"А что я знаю о страсти? - подумал писатель. - Я видел в ней только изначальную суть. Весь мир, человек, все живое, несомненно, проявления страсти. Что там говорить: сама жизнь как явление - это страсть природы. Но есть и оборотная сторона медали... Я создаю воображаемые миры. Это, наверное, самая тонкая материя страсти. Но я, увы, сгораю. Какая нелепость - страсть, рождая одно, сжигает другое. Закон сохранения страсти..."
И еще он подумал, что, для того чтобы развеять тоску, было бы неплохо уехать. Куда-нибудь. В глухомань.
Он взглянул на небо.
Небо вздохнуло, и вдоль реки пролопотал быстрый дождик.
- Дуглас, - негромко окликнули его.
Писатель живо оглянулся.
Никого!
Берег пустынный, а лес далеко. Там подобралась хорошая компания вязов, дубков и, кленов. В детстве он бегал туда за диким виноградом. Это была страсть ко всему недозрелому - кислым яблокам, зеленым пупырышкам земляники...
- Задержитесь на минутку, - попросил его все тот же голос. - Я сейчас войду в тело.
Рэй наконец заметил, что воздух шагах в десяти от него как-то странно колеблется и струится, будто там прямо на глазах рождался мираж.
В следующий миг раздался негромкий хлопок, и на берегу появился высокий незнакомец в чем-то черном и длинном, напоминающем плащ. Остро запахло озоном.
- Не жмет? - участливо поинтересовался Рэй Дуглас и улыбнулся. - Тело имею в виду.
- Извините, мэтр. Я неудачно выразился. Но это в самом деле мое тело. Незнакомец шагнул к писателю и радостно воскликнул, воздев руки к небу: Вот вы, оказывается, какой!
"Что это? - подумал Рэй Дуглас. - Монах, увлекающийся фантастикой? Или... Или я просто переутомился. Я много и славно работал в сентябре. Да и октябрь был жарок. Неужели воображение разыгралось так буйно?"
- Успокойтесь, мэтр. - Незнакомец остановился. - Вы не больны. Я реален так же, как и вы. Извините за эти дерзкие слова; мне вовсе не пристало учить вас, как надо относиться к чуду. Что касается одежды, то это защитная накидка. У вас здесь очень высокий уровень радиоактивности. Дома меня ожидает тщательная дезактивация.
Писатель уже овладел собой.
- Откуда же вы? - спросил он, пристально разглядывая незнакомца.
- Издалека, - ответил тот. - Из две тысячи шестьсот одиннадцатого года. Я президент Ассоциации любителей фантастики. Я прибыл за вами, мэтр. И еще хочу заметить - у нас очень мало времени.
- Польщен! - засмеялся Рэй Дуглас. - Встреча с читателями? Лекция? Я готов. - И удивился, покачав головой. - Две тысячи шестьсот одиннадцатый... Неужели знают?
Теперь улыбнулся президент.
- Вас ждут во всех обитаемых мирах, - объяснил он, и бледное лицо его чуть-чуть порозовело. - Это такая удача, что мы можем вас спасти. Пойдемте, Дуглас. Вы проживете еще минимум восемьдесят-девяносто лег и напишете уйму замечательных книг. Только наш мир сможет дать вашему адскому воображению настоящую пищу. Вы будете перебрасывать солнца из одной руки в другую, словно печеную картошку.
- О чем вы? - сдавленным шепотом спросил писатель. - Уйти? Насовсем? Сейчас? Среди бела дня и в здравом уме?
- Вы уже не молоды, - мягко заметил посланник из будущего. - Вырастили детей, достигли зенита славы. Вы уже никому ничего не должны здесь. Если вам безразлично, что вас ожидают сотни миллиардов моих соотечественников, то подумайте хоть раз о себе. Пойдемте, Дуглас. У нас осталось двадцать две минуты.
Воскресное утро, начавшееся для писателя с телефонной ссоры, вдруг окончательно потускнело, а растерянная мысль метнулась к дому: "Как же так? А Маргарет, дочери, внучата... Уйти - значит пропасть. Без вести. Значит, исчезнуть, сбежать, дезертировать. С другой стороны - дьявольски интересно. Ведь то, что приключилось со мной, - настоящее волшебство. Это вызов моей страсти, моему искусству и таланту. Им нужен маг. Вправе ли я отклонить вызов? И что будет, если я приму его? Ведь я - не что иное, как форма, которую более или менее удачно заполнил мир. Уже заполнил.
- Почему такая спешка? - недовольно спросил он. - Во всяком случае, я должен попрощаться с родными.
- Исключено! - Президент Ассоциации любителей фантастики развел руками, и на его лице отразилось искреннее сожаление. - Осталось двадцать минут.
- Но почему, почему?
- Время оказалось более сложной штукой, чем мы предполагали. Масса причинно-следственных связей, исторические тупики... Есть вообще запретные века. Там такие тонкие кружева, что мы боимся к ним даже притрагиваться. Поверьте, если бы существовала такая возможность, мы бы спасли все золотые умы всех веков и народов. Увы, за редким исключением, это невозможно.
- И я как раз - исключение, - хмуро заключил Рэй Дуглас.
- Да. И мы очень рады. Но временной туннель только один, и продержаться он может не более тридцати семи минут.
- Кого же вы уже спасли?
- Из близких вам по духу людей - Томаса Вулфа, - ответил президент Ассоциации и вздохнул. - Однако он вернулся. Сказалось несовершенство аппаратуры...
- Томас?! - воскликнул Рэй. - Чертовски хотелось бы с ним встретиться. Ах да, я забыл...
Писатель разволновался, схватил пришельца из будущего за руку.
- Теперь я понял, - пробормотал он, улыбаясь. - Я все понял. Последнее письмо Вулфа из Сиэтлского госпиталя, за месяц до смерти. Как там? Ах да... "Я совершил долгое путешествие и побывал в удивительной стране, и я очень близко видел черного человека (то есть вас)... Я чувствую себя так, как если бы сквозь широкое окно взглянул на жизнь, которую не знал никогда прежде..." Бедный Том! Ему, наверное, понравилось у вас.
- Мэтр! - взмолился человек в черной накидке. - Сейчас не время для шуток. Решайтесь же наконец. Четыре минуты.
- Нет, что вы, - Рэй Дуглас наклонился, подхватил велосипед за руль. Хитро улыбнулся. - Если бы я мог проститься, а так... Тайком... Ни за что!
- Мы любим вас, - сказал человек с бледным лицом и пошел туда, где воздух колебался и струился. - Вы пожалеете, Дуглас.
- Постойте! - окликнул его писатель. - Человек в самом деле слаб. Я не хочу жалеть! Обезбольте мою память, вы же, наверно, умеете такое. Уберите хотя бы ощущение реальности событий.
- Прощайте, мэтр, - пришелец коснулся своей горячей ладонью лба Рэя Дугласа и исчез.
