— У тебя здесь столько приборов, хоть свою пекарню открывай, — говорю я.

Пит подходит сзади, обнимая, и тихо поправляет:

— У нас. Эта кухня теперь наша. И стол наш. И тарелки тоже наши.

Он гладит руками мой живот, поднимаясь ладонями вверх, большими пальцами касаясь груди.

— Пит, — бью его по рукам я, шутливо пытаясь освободиться. — Мы же у окна, вдруг кто-то увидит.

— Темно же, — смеется Пит, разворачивая меня лицом к себе и делает шаг вперед, заставляя сильнее прижаться к кухонному столу бедрами.

— К тому же, насколько помню, теперь это не твое платье, а наше. — Он наклоняется к моему уху и тихо шепчет: — И я хочу его снять.

Пит скользит пальцами по изгибу моей шеи, спуская шелковую бретельку вниз. Я прячу взгляд, хотя не могу не заметить, как резко темнеют его глаза.

Я застываю.

Вся моя бравада в одночасье складывается как карточный домик, окатив жаркой волной неловкости и беспокойства.

Пит чувствует это. Он зачесывает свои светлые волосы назад и, слегка наклонив голову, смотрит на меня довольным изучающим взглядом.

— С какой комнаты начнем знакомство с домом? — спрашивает Мелларк, пытаясь прочесть ответ по моему лицу. Он, как и всегда, невероятно тактичен. — На заднем дворе построена милая терраса и растет сад. Это, конечно, не лес, но, я надеюсь, тебе понравится. Не хочешь взглянуть?

Я отрицательно качаю головой.

— Тогда как насчет гостиной? Можно посмотреть фильм.

— Не думаю, что это правильная идея.

— Мы, конечно, уже изучили кухню и, я надеюсь, ты не заставишь меня сейчас для тебя готовить? — улыбается он, поглаживая пальцем мою скулу.

— Опять не угадал.

Мой голос подводит. Внутри все трепещет в предвкушении, словно крошечные землетрясения прокатываются от самого сердца до кончиков пальцев.

Пит проводит рукой по моим волосам, вытаскивая из них длинную шпильку, привлекает к себе и целует. Глубоко. Долго. Его губы теплые и мягкие. И я его не боюсь. Последние всполохи заката отражаются в его голубых глазах, глядящих на меня с вожделением.

— Мы начнем со спальни, — наконец, разгадав мой замысел, шепчет Пит и, по тому, как загораются его глаза, я понимаю: он не против. И на этот раз я тоже полностью за.

========== Бонус-глава. Девочка, девушка, жена ==========

Последние лучи скользят по комнате, отбрасывая длинные тени. Свет не включён, и в комнате царит полумрак, но так будет даже лучше. В первый раз так будет спокойнее.

Мы стоим друг напротив друга, словно актёры в пьесе, что забыли роли. Слова растворились в неловкости этого момента, как дым исчезает в сумраке.

— Ты такая красивая, — хрипло бормочу я, не в силах оторвать взгляд. Дыхание перехватывает, а мысли путаются от осознания факта, что эта девушка действительно моя. Теперь официально и навсегда. — Я так давно люблю тебя, что даже не верится, что это не сон.

Ее рука опускается на мою грудь, туда, где под ладонью бьется сердце.

— Это правда, Пит.

Вибрация от её слов отдается резонансом, и сердце её подхватывает, принимаясь отбивать ритм в такт. Китнисс чуть поворачивает голову, ловит мой взгляд, и привычные колючие льдинки в серых глазах тают.

Нежные и мягкие губы трепетно касаются моих, и я целую её в ответ, вкладывая в этот поцелуй всю боль, страсть и все невысказанные слова за четыре года, что тосковал по этой девушке.

С нашего знакомства прошла вечность, практически целая жизнь. Полные несбыточных надежд годы от того момента, когда я впервые услышал пение Китнисс — тогда еще Эвердин, и до этого дня. И всегда она была здесь. В моей грудной клетке. В моём сердце, которому приходится все расти, расти и расти из-за Китнисс. Ради Китнисс.

— Правда! — повторяет она.

Я не думал, что одно короткое слово может сделать человека таким счастливым. Не подозревал, что таким счастливым в принципе можно быть.

Опуская одну за другой бретельки платья, я оголяю её плечи, чтобы дотронуться до них губами. Шёлковая ткань падает к ногам, и Китнисс нервно сглатывает, согревая мое ухо своим дыханием. Теперь она стоит передо мной практически обнаженная, и в сумраке комнаты ее оливковая кожа будто переливается золотом, а гладкое атласное белье без намёка на соблазнение кажется мне самым сексуальным, что я когда-либо видел.

Она вздыхает, и я ощущаю дрожь, пробежавшую по ее телу. Противный голос в голове тут же начинает нашёптывать, что ещё утром, собираясь на банкет, девушка даже не думала, что закончит день со мной в одной постели.

Вдруг я поторопился?

Или она побоялась меня обидеть поэтому не смогла отказать?

Или согласилась из чувства долга?

— Пит, — Китнисс касается ладонью моего плеча. — Ты меня слышишь?

— Что?

Я моргаю, возвращаясь к реальности.

— Я сказала, что на этот раз не хочу останавливаться. Это тоже правда.

Китнисс закусывает нижнюю губу и, подняв брови, ожидает ответа. Ее взгляд уверенный — в нем нет сомнений и нет колебаний, как в каждый из моментов, когда она натягивает тетиву, готовясь стрелять на поражение, и я двигаюсь ей навстречу, прижимаясь лбом к лбу.

«Правда! Правда! Правда!» — бьётся в голове. Китнисс не разбрасывается словами. Слова всегда давались ей сложно, потому что эта девушка говорит на языке поступков. И все-таки — она пытается — учится говорить о чувствах вслух. Ради меня?

Ради меня.

Наконец сердце затихает, мне удается улыбнуться, и я притягиваю любимую в свои объятья. Пальцы путаются в её волосах, скользят по спине вниз, и я поднимаю её на руки.

— Я люблю тебя, — выдыхаю я. Все мои сомнения и тревоги улетучиваются вместе с последним произнесенным словом. Наклоняюсь к ее виску и тихо добавляю: — И невероятно, оглушающе, до умопомрачения хочу.

Китнисс заливается румянцем, и вся ее бойкость моментально испаряется.

— Тебе придётся привыкнуть, Китнисс Мелларк, — бормочу я, расстёгивая рубашку и стягивая ее через голову.

Мы тянемся друг к другу одновременно, больше всего на свете желая быть ближе. Столько времени прошло, как нас выписали из больницы, а я никак не могу насытиться нашими поцелуями. Почти каждый день весь прошедший месяц я сдерживал себя, несмотря на то, что мое тело жаждало Китнисс, а руки хотели ласкать каждый сантиметр ее кожи. И каждый раз я заставлял себя остановиться, потому что в случае с этой девушкой все должно произойти правильно. И вот этот момент настал.

Мы дома. Не нужно никуда торопиться. Китнисс в моих объятиях. И, наконец, всё идеально.

Мы отстраняемся друг от друга на мгновение, чтобы избавиться от последней оставшейся одежды, я ложусь, слегка нависая над любимой, опираясь на локоть. Ее маленькая грудь прижимается к моей, так что два сердца бьются рядом.

— Ты мне доверяешь? — хрипло спрашиваю я.

— Да, — шепчет Китнисс в мои губы и, обхватив за шею руками, целует сама.

Один поцелуй перерастает в другой, а каждое прикосновение влечет за собой новое, еще слаще. И губы размыкаются, и языки встречаются… Случайное касание превращается в объятие, объятия — в ласки, а ласки — в стоны наслаждения.

Мы медленно исследуем тела друг друга. И в этот раз я уверен, что не хочу торопиться. Я касаюсь губами её шеи, одной рукой сжимая грудь, пальцем лаская сосок, в то время как другая рука скользит всё ниже, раздвигая бедра.

Дыхание Китнисс становится хриплым и прерывистым.

— Пит, — шепчет она, закусывает губу и, закрыв глаза, замирает в ожидании.

Она шире разводит ноги, пропуская мою ладонь. Я наклоняюсь, Китнисс раскрывает губы, и мы снова целуемся. Я плавно двигаю рукой, задевая чувствительные точки, затем вытаскиваю пальцы и размазываю влагу по набухшему клитору, снова входя глубже и сильнее. И пока мои пальцы медленно возносят ее на вершины блаженства, я обнимаю её, накрывая губами маленький сосок. Китнисс тихо вскрикивает и хватается за мои плечи.

Она извивается в моих руках, но я удерживаю любимую на месте, пока мой язык и мои губы двигаются все ниже по упругому животу, до самой границы белья, от которого я окончательно избавляюсь. И когда я хочу прикоснуться губами, она меня останавливает.