Джонс остановился. Раньше он чувствовал, что он в безопасности, когда спускался по ступенькам загородного дома в темноту. Однако теперь, когда луна выглянула из-за облаков и мир снова озарился мягким серебристым светом, его стало легче обнаружить.

Он пытался сосредоточиться на обещании Мэйтланда, что ему никто не причинит вреда. Но сейчас, когда они прибыли на место, в это стало сложнее поверить. Боясь продолжить путь, Джонс оглянулся на своего спрятавшегося мастера в надежде, что тот позовёт его обратно.

Мэйтланд сошёл с гранитного крыльца, за ним скрывалась входная дверь дома, и остановился на дорожке – огромный, словно глыба в пальто. Он ничего не сказал. Его морщинистое лицо по-прежнему было скрыто козырьком бейсболки. Джонс сразу понял, что Мэйтланд призывает его продолжить путь, несмотря на яркую луну, ведь эта ночь была для его подопечного серьёзным испытанием. Не говоря ни слова, Джонс наглухо запахнул своё пальто и покорно поплёлся по дорожке, вымощенной брусчаткой, мерцавшей в лунном свете.

Высокий деревянный забор сменил побелённую стену дома. Подойдя к двери, Джонс беззвучно поднял щеколду и толкнул дверь локтем. Этого было достаточно, чтобы увидеть перед собой лужайку, а слева – дворик. У него перехватило дыхание, точно в горле застряла рыбья кость, как только он увидел, что слева от него кто-то есть.

Это был по пояс раздетый человек, стоявший к Джонсу спиной. Его рубашка и свитер были аккуратно сложены стопочкой на траве за ним. Мэйтланд оказался прав. Аркелл, человек, за которым они следили, пришёл в этот тихий укромный деревенский садик, чтобы насладиться луной.

Джонс наблюдал за Аркеллом всего лишь несколько дней. Это было довольно легко. Джонс время от времени наведывался в маленький магазинчик Аркелла и покупал сладости. Он бездельничал на улице: чеканил мяч об стену, считая секунды, минуты, а потом и часы. Вообще Джонс так удачно прикидывался обычным одиноким мальчиком, что Аркелл начал испытывать к нему жалость – приглашать к себе в свободное время, предлагать бесплатные сладости из больших пластиковых банок, что громоздились рядами на полках и были словно покрыты изнутри инеем из-за сахара.

Иногда Аркелл спрашивал Джонса о семье, и тот с удовольствием прикидывался, что семья у него была. Он придумал смешливую младшую сестру Джейн и маму с тёмными волосами по плечи, использующую лавандовое мыло. Его отец всегда закатывал рукава до локтей и пил исключительно крепкий чёрный чай из своей кружки в голубую полоску.

Но всё то время, что они проводили за разговорами, Джонс мысленно подмечал странности Аркелла и быстро стал улавливать характерные признаки, которые научил его распознавать Мэйтланд: язык в форме луковицы и избыточное слюноотделение; зловонное дыхание; волосы, что слишком густо росли за низко сидевшими ушами. Джонс не понаслышке знал об одиночестве, вызванном отличиями от других людей.

Мэйтланд внимательно выслушал отчёт Джонса и решил, что стоит проследить за Аркеллом однажды ночью, когда луна будет яркой и почти полной, чтобы подтвердить свои подозрения. Вот так они и оказались здесь.

Джонс тихонько отошёл от двери, прикрыв её. Он прекрасно осознавал, что оборотни всех мастей могут меняться и без полной луны, если они периодически подзаряжаются лунным светом.

Мэйтланд уже стоял за его спиной. Несмотря на свои габариты, он передвигался тихо и частенько напоминал Джонсу, что ему только предстоит освоить этот трюк. В полутьме щетина на лице Мэйтланда казалась серебристой. На левой щеке красовался шрам, красный и воспалённый. Его серые глаза сверкали, как и всегда в подобных ситуациях.

– Он что, решил принять лунную ванну? – прошептал мастер. Когда Джонс кивнул, Мэйтланд ухмыльнулся, словно всё это время знал секрет Аркелла.

– Что-то нечисто в этих местах. Мы должны быть начеку. Когда здесь купается один оборотень…

– …обычно приходят и другие, – тихонько повторил по памяти Джонс, и довольный Мэйтланд кивнул. Но затем его лицо вновь посуровело.

– Не забывай, – прошептал он, – это больше не человек.

Джонс кивнул и трясущейся рукой нащупал в кармане пальто рогатку, в то время как Мэйтланд вытащил старомодный револьвер. Они не выглядели ни на йоту удивлёнными, когда оружие с ним тихонько заговорило:

– Ты уверен, что мальчик готов, Мэйтланд?

Мэйтланд только кивнул и пристально взглянул на Джонса, ткнув пальцем в направлении двери:

– Мы будем прямо за тобой. Совершишь первое убийство – завтра уже будешь готов к инициации.

Прошла секунда.

А затем другая.

И ещё одна.

Джонс был неподвижен. Он знал, что хочет сказать Мэйтланду. Что он не готов к инициации, потому что вовсе и не хочет быть Опустошителем. Его завораживали простые люди – то, как они жили, вещи, которыми они владели и пользовались. Он хотел быть похожим на них. Но сказать это в лицо Мэйтланду было куда сложнее, чем представлять подобное, лёжа в постели.

Взгляд серых глаз Мэйтланда ожесточился.

Джонс отвёл глаза. Всё, что от него требовалось, – толкнуть дверь и точно выстрелить из рогатки. «Однако после этого стать нормальным было бы невозможно». Другие мысли тоже не давали Джонсу покоя. «Аркелл был добр к нему, когда он приходил к нему в магазин. Этот человек предлагал ему конфеты из банок. Он внимательно слушал мальчика, словно его друг».

Ужасную тишину нарушил хруст шин по гравию. Свет прокрался по извилистой дорожке, образовав яркую полосу на заборе рядом с ней.

Мэйтланд резко втянул Джонса в тень, на тропинку за домом. Целая череда мыслей пронеслась в голове мальчика. «Люди, которые здесь живут, возвращаются домой… Аркелл забеспокоится… он уйдёт… потому что нет смысла светиться, если этот сад – его секретное место для купания в лунном свете». Джонс почувствовал, как гора упала с плеч, когда осознал, что этой ночью ему не придётся совершить первое убийство. А это означало, что инициации тоже завтра не будет.

Когда Мэйтланд заглянул за угол дома и тихонько выругался, Джонс тоже решил выглянуть. Душа его ушла в пятки. Не было никакой машины. Девочка примерно его возраста неуклюже ехала на велосипеде по мягкой мощёной дороге, освещённой единственным фонарём. А потом, чтобы себя подбодрить, она начала дрожащим голосом насвистывать песенку, заставив Мэйтланда выругаться ещё громче.

Несколько секунд спустя соломенная крыша над головами Джонса и Мэйтланда скрипнула, словно на неё что-то приземлилось. Они услышали глухое рычание. Шаги застучали по крыше домика.

Мэйтланд схватил Джонса за плечи.

– Для чего им нужно купаться в лунном свете? – Джонс только моргнул. – Ну же! Для чего?!

– Голод, – прошептал мальчик. – Это вызывает у них голод.