Когда до земли оставалось около двух метров, колдун, крепко держась руками за сопротивляющуюся ткань, которая в отместку неприятно колола кожу миллиардом ледяных иголок, сделал кувырок. С его помощью он перестал лететь вниз головой, а значит, опасность разбиться миновала и можно было разжимать пальцы. Ему доводилось прыгать и с большей высоты. Два метра — это для начинающих колдунов, поэтому Рейнольдс даже не поморщился, когда при приземлении неприятная боль разлилась от лодыжек до макушки. Задрав голову вверх, он наблюдал как реальность залечивает оставленные им раны. На его, словно покрытых тонкой коркой льда, губах, заиграла улыбка победителя.
Выиграна очередная партия в рулетку у жизни. Хотелось протянуть руки за наградой.
Используя технику воздушных акробатов, за которыми он однажды наблюдал от скуки, он совершил невозможное — не разбился насмерть, прыгнув с небоскреба. Не будучи уверенным до конца, что хватит сил грубо подчинить себе ткань реальности и превратить её в полотна, Рейнольдс все-таки сделал роковый шаг и победил.
Кто знает, как отразится эта победа на его будущем? Ведь жизнь рассчитывалась не сразу, а спустя какое-то время…
Выйдя из переулка, Рейнольдс позволил себе перестать быть Призраком. Слишком утомительным выдался день, он мог себе позволить в качестве награды прогуляться, будучи материальным здесь, в чужом мире людей. Часто Призрак не мог ответить, в чем польза от этой ходьбы без какой-то либо цели, но всякий раз, после тяжелых сражений, он гулял.
Через несколько шагов, Рейнольдс ощутил, что начинает замерзать, ибо здесь алхимики не поддерживали всегда одну и ту же температуру и не защищали от снега, дождя и прочих неприятностей. Поэтому не мудрено, что создания теневого мира частенько забывали о существовании невысоких температур, нормальном явлении для сентябрьских вечеров.
Призрак щелкнул пальцами, мысленно произнося заклинание забытых вещей, которому обучают едва ли не с пеленок. И вот по запруженной вечно спешащими людьми улице он шел не в футболке, в порезах которой можно было рассмотреть запекшуюся кровь, а в чёрной толстовке-косоворотке, прикрывая шею от ветра высоким воротом. Кому-то могло показаться, что материализация вещей на глазах у многих людей — неоправданный риск, но Рейнольдс отлично знал, что нет лучшей маскировки, нежели толпа, где каждый занят исключительно собственными мыслями. Люди не были для колдуна загадкой — он слишком пристально изучал их.
Спрятав ладони со сбитыми костяшками пальцев в карманы, Рейнольдс стал размышлять о произошедшем на крыше, особо не выбирая маршрут. Он шел за толпой. Он стал её частью. И ему было не важно, какова конечная точка прибытия.
Они сражались с Хильдой множество раз. Иногда везло ему, иногда — валькирии. Их силы были примерно равны, потому единственным способом победить было изучение своего врага, чем они и занимались на протяжении нескольких лет. Темные заклинания, алхимические формулы, порошки Хаоса, различные виды боевых искусств… в ход шло всё, но ни разу от одного защитного, банального заклинания Хильда не отлетала на добрых десять метров с обожжёнными, если не сказать обугленными ладонями.
Рейнольдс знал, что произошло. Светлая магия. Очень светлая. Можно даже сказать — самая светлая. Чистейшая. Магия, которой не обладали даже волшебники, ведь их чары не могли даже поранить творения Хаоса. Магия, которой у него, сына темнейшего колдуна и химеры, быть никак не могло, однако…
«…это не ты защищаешь её… а она оберегает тебя…»
Сомнений не было — чистоту, способную уничтожить даже валькирию при правильном заклинании, он каким-то образом позаимствовал у Мелеты. Наверняка, та золотистая пыль, проникая в кровь, меняла цвет силы, но ведь он не впервые за два дня прикасался к музе, а затем колдовал и никаких изменений до случая с Хильдой заметно не было?
Рейнольдс упорно вспоминал. Он был уверен, что странность проявила себя лишь раз. Когда Хильда пыталась его убить. Угроза жизни — кнопка-включатель для светлой силы?! Полная ерунда.
Колдун шел, глядя под ноги и пытаясь разгадать загадку. Ранее он не слышал об обмене магии по цвету. Естественно, существовала процедура передачи силы. Длительная, неприятная, но необходимая, ведь иной раз в бою собрат отдавал больше, нежели нужно. Однако, это внутриклановое. Колдун никак не смог бы взять немножко волшебства — это по всем законам природы теневого мира было невозможно. Абсолютно нереально. Так как же свет музы вдруг оказался вплетенным в саму сущность его силы?
Внезапно Рейнольдса осенило. За два дня он прикасался к Мелете. Всякий раз. Защищая её, помогая переместиться, ругая, бросая вызов… и лишь раз, перед самой встречей с Хильдой, она коснулась его рук. Когда пыталась поблагодарить. Осторожно, почти невесомо. И этого хватило, чтобы какая-то частица её вдохновляющей магии сделала его сильнее.
«Черт побери, а ведь музы действительно опасны», — подумалось Рейнольдсу. Опасны своей неизведанностью, потому как никто не знает, а не убьет ли их свет самих колдунов, если вдруг муза не будет дольше разжимать свои пальцы. Опасны тем, что их может использовать как оружие какой-то спятивший волшебник, возжелавший вдруг уничтожить темных магов, что уже не раз бывало в истории теневого мира в разных вариациях. И они сами, колдуны, возможно тоже опасны для муз, ведь если при прикосновениях они тоже передавали свою энергию, то вдохновение больше не было чистым, как дарящие его создания.
«Что я наделал… Я бросал вызов Совету, смеялся над их древними страхами, и в этот момент, возможно, уничтожил какого-то гения, ведь Мелета, сама того не ведая, может свести его с ума…»
Рейнольдс не каялся, он лишь констатировал, параллельно давая себе обещание больше никогда не прикасаться к Мелете. Да и после завтрашнего утра у него, в принципе, не будет такой возможности, потому стоит ли беспокоиться? Ему бы лучше подумать о химерах, которые, скорее всего, придут следом за валькирией или за человеком без силы, что позволяет ему подобраться к кому угодно. О чем или о ком угодно, только не о музе. От одного её имени начинался нервный тик на глазу.
Неожиданно для самого себя, Рейнольдс осознал, что устал не от бешеного ритма двух последних дней — в его жизни выходные случались редко, а именно от Мелеты с её бесконечными сюрпризами, в существовании которых она, конечно, виновата не была.
Аромат уличной еды сбил колдуна с толку. Тысячи запахов ничуть не мешали ему думать, в них не было ничего хаотичного, а благоухание жарящихся креветок заставило остановиться. Юноша подсчитал, что не ел ничего толком уже почти 48 часов. Привычное дело. Когда уж тут трапезничать, раз мир в очередной раз желают захватить-разрушить-уничтожить.
— За десять минут даже в кино никто не ставит планету на колени, — принял решение Рейнольдс, направляясь в сторону небольшого фургончика, сплошь усеянного иероглифами. Купив яичную лапшу с курицей в соусе карри, колдун направился в сторону дюжины стеклянных столиков. Их отчего-то хозяева кофейни по соседству убрать не успели, хотя пора — приход осени означал дожди.
Распечатывая свой бокс, Рейнольдс подумывал, что неплохо было бы узнать мнение остального теневого мира о его сегодняшняшней выходке — ведь отмена, пускай даже временная, двух из трех золотых, нерушимых правил, влекла за собой если не последствия, то хотя бы приличный шум. Он уже было поднял свободную руку, чтобы прикоснуться ею к стеклянной поверхности столика, сплошь липкого от пролитого кем-то кофе, как ощутил знакомое покалывание в голове.
Его искали. Настойчиво, бесцеремонно искали.
— Я точно начну записывать вас в очередь и назначать на разные дни, — пообещал всем и никому Рейнольдс, переворачивая ладонь кверху. Таким образом, он позволял ищущему ощутить его силовой поток.
— Знаешь, с помощью мобильного телефона было бы проще. В их использовании нет ничего зазорного, — проинформировал колдун почти любезно, вновь принимаясь щелкать палочками. Что ж, он хотел узнать реакцию на свою дерзость — получите и распишитесь. Он не успел открыть Shadowland, теперь этого и не требовалось, покуда самый влиятельный человек их реальности сидел перед ним с самым мрачным видом.