?

Два?

Сколько будет достаточно, чтобы попытаться вернуть всё обратно?

Да только как же я её верну?… Ведь по договору я должен исчезнуть из её поля зрения. Навсегда.

Но ведь Дамир не вечен? И его вполне может кто-нибудь поторопить. В некоторые моменты мне начинает казаться, что я готов поторопить его и сам. Нет, совесть за то, что убрал отца своей жены, меня не замучает…

Лера… Своими руками я пытаюсь вырвать из себя вросший кусок плоти. Нет, не плоти. Чего-то более важного. Она ещё внутри меня. И чувствую, что я внутри неё тоже. Несмотря на то, что так сильно обидел. И пока что я до конца не осознаю, что придётся рвать это по живому. И не знаю, как я это буду продолжать.

– Я не знаю… – с отчаяньем рявкаю, вбивая кулак в подушку.

Сейчас именно тот момент, когда ещё не случилось ничего необратимого. Когда можно упасть в ноги, покаяться. Признаться в происходящем – и шанс будет. Небольшой, но будет. А уже послезавтра – нет. Не будет никаких шансов. Столь долгую расчётливую игру против неё и другую тёлку она мне не простит. Даже спустя время.

Внутри меня предательски дёргаются внутренности. И я срываюсь. Подхожу к двери, сажусь рядом с ней, опираясь спиной на стену и не смея постучать. Мне нельзя. Нельзя. Я никогда не расплачусь за эту вольность. Надо отыграть этот уродский спектакль. Даже если я скажу ей правду, это ничего не решит. Дело ведь даже не в деньгах. Дамир просто уберёт меня, как элемент, не вписывающийся в его схему. И этот ёбаный Георг будет утешать мою вдову. Да, выйдет немного дольше, но даже более эффективно.