В трубке послышался шум, ворчание вахтерши, чей-то разговор. Наконец, через

минут пять трубку взяли, и я услышал сердитый мужской голос:

–Да, слушаю!

–Это администратор Театра юмора?

–Да. – На том конце провода чавкали, сопели.

–Я отдал свою комедию две недели назад на вахте. Как мне сказал Ширмыршлянский,

через две недели мне ответят.

Неизвестный мне администратор вместо ответа громко икнул, потом выругался.

–Алло! Вы меня слышите?– спросил я.

–Слышим, слышим вас…Ширмыршлянского нет сейчас в театре, но вашу комедию

никто ставить не будет,– сообщил мне администратор.

–Почему?– удивился я.

Администратор снова икнул, потом снисходительно ответил мне:

–Такова политика нашего театра. Мы не ставим пьесы современных авторов.

–Все-таки объясните мне причину!– возмутился я.

–Такова политика нашего театра, молодой человек,– повторил администратор довольно холодно.

-Но почему только старые пьесы ставят в вашем театре?

–Как это старые?

–Вы же только что сказали, что пьесы современных авторов не ставите, так?

–Да.

–Но почему?

–Мы не ставим пьесы современных авторов. Такова политика нашего театра. Что еще

хотите услышать, молодой человек?

–Гм, вот и получается, что ставите только старые пьесы давно умерших авторов,-

заключил я.

Администратор снова икнул, отложил трубку, говоря с кем-то другим и посмеиваясь.

–Алло!– завопил в трубку я.

–Да, чего хотите, молодой человек? Я ж ответил, чего надо-то?

–Вот так- с, да?– неожиданно для себя вскричал я.– Всевластие режиссера! Хозяин-

барин! Я…

На том конце провода трубку положили, я услышал частые гудки. Больше звонить в

Театр юмора смысла не было, как и просить вернуть журнал с напечатанной в нем

комедией. Неожиданно я услышал правдивый и довольно циничный ответ от неизвестного мне администратора, который должен был отрезвить меня и избавить от ненужных иллюзий. Но я не считал себя слабовольным человеком, который сдается при первых трудностях. Трудности должны закалять человека, как полагал я. Ведь вся наша жизнь – постоянная борьба! Надейся и жди, все жди, а жизнь проходит… Поэтому нужно не терять драгоценное время, успевать и писать, и бегать по театрам, редакциям журналов.

Я решил обратиться в Драматический театр, к худруку театра Сеновину. Уже имея печальный опыт общения с режиссерами, я обдумывал тщательно свой план похода в

этот театр. Ведь Драматический театр известен театралам своим неизменным

репертуаром; не меняющимся многие десятилетия – в театре шли лишь классические

пьесы давно умерших авторов, в довершении ко всему почти все актеры театра были пожилого и старческого возраста, чему никто из зрителей не удивлялся. Кстати, слышал, что и сам Сеновин не возражал против игры пожилых и старых актеров, актрис в театре, мотивируя это тем обстоятельством, что чем старше актер или актриса, тем он или она более опытны, а с молодыми начинающими актерами надо работать и работать. Однако чуть позднее и Сеновин, наконец, понял, что пора менять старых актеров и актрис на

более молодых. Некоторые старые актеры и актрисы стали плохо слышать, видеть, да пластика их желала лучшего. А система Станиславского с ее постулатами о том, что

любого актера можно натренировать и научить играть на сцене, здесь не срабатывала, как ни пытался Сеновин, известный приверженец этой системы, – ведь возраст никак не убавишь, он останется, и ничего с этим не сделаешь; одним тренингом и муштрой по Станиславскому не добьешься, чтобы старик превратился в процессе работы над собой снова в молодого, сильного, пластичного, подвижного, и зритель прекрасно видит, кстати, что роли молодых героев вроде Ромео и Джульетты играют совсем не молодые, даже

не средних лет актеры и актрисы, а старики, и это обстоятельство в последнее время

вызывало у некоторых зрителей насмешку.

Я недавно раздумывал, если сейчас, а не во времена короля Людовика, жил и творил бы известный комедиограф Жан-Батист де Мольер, как трудно ему пришлось ставить свои комедии и добиваться, чтобы их не запретили? Даже недавно, ложась спать, представлял, как мэтр Мольер входит в кабинет Сеновина со своей комедией (не важно, какой именно – все комедии известного комедиографа хороши!), и как худрук Сеновин с недовольной физиономией ему отказывает, мотивируя свое решение лишь тем, что Драматический театр ставит лишь классику. Сеновин, как представлял я, даже не возьмет почитать комедию Мольера, чем вызовет изумление мэтра комедиографа. Как я полагаю, такая участь могла

постичь даже самого Шекспира, если бы он появился на миг со своими знаменитыми пьесами в кабинете Сеновина, но то лишь мои мечтания, ведь не увидишь никогда такой сцены, которую я представлял…

Я сначала решил позвонить в Драматический театр, желая поговорить с Сеновиным,

хотя наперед знал его отрицательный ответ. Возможно, иной читатель сравнит меня с

неким Сизифом, известным в древности тем, что занимался ненужным трудом, не приносящим пользы. Однако, чтобы польза была как автору, так и зрителям, следует

немало потрудиться, даже больше, чем сам древний Сизиф… Иной раз не следует думать

о потерянном времени, энергии. Сколько ты потеряешь энергии и сил, столько ты

получишь в будущем, поэтому работай, трудись, пока можешь, молод и полон сил!

Как и ожидал я, трубку взял не Сеновин- его никто не хотел звать к телефону.

Выяснилось, что говорил я опять с администратором театра, который довольно

холодно ответил мне:

–Наш Драматический театр не нуждается в современных пьесах.

–А почему?– Я наивен иногда до ужаса, но настырен и энергичен.

–Не нужны они нам,– услышал я и представил, о чем в самом деле думал мой

неизвестный собеседник: « Звонят тут разные!.. Надоели как! Фу!»

Иногда в отдельных отрывистых фразах, сказанных вслух вашим собеседником, понимаешь их истинный смысл и скрытый от вас подтекст, даже его мысли, о чем я догадался, говоря с надменным администратором.

–А как можно заранее утверждать, что пьесы не нужны, не читая тех самых современных пьес?– допытывался я, понимая, что следует уже класть трубку и не разводить демагогию.

–Гм, а они есть, эти современные пьесы?– Услышал я в трубке и представил истинный не сказанный мне пока ответ: « Ну, чего ты пристал? Писака? Пьески пишешь?»

–Есть, у меня есть одна сатирическая комедия, ее напечатали в журнале «Посвящение»,

я…

–В каком, каком журнале напечатали вас?– перебил меня администратор, а я по его интонации понял несказанное: « Ба!.. В завалящем каком-то журнальчике напечатался,

да еще хвастается, нахал!»

–В журнале «Посвящение».

–Гм, в Москве нет такого журнала, молодой человек,– слова «молодой человек» были

сильно подчеркнуты администратором, видно, он хотел ими сказать совсем иное:

« Молод еще, чтобы пьески писать и пытаться их нам предлагать! Стань классиком, а

потом лезь к нам в наш прославленный на весь мир Драматический театр!»

–Но…

–Я бы попросил вас не беспокоить нас своими звонками. Наш Драматический театр не нуждается ни в чьих пьесах! Попрошу вас более не беспокоить!– Администратор повысил голос, хотя пока не кричал в трубку.

А в действительности, как я догадывался, администратор подумал примерно так:

« Вот нахал, надоел!.. Лезет тут со своими пьесками!»

–Но….

Отбой и частые гудки отрезвили меня, давая ясно понять, как любезны в

Драматическом всемирно известном театре.

Я порылся в своем блокноте, ища домашний телефон одного моего нового знакомого, театрального критика Незамыслова. Он как-то повстречался мне в здании Союза

писателей, мы познакомились, разговорились, и я признался, что сейчас пишу пьесы и

льщу себя надеждой увидеть их когда-нибудь на театральной сцене. Тогда Незамыслов говорил мне, что знаком со многими театральными режиссерами, в том числе и с Сеновиным.