– Мог бы повежливей! В такой день тревожишь старика!

– Это я с тобой вежливо разговариваю, а невежливость мою ты увидишь, если будешь вести себя здесь по-домашнему!

Меня неприятно тронул этот диалог. Я удивился грубости и нетактичности – свободных мест было много, и можно было не беспокоить уставшего пожилого человека. Я оглянулся. И невольно залюбовался видом грубияна. Вошедший был похож на одного из моих соседей по даче, такой же высокий, или лучше сказать – большой. Хорошо сложенный, он даже сидя казался стройным. Лицо типично русское, но не смазливое, как у Иванушки-дурачка, а мужественное, каким мы представляем себе Александра Невского, только, пожалуй, более скуластое. Этот человек был сероглаз, чисто выбрит и украшен широкими усами во всю длину рта. Волосы, казалось, были немного с рыжинкой.

      Упомянутый мой сосед по даче представлялся мне бывшим омоновцем, и в это вполне можно было поверить, глядя на его бравую выправку. Вошедший тоже был очень похож на омоновца. Так и будем его называть далее, тем более, что одет он был в маскировочную одежду.

Когда была объявлена первая остановка, пожилой человек, сосед «омоновца», воскликнул: «Так я же не в ту сторону еду!», – и заторопился к выходу, вызвав у своего обидчика добродушный смех, поддержанный окружающими.

Оглянувшись ещё раз, я увидел, что «омоновец» держал в правой руке бутылку водки и что-то говорил сидящему напротив него мужчине. Затем встал и громко спросил, нет ли у кого стакана. Стакана ни у кого не оказалось. Я подумал, что он мог бы спросить не стакан, а, например, чайную чашку. У него было бы тогда больше шансов заполучить ёмкость для известной цели, так как стакан теперь становится большой редкостью. Но затем я догадался, что он не мог спросить «чайную чашку», потому что сегодня День Победы, и нужно пить водку именно из стакана, из гранёного стакана, как пили наши отцы и деды, переживая жестокую войну и не менее жестокую мирную жизнь. С этого момента я стал иначе относиться к моему «омоновцу». Я даже подумал, что он не так уж и грубо спорил из-за места; да и занять его он хотел, наверное, потому, что предпочитал сидеть именно здесь. Я и сам стараюсь всегда занять в вагоне одно и то же, своё излюбленное место.

Между тем, в отсеке, где находился «омоновец», стало на двух мужчин больше. За неимением тары, стали пить за Победу прямо из горлышка. Бутылка пошла по кругу. В левой руке «омоновец» держал бутерброд – скибка хлеба с двойным слоем сервелатной колбасы. Празднование Дня Победы происходило не очень далеко от меня, но так как мужской разговор о военных делах, как и положено, вёлся спокойными, негромкими голосами, я плохо разбирал содержание беседы. Доносились только отдельные фразы. Говорил в основном хозяин отсека. Иногда все вместе, кроме, кажется, самого рассказчика, смеялись.

– Я ещё не в таких переделках бывал!..

И вдруг:

– Солдат – самый бедный.… А подарки зависят от звания, капитану нужно дарить не то, что лейтенанту…

Бутылка быстро была опустошена. Моя жена, сидевшая лицом к этой компании, обратила моё внимание на то, что бутерброд, который демонстрировала левая рука «омоновца», остался нетронутым. «Это чисто по-русски, пить, не закусывая!» – добавила она с добродушной усмешкой.

Когда разговор за моей спиной заглох, я оглянулся и увидел финальную сцену празднования. Посторонние мужчины ушли. «Омоновец» сидел у окна, обратившись лицом к своей собаке, и скармливал ей тот самый бутерброд. Он разломил его на две части, чтобы собаке было удобно справиться с большим куском, и сунул их по очереди в её пасть. Я залюбовался видом ухоженного животного с блестящей чёрной шерстью, льющейся короткими локонами. Может быть, с самого начала бутерброд предназначался этой симпатичной дворняжке? – подумал я. Но засомневался из-за сервелата.

Вечернее, или О бедах

Я плачу в беде…

Но что стоят наши переживания перед величием жизни?

А величие жизни не только в счастье, беды тоже часть её.

Если жизнь это свойство материи, то есть жизнь не случайна, то нужно поразмыслить, а что было угодно Богу? Для чего Бог делает так, что вдруг приходит беда? Может быть, Он одаряет нас чувством безысходности, чтобы предупредить о чём-то? А может Бог делает это, чтобы уравновесить счастье? Мы были счастливы (по крайней мере, в детстве), так поживём немного в беде! Это, кроме прочего, и шанс по-настоящему оценить наше (бывшее) счастье. И чувство безысходности, беды, это ведь прекрасная возможность поразмыслить о будущем и повернуться к нему.

Беда приходит к нам, чтобы мы решительнее искали пути, на которых она разрешается счастьем. Это момент, когда Бог даёт нам возможность проявить волю: нужно решить – остаться при своих или научиться жить по другому. Возможно, беды приходят, когда мы упускаем момент решения. Теперь Бог подсказывает: «Приехали!» Уже приехали к берегу реки. Конечно, можно остаться на этом берегу, сесть, поджав ноги, обхватить колени руками и в этом комке переживать горе. Но можно прыгнуть в реку. И оказаться на другом берегу. А на другом берегу (где нас нет), возможно, и вправду трава зеленее, солнце ласковей, а луна ярче!..

На самом деле счастливый человек тот, кого Бог наделил свойством наслаждаться и радостями, и бедами. Наслаждаться со спокойствием и тем и другим. Спокойствие это мудрость. Мудрый человек не смеётся в счастье (памятуя о бедах) и не плачет в беде (вспоминая о счастье).

Но я смеюсь в счастье и плачу в беде.

Сейчас я плачу.

Фотография на память

Раза два он просил у неё фотографию на память. Но это было давно, может, год назад.

Наш герой уже не ждал дорогого для него сувенира, когда она при одной их встрече вдруг вытащила из сумочки два снимка и подала ему.

– Что это? – воскликнул он от неожиданности.

– Вы же просили!

Взяв в руки фотокарточки, он прежде всего повернул их обратной стороной, чтобы прочесть слова На память и ещё, может, что-то. Но там, кроме теневых слов Кодак ничего больше не было. Он коротко взглянул на неё, но ничего не сказал. Она так хочет. Пусть так и будет.

Став смотреть снимки, он поразился незнакомым обликом своего кумира: на него смотрела красивая, спокойная в своём счастье молодая женщина, полная, по-видимому, любви к своему любящему её мужу.

– Кто снимал? – спросил наш герой.

– Муж.

Да, так оно и есть. Это под его взором она играет неизвестными доселе нашему герою красками.

– Ты на этих снимках не похожа на себя, я тебя такой не знаю, я тебя почти не узнаю!

– Это плохо?

– Мне хотелось получить копию твоего образа, с которым я встречаюсь. – Он вгляделся в неё. – Вот такую, как ты сейчас. Но – пусть ты будешь в моей памяти одной, а на фотографиях – другой, незнакомой мне, для разнообразия. У тебя здесь волосы подвиты? – спросил наш герой, стараясь разобраться, что создаёт впечатление новизны её облика.

– Да, – ответила она.

Придя домой, он долго рассматривал снимки, стараясь понять, почему на фотографиях она почти неузнаваема. Как сильно ощущение счастья может изменить черты лица! Что же оно изменяет? Разглядывая её, как незнакомку (это удавалось из-за и впрямь чужого для него лица), он заметил, что эта женщина какая-то вся мягкая и круглая. Мягкая и круглая в том смысле, в каком понимал эти слова Лев Толстой. Они подразумевают наличие в человеке таких качеств, как спокойствие, уверенность, законченность, определённость, исключающие сомнения и поиски себя. Человек уже состоялся. Такой психологический образ незнакомки возник у нашего героя при общем впечатлении. Но наш герой удивился, когда заметил, что все черты лица у этой женщины на снимке округлены! Вот почему она казалась другой, неузнаваемой! Её глаза были без уголков, которые всегда заметны у той другой, с которой он встречается, удлиняя её сирень во взгляде. Губы незнакомки были короче, немного распустившись в бантик. Но самое главное – заострённый и вовсе не короткий нос его кумира здесь был курносым! Завершала впечатление округлости причёска: её длинные чуть волнистые волосы у этой незнакомки на фотографии были круто подвиты, образуя почти завершённые круги.