Всем чудесного дня, всех с днем бокса (если тоже, как и я, занимаетесь), всем гренаша и хорошего настроения.

========== Глава 6 ==========

Креман – слабогазированное игристое вино из Франции крепостью 7-14% (обычно 12-13%), бывает белым, розовым, иногда даже красным. Название переводится как «сливочный» — благодаря легкой карбонизации, напиток почти не покалывает язык и кажется скорее кремовым, чем газированным. Креман изготавливают традиционным методом шампанизации. Хотя само название «Cremant» законодательно не защищается по географическому происхождению, это вино официально производят всего 10 апелласьонов (8 во Франции и по одному в Люксембурге и Бельгии). Cremant d”Alsace - в Эльзасе производится около 50% всего французского кремана. Благодаря сухому и солнечному климату региона, ягоды вызревают хорошо. Местное вино может базироваться как на одном сорте (например, Пино Нуар), так и представлять собой купаж разных видов винограда. Рей предпочитает на 100% Пино Блан из-за большей терпкости без единой мускатной ноты

“Спокойствие” всегда было вторым именем Бена Соло, такой же частью его как часы дедушки Энакина или шрам, оставшийся как напоминание о юношеском максимализме. Мужчина считал, что ему не всегда нужно надевать идеально выглаженную рубашку, но в спокойствие облачался словно во вторую кожу, каждое утро. Он был нейрохирургом, потому не имел права на сомнения, ярость или злость. Спокойствие, порой, доставляло неудобства в личной жизни – некоторые подружки путали уравновешенность с равнодушием и пытались взбесить его, ругаясь или, например, пытаясь что-то разбить или нацарапать на его машине. Но лишь сильнее заводились, когда он даже в лице не менялся. Считал про себя для успокоения, не поддавался на провокации.

В профессиональном плане его спокойствие было огромным преимуществом и в буквальном смысле спасало жизни. Когда в самом конце операции с прямым вмешательством аневризма разрывалась, и кровь начинала заливать мозг, он мог подавить всплеск адреналина и довести дело до конца. Цена чужих жизней научила Бена быть настолько спокойным, что иногда это действительно граничило с равнодушием, но он слишком верил в свой долг.

Сейчас же, однако, мужчина злился. По нему было сложно это понять, но Бен Соло был на грани. Он не испытывал такую ярость, даже когда та сука из Теранос* развела его клинику на пятьдесят миллионов долларов со своими ебанными анализаторами крови. Ему очень тогда хотелось перестать зависеть от заоблачных цен LabCorp, и он, наверное, двинулся умом, раз позволил инвестировать в такое дерьмо, не разобравшись. Оправданием служило то, что тогда все, все в это инвестировали.

Бен Соло знал, что его из равновесия выводила одна вещь - когда клиника, детище его деда, попадала под прицел. И он едва сдерживался, повторяя, что нельзя, нельзя делать хорошие дела бескорыстно, ведь все, что сейчас происходило, – результат его бездумного секса с писательницей, которая сейчас сидела перед ним. Хмурая. Раздраженная. Злая.

Все завертелось как-то слишком уж быстро. Бен после тех суток с Рей улетел в Вашингтон, где при местном университете провел несколько открытых операций для студентов, а затем, не возвращаясь домой, отправился в Чикаго на конференцию, где Роуз так просила его выступить. Вечером он лениво потягивал привычный олд фешен вместе с Викрулом и, ностальгически улыбаясь, вспоминал университетские годы, их маленькое «рыцарское» братство, члены которого теперь были разбросаны по миру и встречалось лишь вот так, на каких-то симпозиумах.

Викрул жаловался на свои проблемы, Бен – на свои. Обычная беседа старых друзей. А потом взгляд Бена привлекло фото Рей на обложке вечерней газеты. Он быстро выпал из беседы и перестал отвечать по существу, лишь угукая в ответ. Его поглотила статья. Дочитав до конца, Бен выругался. Викрул удивленно посмотрел на университетского товарища.

- Что такое?

- Это моя…пациентка. - ответил Бен, даже не задумавшись, как легко сказал “моя” и как замешкался на определении того, кто для него Рей. По сути, это было не важно. Короткая заметка была посвящена диагнозу Рей. Газетчики мерзко и непрофессионально давали расшифровку того самого слова, которое так напугало девчонку всего полторы недели назад. Бен поморщился. Он и представить не мог, что агент Рей решил сделать рекламу на такой болезненной во всех смыслах теме, ведь девушка сама говорила, что не хочет чужой жалости.

Но им в шоу-бизнесе было виднее, как себя продавать. Может, в этом сезоне давали рейтинг за плохой диагноз? Однако, когда Бен спустя три дня вернулся в Нью-Йорк, скандал вокруг диагноза Рей набирал обороты, а в клинике мужчину ждало приглашение от адвокатов ее издательства на встречу. Перечитав трижды, Бен аж рассмеялся. Его клинику обвиняли в сливе информации прессе. Это выглядело настолько глупо, что он в первую секунду подумал ехать без своего адвоката. Прочитав весьма агрессивное приглашение ещё раз, мужчина все же набрал Хакса. И вот, в час, когда каждый приличный житель города баловал себя чашкой кофе, он сидел и смотрел на мерзкое лицо агента Рей, почти не вслушиваясь в речь этого типа. Нелепость обвинений была так чертовски очевидна! Похоже, этот мужик просто сводил с ним счеты за то, что он заступился за девушку, которую агенту так нравилось пинать.

Пока Армитаж с бесстрастным выражением лица выспрашивал основание претензии, Бен сгорал от эмоций. Ещё он задавался вопросом – что думала сама девушка по этому поводу? Какова её роль в этом фарсе? Поддерживала ли она агента, если да, почему не пришла посмотреть ему в глаза, загоняя нож под ребра и в спину. Бен не ощущал себя обиженным, не мальчик и не в первый раз кто-то хотел подать в суд на его клинику, но от Рей это как-то неприятно задело за живое. Он не желал той девчонке ничего плохого, так отчего вдруг разгорелся такой сыр-бор? И при чем тут клиника? Если агент так хотел свести счеты с ним лично, набрался бы смелости ударить прямо, а не прикрываться нелепостями. Бен с радостью ударил бы пару раз эту мерзкую рожу хотя бы за «ты такое, ничтожество, Рей, не можешь даже приехать вовремя». Просто так, в профилактических целях. Может быть, сломанный нос включил бы мозг агента, и он бы перестал унижать девушку. Но Хакс бы такого порыва не оценил, поэтому Бен пока сидел молча и тихо. Привычно считая в голове до трёхсот. И как-то не очень помогало.

В его клинике никто не мог слить информацию, покуда диагноз Рей знал только он и Кардо, который был не только ведущим неврологом, но и его лучшим другом, товарищем, соратником. Единственным из братства «рыцарей», с которым он общался каждый день. Кардо он верил как самому себе.

Атмосфера накалялась, встреча закончилась ничем, Бен, раздраженный и нервный, вернулся в больницу и… наткнулся на причину всего этого скандала. Она приехала, чтобы закрыть карточку и забрать результаты обследований, чтобы дважды не проходить МРТ, УЗИ и прочее в другом месте. Бен увидел её издалека, а когда подошел ближе, Рей даже не повернула головы. И он понял – не важно, знает она о том, что творит её агент или нет. Ведь сама девушка уже вынесла клинике приговор. Это страшно сердило. Да какого же чёрта???

Проходить мимо мужчина не стал, а поздоровался и предложил ей кофе привычным спокойным тоном, будто ничего не произошло. Рей на удивление бесстрастно кивнула и согласилась.

И вот она сидела на том диване, упираясь в который, отдавалась ему пару недель назад. Далекая и холодная. Бен смотрел на неё. Узкие черные джинсы, такого же цвета бесформенный свитер, лимонные, аж неоновые туфли на узкой шпильке. Все те же темные тени, искажающие взгляд. Все та же манящая красная помада.

Потрясающе хороша даже с нарочито небрежным пучком. Скорее даже наоборот – он придавал ей шарм какой-то танцовщицы из Belle Époque. Вся такая черно-белая, она, и правда, будто сошла с ретро-фотографии. Если не смотреть на туфли.