Вечерушка и вправду была идиотской. Если б он не предложил, Наталья и так улизнула. Художсамодельные обязалки под умильные взгляды подержанных профкомовцев неотвратимо будили тошноту. Студиозусы откровенно позёвывали в ожидании танцулек, но худо отрепетированная бодяга всё тянулась и тянулась. Все понимали, что без вступительной тягомотины никак нельзя – ни одна собака бы не разрешила. Но слишком уж этой мутатой увлеклись, явно перестарались. Верноголовые ребята, административная косточка…

Он смешно передразнивал желторотых первокурсников, которые в залежалых, не по росту костюмах старательно и неуклюже пытались топотать нечто народно-украинское. Артист в нём жил явно. Выходило не просто похоже, а прямо-таки уничтожающе. В порошок стирал. Приседал, подпрыгивал, вразнобой поводил предплечьями. Строил растерянные рожицы, озирался нелепо. Замирал вдруг, дрожал мелкой дрожью. И следом рассыпался детским смехом, от души потешаясь над своими недотёпистыми персонажами.

Ровное светлое тепло мягко садилось на плечи. Сумерки не торопились густеть. Тишина была почти осязаемой.

– Робко месяц смотрит в очи,

Убеждён, что день не минул,

Но далёко в область ночи

День в объятия раскинул, -

игриво поглядев ввысь, продекламировал он, – нынче этого сочинителя не читают.

– Ну, отчего же? Я, к примеру, порой не прочь полистать на ночь этого рачительного помещика. Лёгкие, знаете ли, сновидения навевает.

– Да неужели? И в самом деле невесомые?

– Как вон тот летающий-тающий объект,– задрала голову Наталья, – точь-в-точь.

Поодаль высоко в небе плыл едва различимый шар. Он был прозрачным. Koнтуры угадывались лишь по плавному движению выпуклых боковых бликов. Он парил на такой высоте, что зрение с трудом дотягивалось до этого непонятного предмета.

– Вот это метафора! Вы меня просто обезоружили.

– Ерунда какая! Советско-окуджавское «А шарик летит…». Не более того. Тоже, небось, откуда-нибудь содрано.

– Не любите комплиментов?

– Люблю расставлять все точки над «ё», как говаривал один мой забубённый знакомый…

– Вы такая педантичная девушка…

– Бросьте, юноша. Не паясничайте…

Вечер подступал нерешительно, речная рябь укрывалась сизоватой дымкой. Редкие облака тяжелели. Даль размывалась.

– Не пора ли нам закругляться? – осведомилась Наталья.

– Да вы что! Вы совершенно не умеете гулять. Впрочем, не только вы. У нас напрочь отсутствует культ прогулки. Не в крови это у нынешнего человека, чтобы выйти вот так, без церемоний, не по делу какому али топором за пазухой. Оглядетьcя, не суетясь. Посмаковать закат. Да вы посмотрите, как чудно смеркается! А знаете, откуда это пошло? От Вергилия. Слышали о таком римском поэте? Это он первый выбрался из дому просто так, ни для чего. Прошёлся по клонам тамошним, прибалдел от зелени чересчурной, нежился на солнышке цепком. За жизнь поразмышлял, о вечном вспомнил, сварганил, не напрягаясь, строк несколько. Да и воротился, благостный, дальней дорогой в родные пенаты. Умиротворённый, тихий такой. Другой совсем. А раньше никому такое и в голову не приходило. А всё так просто…

– Поверю вам на слово.

– И правильно. Всё равно ведь не проверите. Ни в каком ЗАГСе не зарегистрировано.

– Вы ревнитель ЗАГСов?

– Отношусь индифферентно. Но чту достоверные сведения.

– И что же вы имеете сообщить достоверного ещё?

– Ну, например, собственное имя. За пару часов однократное упоминание его всуе при знакомстве выветривается как бокал сухого. Вы вот, вижу, вполне созрели позабыть. А нужно, чтобы запало… Остановись и закрой глаза!

Наталья вздрогнула от перехода на ты, но повиновалась.

– Сергей, – густо прозвучало из темноты.

Она и вправду уже едва помнила.

6.

Ближе к окончанию учёба стала Сергея откровенно доставать. Специальность явно не шла. Работы его безжалостно браковались. И по большому счёту того заслуживали. Творил он из-под палки, находил предлоги отложить всё, что только можно на потом. Чуть ли не за волосы подтаскивал себя к неоконченному, осоловело взирал на полуфабрикат, сплёвывал и засовывал его куда подальше. То, что всё же вымучивалось, ввергало автора в беспросветное уныние.

Его живо интересовало, влекло, захватывало всё, связанное со специальностью. Он вовсе не от безделья шатался по мастерским и выставкам, копался в манерах письма, копался в бог весть где добытых альбомах. Но своего качества в этом затягивающем пространстве наверняка определить не мог. Натужные попытки создать свою собственную реальность фатально оканчивались ничем. И Сергей стал исподволь к этому привыкать. Как ни странно, такое положение вещей нисколько не отвращало его от предмета занятий, а подталкивало на поиски других возможностей. Многие, ведь, находят способы по-иному кантоваться в сферах, давно для себя обозначенных, излюбленных и органичных. И смена ролей при этом – штука гораздо менее болезненная, чем представляется поначалу. Вовремя уходящие от не присущей им роли – люди по-настоящему живые и неподдельно счастливые. Они открывают в себе свойства, о которых и не подозревали в прежней своей ипостаси. Дают им окрепнуть и расцвести, позволяют завладеть собой безраздельно и становятся оттого вовсе иными. Чем не путь обновления? Разумеется, новое новому рознь. Но когда сегодняшнее проедает печёнку, ей-богу, есть смысл рискнуть.

Волею случая познакомился Сергей с остроносым гологоловым старичком в жилетке и при печатке на левом безымянном. Вёл он себя вкрадчиво, но повелительно. Глядел остро и нескучно. Дробно постукивал сухонькими пальчиками по столу и ораторствовал.

– Вам это, молодой человек, будет полезно. Очень саморазвитию способствует. Оно при этом без каких-то дополнительных усилий проистекает. Вам с такими людьми доведётся встречаться! С веоьма неординарными личностями. Общение – вещь незаменимая. И к сожалению, летучая… Это вы потом поймёте. Да и деньги вполне эквивалентны требуемым трудам. Даже более чем. Приятное с полезным. А? Соглашайтесь! Не прогадаете.

А почему, собственно, и нет? И Сергей долго себя уговаривать не заставил…

Те, к кому Сергей являлся по заданию, угощали его чаем. Справивали о занятиях, о планах, о вкусах. Вздыхали о собственной безвозвратной молодости. Вворачивали анекдотцы, случаи всяческие прикольные. Сами же хохотали, Сергея по плечу хлопали. Подливали ещё заварки, рассуждали о тенденциях. Курили без спешки, задумчиво улыбались. И уж потом переходили к делу. Люди были воспитанные.

Конечно, случались исключения. Куда ж без них! Один из завсегдатаев этой тусы прямо с порога начинал орать, что это грабёж, что на такие условия больше никогда не согласится, что это в последний раз. Он горячо выкидывал перед собой ладонь, наводнял прихожую гнилостным зубным духом, заходился яростными приступами астматического кашля. Потом стихал постепенно, тащился в комнату, молча подписывал бумаги. С нервами у этой публики ладилось не всегда.

Попадались и авторы-профессионалы. Весьма порой известные. Давно бывшие на слуху. Разговаривать с ними живьём Сергею было даже и не по себе. Он не вполне понимал, как с ними себя вести. Поэтому больше помалкивал, слушал, поддакивал… Но в основном это было общество перекупщиков, оценщиков, собирателей. Их естественным и постоянным состоянием были переговоры, согласования, улаживания. Они торговались, выстраивали комбинации, заключали союзы. Друг друга хвалили, друг про друга сплетничали, обещали друг другу золотые горы. Круг свой оберегали ревниво, зорко, цепко. Новые лица вызывали у них раздражение и досаду. А огорчать друг друга имели право только они сами.

Роль Сергея определить одним словом не получалось. Он был отчасти и курьером, и полномочным представителем, и инкассатором. Ставил в известность, напоминал, предлагал. Доставлял по адресу, разубеждал, расплачивался. Рабочий день был не нормирован, требования чётко не очерчены. Нужны были силы, желание и интерес. А на дефицит добра этого Сергей пожаловаться не мог.