— Давайте, — легко согласилась Катя. — И как это сделать? Клин клином?
— Что? — обалдел Жданов. — Никаких клиньев, вы вообще… в вашем положении… Работа — вот лучшее лекарство.
Теперь она уже откровенно смеялась.
— Андрей Павлович, вы тиран, деспот и эксплуататор! А беременность влюбленности не помеха. Вот возьму и правда начну строить глазки Потапкину!
Этого еще не хватало. Потапкин и так был не семи пядей во лбу, а домогательства такой женщины, как Пушкарева, могли и вовсе его заикой сделать.
Катя меж тем, совсем расшалившись, перевернулась на спину и уставилась в потолок.
— Вы подали прекрасную мысль, Андрей Павлович. Я-то ведь как рассуждала? Не везет в любви — так и нечего пытаться. Такому страшилищу, как я, не нужно даже и мечтать о взаимности. Но может быть мне просто надо выкинуть… как вы сказали?.. этого идиота и мерзавца из головы и найти себе нового.
— Тоже идиота? — буркнул Жданов. — Катя, ну вы же серьезный человек, а рассуждаете, ну как моделька какая-то!
— Спасибо за комплимент, — захихикала она.
— А это вовсе не комплимент. И перестаньте хихикать!
Приподнявшись на локте, она удивленно заглянула в его лицо.
— Вы действительно злитесь? Почему?
— Терпеть не могу, когда умные женщины говорят глупости!
Пальчиком она попыталась придать его губам форму улыбки. Жданов вздрогнул от неожиданности этого легкого прикосновения.
— Если бы я была умной женщиной, — назидательно сказала Катя, — то не лежала бы сейчас в одной постели с почти женатым начальником и не готовилась бы стать матерью-одиночкой.
— Зачем вы напомнили мне про эту женитьбу, — простонал Жданов и накрыл её ладонью свои глаза, — я как подумаю о свадьбе с Кирой, так мне хочется удавиться!
— Ну так не женитесь, — спокойно ответила она. — Можно подумать, что у нас средневековье.
— Если бы все было так просто!
— Тогда не жалуйтесь.
Такая безжалостность была неприятна.
Он тут носится с ней, а она что? Даже пожалеть его не может?
Катя отдернула его ладонь и наклонилась ниже, глаза в глаза. Её дыхание коснулось его щеки, когда она спросила:
— Отчего вам так плохо, Андрей Павлович?
— Не знаю. Но я чувствую себя пленником, которого со связанными руками ведут на эшафот. И я все время жду, что кто-то из толпы крикнет: это ошибка! Этот мужчина не заслуживает виселицы!
— Кто-то из толпы, — задумчиво повторила Катя. — Кто-то незаметный. Как бы ваше лекарство не оказалось ядом.
— О чем вы говорите?
— Ни о чем, — ответила она и вернулась головой на подушку. Сладко вздохнула.
— А хорошо, правда?
— Правда, — озадаченно отозвался Жданов.
Непонятно, нелогично, глупо, но — хорошо.
========== 19 ==========
— Жданов, но она же тебя хомутает!
— Я разве лошадь?
В оранжевом свитере с ромбами Малиновский был похож на лыжника-фантаста.
Ужасно возмущенного к тому же.
История про их пионерскую ночевку что-то взорвала в Ромкиной голове, и теперь его раздирало на части от желания уберечь Жданова от цепких когтей Пушкаревой.
Такая трактовка пронзала до глубин души. Ну он же все понятно объяснил: про то, что Кате просто хотелось побыть вдвоем, что это было тепло и невинно, и что они всего лишь шушукались до поздней ночи, как школьники в летнем лагере.
Но, кажется, чем больше он плутал в словах, тем больше у Малиновского глаза на лоб лезли.
— Еще немного — и ты будешь бегать за памперсами для чужого ребенка и тайком от жены гулять с коляской, — зашипел Ромка, — ты вообще соображаешь, что делаешь? Беременные они же все как пиявки, только и думают, к кому присосаться.
— Пиявка твоя Клочкова, — отразил удар Жданов. — А моя Пушкарева приличная женщина.
— Моя Клочкова идиотка, а твоя Пушкарева с этой её детской непосредственностью уже и под одеяло к тебе пробралась. Ах, я такая наивная, такая несчастная, пастушка с овечками на зеленом лугу, только этот луг — трясина.
— Образно, — оценил Жданов. — Тебе бы сценарии для фильмов ужасов писать. Катя просто… ну как тебе объяснить-то? Смешная и трогательная женщина…
— Ты в Пушкаревой женщину разглядел?
Он поморщился, испытав вдруг острый приступ тошноты от этого разговора. Жданову не хотелось вслушиваться в слова лучшего друга и в то же время он не мог от них отмахнуться.
Итак ведь было понятно, что с ним что-то неладное. Прав Ромка, ненормально так носиться со своей секретаршей, и ладно бы еще хоть красоткой она была какой-нибудь.
— Знаешь… знаешь, что меня настораживает? — продолжал Малиновский едва не с ужасом. — Ты говоришь о Пушкаревой с таким упоением, словно о любимой женщине.
— Так и есть, Малиновский, — медленно и задумчиво отозвался Жданов. — Я действительно испытываю к ней очень нежные чувства, как к родному человеку, который всегда рядом, который никогда не бросит, не предаст, придет на выручку в сложную минуту.
Когда он думал о Кате, становилось легче. Что за чертовщина?
— Тебе нужно отдохнуть, — решил Малиновский, тоже не нашедший вразумительных объяснений. — И всё пройдет. Я уверен! Конечно!
— А вот я не уверен. Новый год на носу, пора подводить итоги, и не только на работе.
— Ну, здесь-то у нас уже всё в порядке.
— Ну конечно, конечно, всё в порядке. Вот только в личной жизни полный разлад, — а вот при мыслях о Кире становилось хуже.
— Но ведь с Кирой мириться-то надо, — напомнил Ромка о президентском долге перед Зималетто.
— Надо, — неохотно согласился Жданов. — С Кирой мириться надо. Я ведь её еще не видел, как приехал.
— А они вчера с Клочковой рано уехали из компании, — сообщил Малиновский. — Пришлось сажать Шуру на телефон в твоей приемной. Тылы остались оголены!
— Этого еще не хватало! И куда их унесло?
— Да кто же их знает.
В его кабинете Кира стояла перед столом Кати, а та показывала на документы и спокойно объясняла:
— Это очень выгодная сделка для Зималетто, Кира Юрьевна…
— Катя, но вы же не предлагаете на полном серьезе нам перенести производство в Подмосковье! — с неприязнью отвечала Кира.
— Не предлагаю. Но это хорошее приобретение. Если все пойдет удачно, мы сможем со временем открыть в Туле производство аксессуаров.
— Какое смелое предложение! Однако вы здесь вовсе не для того, чтобы размышлять над развитием компании, для этого есть совет директоров.
— Привет, любимая, — вмешался Жданов.
Кира стремительно оглянулась. У неё были тени под глазами, как будто она плохо спала.
— А давно ли мы устраиваем сотрудников в номерах хостельного типа? — спросил он и прикусил язык, вспомнив, что намеревался мириться.
— Но ведь ты сам настаивал на экономии! — возразила Кира. — Да и Екатерина Валерьевна во время подготовки к последнему показу чахла над каждой копейкой.
— Кирюш, ты у меня такая красивая, когда не злишься, — с тоской проговорил Жданов, — а мы можем поговорить в твоем кабинете?
— Ну вот, тебя уже и из собственного кабинета выставили. Была у зайки избушка лубяная, а у лисы ледяная…
Он подхватил Киру под локоть и увлек за собой.
— Почему ты бесконечно цепляешься к Пушкаревой?
— Потому что меня бесит эта женщина! Она с такой уверенностью рассуждает о производстве аксессуаров, как будто здесь полная хозяйка!
— Виктория! — притормозил Жданов, уже почти покинув приемную. — Через час я жду от тебя объяснительную записку о причине твоего вчерашнего отсутствия на рабочем месте.
— Андрюш, — бросилась на защиту обомлевшей Клочковой Кира, — это я её попросила пройтись со мной по магазинам.
— В таком случае зарплата за это время будет выплачена из твоего личного кармана, а Виктория получит выговор.
— Что за мелочный деспотизм? — презрительно сощурилась Кира. — Андрей, я тебя не узнаю в последнее время.
— А ты считаешь нормальным выдергивать сотрудников с рабочего места только потому, что тебе захотелось новых шмоток?