Вздохнула с облегчением. Наклонилась за своим забытым калабасом, будто ушедшее из тыквы тепло могло успокоить. Она вся дрожала телом, но голос, тем не менее, звучал твёрдо. Непривычно твёрдо.
- Рей. Ты всю ночь работала. Выходи на другую смену.
- Вы сказали, что другое дело не должно быть в ущерб первому. Тем более, я хочу показать как нужно взломать систему Синоптиков.
- Ты догадалась? - Изумился По.
- Да, По, догадалась. - В её тоне прорезалась довольная нотка. - У меня же золотая голова, - со странной горечью добавила Рей, будто всё остальное было не столь выдающимся. Например, Бена Соло очень восхищало её хрупкое, но такое великодушое сердце.
Рей, наконец, посмотрела на него - и тут он увидел это. Взгляд. Такой как у него. Взгляд человека, который знал, что он сам в этом мире и помощи ждать не откуда. Он был лишь секунду. Рей моргнула и взгляд пропал, уступая место потрясению и горечи. Потом, больше не сказав ни слова, она ушла.
- Просить у меня крутого специалиста, чтобы утопить – это очень грамотно, По. - Язвительно заметил Бен, все ещё удивленный. Если он не прекратит над ней эксприментов, то в мире будет два монстра. Многовато для одной планеты.
- Я не специально.
- Когда в следующий раз вздумаешь топить эту девчонку сначала прыгай в воду сам, ясно? Её голова поценнее будет. Как это она вычислила Синоптиков, а вы все нежитесь в кроватях.
***
Три дня спустя
За первые полгода после того, как Бена рассекретили и назначили на должность директора отдела по Национальной Безопасности на него было совершенно девять покушений. В среднем по одной попытке убийства раз на три недели, если включить элементарную математику. Порой, рассматривая свою больничную карту, Бен только ту математику и включал, потому что думать о том, что он чувствует, было бы слишком большой роскошью.
Но мужчина помнил день, когда ему сказали, что он больше не должен быть серым, неприметным разведчиком. Это было невероятно. Во-первых, новая должность давала возможность ему и его альтер-эго Кайло Рену теперь действовать в одном направлении, во-вторых… Бен придумал, что теперь сможет найти самого себя. Не Художника. Не разведчика. Себя. Бена. В мире, где не нужно было казаться таким, как все, он мог, если не вспомнить старые привычки, так хоть приобрести новые. Было волнительно и не по себе. Естественно, Бен знал, каких нечеловеческих усилий и жестокости от него ждут, однако все же мечтал, что сможет стать человеком вопреки всему. Что сможет включать и выключать себя по расписанию. После первого покушения он ещё был полон оптимизма, после третьего - ощутил недоумение. Когда в него выстрелили в шестой раз, Бен понял, что значит быть самым ненавидимым человеком во всем мире и отказался от глупостей. Он согласился на все правила безопасности и его жизнь снова стала чередой из встреч, борьбы и риска. Гнул свою линию в борьбе с коррупцией в отделе, вызывая ещё больше ненависти, но было уже как-то все равно. Все же хотели машину из охотничьих инстинктов. Большего позволить он себе не мог. От глупых надежд осталась только пробежка по утрам и то лишь в строго отведенное время по строго согласованному маршруту. Ему можно было без бронежилета бегать с шести до шести тридцати вдоль Национальной Аллеи. Бен знал почему – если кому-то снова придет в голову бросить в него бомбу, больше никто не пострадает.
США берегли своих граждан. И туристов. А он давно был списан. В плане, конечно, его важность никто не отрицал, но… умирать такие люди должны были без потерь для окружающего мира. Все будто смирились с фактом, что рано или поздно пуля, бомба или сумасшедший террорист достанут его, потому ограждали Бена от всего мира.
Многие люди думали, что предпоследнее покушение – то, которое изуродовало его лицо – стало апофеозом. На самом деле, по-настоящему больно и обидно было лишь в самый последний раз, когда он был уверен, что ему уже все равно. В позапрошлый День Благодарения он возвращался с работы пешком. На улице мёл первый, липкий снег, окна всех домов горели – люди собирались семьями, чтобы поблагодарить себя и окружающих за мир. Он тогда шел, глубоко надвинув шапку на голову и пряча руки в карманы. Думал, что его семья, состоящая из машин на службе государства, на день Благодарения не собиралась, потому и у него не было причины спешить в свою квартиру. Бен даже косо усмехался и задумался – интересно, сейчас, сидя в своих уютных домах, хоть кто-то вдруг вспомнил его? Те люди, ради которых он ежедневно рисковал жизнью и которые при встрече с ним обязательно прятали глаза… хоть кто-то в этом мире был ему благодарен? Ему, Монстру? В теплые праздники люди, бредущие по улицам, были страшно одиноки.
Потом подумал, что сам он тоже никому ни за что не благодарен. У него не было героев, кумиров… да что так высоко. У него не было друзей, любимой женщины или хотя бы кошки. Так что благодарность в тот вечер Бен Соло определенно не испытывал.
Затем вспомнил, что за день не успел поесть – отслеживал активность террористической группировки на границе с Мексикой. Сам. Потому что был выходной. И тут ему попалась та забегаловка, что торговала китайской едой на вынос. Его привлёк оранжевый камифусэн на входе, который отчего-то не размок от снега. Бен остановился, читал меню, вспоминая китайский и тут в районе сердца ощутил жжение. Стало жарко, больно – невыносимо больно – и обидно. Очнулся он практически через неделю, когда вовсю город нарядили к Рождеству. Узнал, что кардиохирурги спасали его больше суток, что извлекли пулю, не повредив при этом ни один участок сердечной мышцы, что переднюю часть перикарда хорошо ушили, чтобы не кровоточила. Постарались на славу ребята, которых из-за него оторвали от семей.
Так Бен узнал, что у него есть сердце. И на этом сердце были настоящие шрамы. Узнал и очень быстро забыл, пока оно снова не начало болеть. Без предупреждения.
Каждый раз за эти три дня, каждый мучительный раз, когда он смотрел на Рей или был рядом, он ощущал себя так, будто девушка в него стреляет, хотя она ничего не делала. Сидела часами перед монитором, показывая другим как врезаться в чужие системы безопасности. Ходила на тренировки и, не споря выполняла все его указания. Больше Бен с ней не вел откровенных бесед. Не заставлял сбивать руки. Не спарринговал. Учил правильно бить грушу, не касаясь девушки или тренировал на лапах. У Рей неплохо получалось. Не здорово, однако неплохо. Его удивляло не её умение учиться, а сила воли. Знал, как болит нетренированное тело, а все же она не жаловалась. Когда получалось, скупо улыбалась, когда не получалось – хмурилась и била дважды. Сильнее.
Она была достойна восхищения, но находиться рядом Бен не мог. Ощущал эту физическую боль и не мог справиться.
Радовало лишь то, что операция подходила к концу. Благодаря Рей и её золотой голове ЦРУ и ФБР смогли переловить почти всех участников группировки Синоптиков. Она мастерски разбила всю их систему безопасности и Бену оставались лишь облавы с арестами. Доказательств тоже было полно. Дело было проведено блестяще и уже через три дня команда Национальной Безопасности вернется в Вашингтон. Рей будет сиять в лучах первой славы среди агентов, а он отправится пытать людей в Багдад.
Зато болеть перестанет. О том, что будет с ним твориться, когда он не будет видеть девушку, Бен старался не думать. Верил, что эта вся влюбленность результат физического влечения, не более. Хотел верить. Не понимал. Если такое вот жжение в груди – это то, что воспевают люди на протяжении все своей истории, то человечество определенно было больно мазохизмом.
Внезапно, дверь атриума открылась. Бен поморщился. Специально же даже опустил все жалюзи, чтобы его никто не беспокоил и пожалуйста. В его импровизированный кабинет влетела Рей. Сияющая. Смеющаяся. Счастливая. Даже удивительно. А потом он посмотрел на часы и понял, что наступило время её ежевечернего отчета. Надо же, как быстро пролетел день.
- Мистер Соло, а По завтра всех нас забирает в Карлсбад, - обрадованно выпалила девушка. С такой искренней радостью. Естественно, должен же быть и у неё хоть один солнечный день в каком-то беззаботном курортном городе, где можно было пить «Секс на пляже» и гулять в соломенной шляпе. Почему нет? По всегда старался как-то сплотить свою небольшую команду.
