В загадке ставился вопрос о том, что произойдет, если человек отправится в прошлое, в тот момент, когда его дед еще не родил сына. Если бы этот путешественник во времени убил собственного деда, то его отец не родился бы, а это значит, что и он не родится. Вот вам и парадокс дедушки. Если путешественник во времени так и не родился, то как же он мог вернуться назад во времени, чтобы убить своего дедушку?

Менсингер продемонстрировал, как инерция временного потока скомпенсирует такой парадокс. В момент смерти дедушки временной поток будет разделен, создав два течения времени, параллельные друг другу. В одном течении будет сохранено абсолютное прошлое путешественника во времени. В другом будут учтены его действия. Поскольку для путешественника во времени должно было существовать абсолютное прошлое, в котором он еще не вмешался в непрерывность времени, он оказался бы во втором течении времени, которое он создал своим действием.

Разделение привело бы к всеобщему дублированию материи. Все, что существовало в прошлом, до разделения, теперь будет существовать и в этом втором течении времени. События в этом течении будут происходить под влиянием действий, предпринятых нашим путешественником. Менсингер постулировал, что существует возможность предотвратить разделение временного потока, отправив кого-то в прошлое в точку до разделения. Тогда, теоретически, можно помешать путешественнику во времени убить своего деда. Однако при наличии такого разделения разделение должно было случиться до появления возможности его предотвращения. Любой, кто возвращается в прошлое, чтобы не дать путешественнику во времени убить своего дедушку, может прийти из будущего, в котором этот дедушка уже был убит внуком.

Менсингер обнаружил, к своему огорчению, что, в конце концов, разделенные течения времени воссоединятся. Если течения времени уже воссоединились к тому моменту, когда кто-то отправился в прошлое, чтобы предотвратить убийство деда, то его действия по предотвращению разделения, на самом деле, ничего не предотвратят. Скорее, по сути, он будет изменять что-то уже случившееся до того, как оно случилось. Что делает возможным еще одно разделение. В противном случае это означает уничтожение всего течения времени, что чревато не менее пугающими последствиями. Это означало бы геноцид всех, кто существовал в течении времени, созданном убийством деда. Это было бы не только массовым убийством немыслимых масштабов, но и привело бы к катастрофическим последствиям для будущего, события которого могли бы быть продиктованы действиями, предпринятыми в этом втором течении времени.

За свои исследования Менсингер был удостоен желанной Бенфордской премии, но он пришел в ужас от собственных открытий до такой степени, что остановил свои эксперименты. Он призвал к немедленному прекращению временных войн и к строжайшему контролю перемещений во времени. Он утверждал, что сомнительные преимущества ведения войн в конфликтах прошлого во имя избавления настоящего от мрачных реалий войны намного уступают присущим системе опасностям. Возражать ему никто не стал, но временные войны продолжались. Для того, чтобы временная война осталась в прошлом, кому-то надо было сначала ее остановить. Но ни одна нация не была готова воздержаться от путешествий во времени из опасения, что другие продолжат эту практику, используя время как оружие против нее.

Задание по корректировке, в выполнении которого участвовал Лукас Прист, было связано с самым близким к осуществлению раздвоением течения времени в истории временных войн. Миссия была успешно завершена, и непрерывность времени сохранена, но это стоило жизни половине команды Приста. В живых остались лишь Лукас Прист и Финн Дилейни, но даже они не выжили бы, если бы не вмешательство дезертира из корпуса времени по имени Риз Хантер.

С тех пор Лукас часто думал о Ризе Хантере. До встречи с ним он не подозревал о существовании временного подполья – вольно организованной сети дезертиров из корпуса времени. Это были мужчины и женщины, чьи церебральные импланты были либо повреждены, либо удалены, из-за чего их было невозможно отследить. Большинство из них предпочли остаться в том периоде времени, в которым они дезертировали, но некоторые из них, как тот же Хантер, располагали украденными хроноплатами с отключенной функцией отслеживания. Вот у кого была неограниченная свобода. Все время было к их услугам.

Для членов подполья существовало лишь одно ограничение. Разделение или даже незначительный сбой во времени могли повлиять на само их существование, так что в этом отношении, несмотря на то, что они были дезертирами, они все равно были связаны общими приказами, определяющими действия, которые солдат корпуса времени мог предпринять в минусовом времени.

Лукас часто задавался вопросом, сколько людей в прошлом на самом деле были людьми из будущего. Было страшно осознавать, насколько деликатным и хрупким стало течение времени. Если бы обычный гражданин имел представление о том, насколько неустойчив баланс и как легко его можно нарушить, он стал бы бешеным параноиком. Именно в этой системе Лукасу предстояло существовать. Именно в эту систему он вернулся по собственному выбору.

Это заставило его задуматься об устойчивости его собственной психики. Как и о том, а был ли у него вообще выбор.

Как и следовало ожидать, по результатам последней миссии он был приписан к временным коммандос. Он был зачислен в штат первого дивизиона майора Форрестера, элитного подразделения, сформированного для непосредственной борьбы с угрозами непрерывности времени. Как офицер первого дивизиона, он обладал правом на определенные льготы, такие как бесплатный проезд в любое место в плюсовом времени и роскошное расквартирование в каюте офицера-холостяка в штабе КАВ. Но рука об руку с особыми привилегиями шли и особые риски. Хотя сейчас у него более высокая зарплата, шансы на то, что он до нее не доживет, возросли соответственно. Стандартные миссии и раньше пугали его до полусмерти, теперь же его заданиями почти наверняка будут корректировки. Отныне перспективы стали гораздо более смертоносными.

– И почему я не трясусь как осиновый лист? – пробормотал Лукас.

– Сэр? – драйвер на секунду повернулся к нему.

– Все в порядке, капрал. Просто думаю вслух. Лукас докурил сигарету и выбросил бычок. Откинувшись обратно на сидение, он вздохнул и закрыл глаза. Да ладно тебе, подумал он, зато скучно не будет.

Шаттл высадил его перед штабным зданием командования армии времени. Поднимаясь по трубе лифта к штабу, он наблюдал за суетой на площади далеко внизу. С ним не было никакого багажа, ничего, что можно было бы считать личным имуществом. Те немногие материальные ценности, которые он скопил за время кратковременного возвращения к гражданской жизни, были оставлены в его квартире – наследство какому-то будущему арендатору. Отныне его жизнь снова будет состоять из предметов первой необходимости, входящих в состав полевых комплектов, купленных в системе заказов военных товаров или полученных в ходе выполнения заданий. Парадоксально, но он чувствовал себя на удивление свободным.

Он все еще не привык к тому, что ему отдавали честь в коридорах. В бытность сержантом Лукас никогда не настаивал на исполнении военного протокола, или, как большинство солдат его называли, «микки мауса». Это было очень старое выражение, и никто, похоже, не знал, откуда оно взялось. Лукас однажды попробовал поискать его в банках данных, только чтобы выяснить, что информация засекречена.

В гостиной первого дивизиона был небольшой бар, а сама она была почти пуста, поэтому Лукас сразу же заметил Дилейни. Тот сидел в полном одиночестве за столиком у окна, сгорбившись над своим напитком. Он похудел, и густые рыжие волосы были сбриты, но когда Лукас подошел к столу, то понял, что, по крайней мере, одна вещь осталась неизменной. Дилейни по-прежнему не смог удержать повышение.

– Что, офицерские погоны слишком давили на плечи? – сказал Лукас, рассматривая нарукавную нашивку Финна, украшенную одиноким шевроном ефрейтора.