По пути ей часто приходилось сталкиваться с враждебно настроенными племенами, но подарки и уверенность в себе сохраняли жизнь и свободу. Мэри было 32 года, она была не замужем.

Во время стоянки в деревне Мокаре, местный вождь решил к ней посвататься – намазал голову свиным жиром, раскрасил пузо оранжевой пылью, глаза обвел белой краской и в сопровождении свиты направился к лодке, где Мэри готовилась делала записи. Приветственный танец, дал четко понять – пора сматываться. Мэри к тому времени уже знала, как можно напугать местных жителей, при этом не обидев и не настроив их против себя. Мисс Кингсли задрала юбку и явила взору перемазанного жиром владыки беленькие хлопковые панталоны. Неприятный маневр, но что делать – он в очередной раз возымел успех. И вождь, и его свита попятилась с растерянными улыбками на лицах. У нее нет женского лона! Маньята!

Мэри Кингсли вернулась в Англию через год. Она выступала с лекциями, критиковала Англиканскую церковь и ее миссионеров, которые навязывали африканцам веру, ругала колониальную политику, оправдывала африканскую полигамию, боролась с расизмом и объясняла, что черные не глупее белых.

В результате газета Таймс отказалась публиковать рецензии на две книги Кингсли. Редактор прочитал их, посмотрел на портрет мисс Кингсли и недовольно фыркнул: "Пф! Маньята!"

Жеманчики тети Эммы

И вот значит мы сели за стол, и тетя Эмма начала рассказывать одну из своих историй о том времени, когда она участвовала в строительстве железной дороги. Дорога связывала поселок Шима с городом Терпяк. Где конкретно находились эти населенные пункты, никто из нас не знал, и очень, очень не хотел знать – хватало подробностей шпало-рельсового характера с зарисовками из махровых 60-х.

Уже мы приготовились к двадцатиминутному отрезку скуки, как из дряблых уст тетушки вырвался возглас:

– Да ну ее, эту железную дорогу! Я в то время вообще ни о чем кроме жеманчиков не думала!

– Каких таких жеманчиков, тетя? – осторожно спросила Лика.

– Каких? Хе! Жеманчики, девочка моя, того стоили, чтобы о них думать! Народ такой жил там, понимаешь?

– Народ? Где там?

– Ну рядом с Шимой, с поселком, где мы эту треклятую железку прокладывать начали, хорек ее задери. Ох!

Тишина.

Через минуту тетя Эмма продолжила.

– Они появились на третий день. Маленькие, нарядные, в фиолетовых костюмчиках, вышли из леса небольшими группами по пять-шесть шыбсдиков. Совсем крошки – метр высотой, а то и меньше. У нас тогда как раз обеденный перерыв был. Вышли они значит, поклонились нам и тихонечко стали пританцовывать. Мы так обалдели, что и среагировать не смогли. Первый очнулся комсорг наш Никита. Хотел было на них наехать, идиот несчастный, начал орать что-то, милицией грозить. Какая там милиция, в тайге!

А они на него как-то странно так посмотрели, улыбнулись ему, карманы зачем-то вывернули, и он сразу сник, отошел в сторону и разделся. Да, да, все с себя снял. Стоит дурак дураком, среди лапухов и в небо смотрит, бледный весь и живот торчит.

Мы вообще онемели. Сидим, моргать боимся.

И тогда вперед выдвинулся старший жеманчик. Сделал че-то вроде реверанса и так тихо-тихо зашуршал.

Вот тут мы все и одурели окончательно!

Вокруг свет засиял, музыка заиграла африканская, цветы из земли повылазили и бабочки мохнатые запорхали. Сначала страшно было, а потом… Короче, хорошо нам стало. Так хорошо! Разделись мы все, обнялись, и улыбнулись разом, по-доброму так, и с подкавырочкой небольшой – мол, брат, а че? Ни че! Давай жить!

Жеманчики танцуют и к нам все ближе подбираются. А мы их как вроде и не боимся. Они улыбаются и ужимочками нас подбадривают (мы их потом жеманчиками за это и прозвали).

Мы уж и целоваться начали. Но разврата не было никакого! Не, не! Все по дружбе, по широте и пониманию происходило. Очень душевно.

Я уж не помню как, но один из жеманчиков у меня на руках оказался. Ох, до чего милый он был! Выглядел как артист молодой. Свеженький такой, ласковый. А руки у него очень гибкие были и цвета приятного. Я его долго обнимала. И до чего же хорошо мне было, деточки! Словами не передать! Рай на земле! Рай, ядрон-батон, стопроцентный!

Так до ночи с жеманчиками и просидели мы. На следующее утро проснулись, а что делать и знать не знаем. Вроде как дорогу строить надо.

А вокруг то лес. Густй, дремучий. Манит.

Ну поработали мы часок другой и решили пойти в лес – посмотреть, что и как. Друг другу про жеманчиков говорить боимся, но все о них думаем.

Три часа гуляли. Смотрим, а у нас у каждого на голове венок из цветов невиданных. Откуда? А хрен его знает, товарищ майор! Не иначе опять жеманчики сработали.

И странно, ведь не боялись мы их. Какой страх! Так хорошо нам с ними было! Все хотели поскорее с жеманчиками опять встретиться. Встретиться и обняться.

Вышли мы к озеру – смотрим, а жеманчики к нам на лодке плывут. Улыбаются, руками машут. Машут и шуршат чего-то там.

И так мы им обрадовались! Бросились к ним навстречу, а воды в том озере по пояс всего лишь. Вымокли все. Весело было.

И вот так каждый день. Жеманчики всякий раз по-новому появлялись. Веселили нас, радовали. И кино нам показывали на опушке. Разное, французское в основном.

Так почти месяц было. Пока олень тот гигантский не появился. Розовый, рогастый, глаза карие, а в ухе серьга с изумрудом каким-то. Немолодой олень, седой уже местами. Ростом он с избу высокую был. Как только появился, жеманчики перестали к нам ходить – залезли на оленя, ручонками гибкими помахали и уехали.

Мы потом полгода в себя вернуться не могли. Дорогу ту сил строить не было уже, и нас вертолетом в Иркутск отвезли. Поступила я там в институт, а дальше жизнь пошла суетливая. Без жеманчиков.

Ну, чего ты хочешь?

– Тетя Эмма, а жеманчики, они…

– Ой, не могу я о них долго говорить, Родя! Слезы на глаза наворачиваются. Такой красоты у меня в жизни не было больше никогда! И не будет! Налей-ка мне сюда…

Превращение Игоря Васильевича Ведерникова

Игорь Васильевич Ведерников сильно уставал на работе. А еще эта ипотека, двое детей, добрая до ужаса жена и теща в стиле "говорила я тебе". На работе Игоря Васильевича окружали нормальные люди, они были настолько нормальными, что окружали все больше и плотнее.

Игорь Васильевич не давал силу чувствам: он заблокировал их на каких-то далеких подступах и руководствовался заданными алгоритмами поведения. Ведерников понимал, что подобная практика до добра не доведет, но семья, работа, дом, метро, носки, стул…

Немного успокаивал любимый амулет, купленный во время отпуска в Турции три года назад – фарфоровая черепашка. Ее Игорь Васильевич всегда носил с собой: сунет руку в карман, а там черепашка, милая такая.

Когда пришел заказ от ООО "ПРИМСнобпоставка", Игорь Васильевич разбирался с накладными по "ЛЕНЖЕНГРУД". Обычная ситуация, не предвещавшая ничего экстренного и тем более рискованного. Вот только в документах Игорь Васильевич обнаружил удивительную неточность: на 1000 раздвижных уберлифов полагалось 250 кляков, а в бумаге от "ЛЕНЖЕНГРУД" значились лафабры в количестве 34 тысяч экземпляров. Ошибку Ведерников не мог исправить без ведома начальства, однако идти к Зое Матвеевне Наградовой ему страшно не хотелось. Игорь Васильевич взял на себя смелость и отправил письмо завотделом поставки уберлифов Реверансову в Воронеж, с просьбой прислать пояснительную записку. Перед тем, как нажать Enter, Игорь Васильевич заметил на столе бумагу от ООО "ПРИМСноб поставка", в которой также значились лафабры. "Что за черт!" – подумал Игорь Васильевич.