Поездом Новосибирск-Красноярск ехал я в Кузбасс, на родину, чтобы, как всегда, провести там первомайские дни.

Когда я прошёл в свой отсек вагона, он был ещё пуст. Я снял куртку и сел у окна. До отхода поезда оставалось минут десять. Вскоре стали появляться пассажиры. Вот подошла совсем молоденькая светловолосая девушка и, не сказав слов приветствия, даже не взглянув на меня, уселась на мою лавку. За ней подошли две девицы и, перекидываясь репликами, стали устраиваться на боковых местах. Поезд тронулся. Подошедшие, студентки-экономисты, как я быстро понял, довольно плотно заполняли эфир ближайших отсеков простенькими разговорами на уровне сплетен, перемалывая кости своим подругам, преподавателям, самим себе и знакомым парням. Я немного приуныл, так как скоро понял, что обречён на пытку этим эфирным шумом в течение, может быть, всей дороги. Пытка усугублялась тем, что одна из девиц украшала плетёнку обыденных слов матерными словами, что, несмотря на большую уместность их в смысловой канве разговора и наивную уверенность говорившей в равноправии этих слов с другими, сильно омрачало мои мысли и заметно портило настроение.

Поезд едва тронулся, как в нашем купе появилась стройная брюнетка лет восемнадцати-девятнадцати.

– Эти места свободны? – спросила девушка, указав рукой на лавки напротив меня.

– Да, – отвечал я, – пока свободные.

Она поставила на столик початую бутылку лимонада, повесила дамскую сумочку на крюк у окна и уселась против меня. Вскоре проводница пришла забрать наши билеты.

– Вы поменяли место? – спросила она у девушки.

– Да, я перешла оттуда, – ответила та и указала рукой на конец вагона.

Поезд, выезжая из города, набирал скорость. Пришедшая сняла куртку и положила её под голову, ложась навзничь на голую лавку. Она легла, согнув ноги в свободно облегающих чёрных брюках. Вскоре девушка повернулась на бок, но так, что её лицо заслонялось от моих глаз столиком. Мои взгляды следовали изящной линии её бедра, что стало утешать меня, помогая противостоять шуму в эфире, о котором я говорил.

Прошло около часа. Девушка встала, вытащила из сумочки газету со сканвордами и положила на столик. Она вписывала в газетные клетки разгаданные слова или сидела в задумчивости, иногда взглядывая на меня, а я имел возможность, не торопясь, рассмотреть её. Всё в ней казалось мне довольно приятным, но – обыкновенным. Всё в ней было на месте, но ничто особенно не привлекало. Конечно, её густые мягкие волосы чуть не до плеч, чёрные брови и чёрные глаза подчёркивали белизну кожи, что приятно для глаза, но сама кожа не была достаточно гладкой и блестящей. Впрочем, её взгляд, объединяющий взволнованностью души все черты лица, воспринимался как бы взгляд не глаз, а всего этого лица и, прежде всего, губ, небольших и ярких, но кажется даже не подкрашенных. Её взгляд был, конечно, той изюминкой, которую я не сразу заметил.

Она склонялась над столиком, положив на него оголённые до локтей руки, а я сидел, тоже опираясь локтем о столик. Может, чтобы отвести мои взгляды от себя, она отделила одну страничку со сканвордами и, подвинув её ко мне, сказала:

– Хотите поразгадывать?

– В нашем доме все кроме меня увлекаются этим занятием. Ну, я тоже попробую, – согласился я.

Взяв авторучку из кармана пиджака, я стал кое-что вписывать в ряды клеток. Но из-за наступающих сумерек мои глаза вскоре перестали различать слова вопросов, напечатанные мелким шрифтом. Попросив раза два свою соседку прочитать их, я предложил затем разгадывать вместе её сканворд. В течение получаса мы довольно оживлённо обсуждали возможные ответы на трудные вопросы, из чего я понял, что эта брюнетка с привлекательными губами довольно эрудированная особа. Но вот совсем стемнело, а поскольку свет в вагоне ещё не включили, мы прервали это интересное, как теперь мне казалось, занятие. Тут как раз прошла проводница и предупредила о приближении станции, где я должен был выходить. Предмет моего внимания встала, прошла к концу вагона и, вернувшись, улеглась на своей лавке, опять навзничь с согнутыми коленями.

Когда поезд почти остановился, я встал, надел пиджак и, набросив куртку на плечи, остановил свой взгляд на лежащей девушке.

– Всего хорошего вам в дальнейшей дороге, – проговорил я, и меня словно ударило током: из полусумрака пространства между столиком и стенкой отсека, обрамлённое руками, сомкнутыми за головой, на меня смотрело восхищённое лицо, в котором было столько удивления, радости, столько восторга, как будто она не просто видела какое-то чудо, а будто увидела это чудо впервые и торопится насладиться им, пока оно не исчезло. Девушка ничего не ответила, а просто послала мне чрезвычайно доброжелательный пас одними глазами.

Было очевидно, что, остановив на лице своей спутницы прощальный взгляд, я застал её за сокровенными переживаниями, не имеющими ко мне никакого отношения. Я случайно застал её в состоянии обострённого чувства влюблённости, вызванном её воспоминаниями, а не сиюминутными мечтами о молчаливом спутнике, который вместо того, чтобы попытаться увидеть душу в её глазах, затратил всю энергию своего взгляда на изучение её внешности, привычно тренируя свою наблюдательность, доведённую до абсурда.

Надо ли говорить, какое испытал я сожаление, что не узнал даже имени этой девушки, которая, безымянная, теперь будет волновать и радовать моё сердце молниеносным мгновением, в котором как бы раскрылась некая тайна природы, возвышающая женщин.

Криминальный случай

Электричка только что отошла от Главного вокзала, когда в тамбуре, позади меня, а я сидел в третьем отсеке от дверей, послышался крик: девичий голос истерично звал о помощи. Двое парней, сидящих далее меня через отсек, встали и поспешили к тамбуру. Крики прекратились, а парни вернулись на свои места.

Минуты через две мимо меня быстро прошагал долговязый молодой человек, сопровождаемый небольшого роста крепышом. Подойдя к обидчикам, как он считал, и негромко проговорив: «Вы хотите приключений?», он схватил одного из парней левой рукой за грудки, а его правая рука, бывшая до этого момента в кармане брюк, взметнулась вверх c пистолетом довольно внушительных размеров.

Подвергшийся нападению, быстро встал и ухватил рукой запястье долговязого, отводя ствол к потолку вагона. И тут же раздался выстрел. Мне показалось, что курок нажал нападавший, потому что парень, боровшийся с ним, не доставал до пистолета.

Дальше всё происходило, как в ускорённой съёмке. Двое парней несколько секунд возились с долговязым, стараясь вырвать у него оружие. Им бы это удалось, но тот успел передать пистолет крепышу, стоящему неподалёку от меня. Увидев вооружённую руку рядом с собой, я быстро встал и, схватив, пригнул её вниз, выкручивая. Но крепыш, взял пистолет свободной рукой и бросил его долговязому, который оказался уже у тамбура. Я отпустил безоружного крепыша. Нападавшие поспешили скрыться. Здесь как раз случилась остановка, и парочка начинающих преступников прошла мимо окон вагона.

Когда всё кончилось, некоторые пассажиры начали покашливать и по вагону пошло шевеление. Я почувствовал жжение в глазах. Значит, пистолет был заряжен слезоточивым газом! Через несколько минут люди стали покидать вагон, направляясь в сторону, противоположную той, откуда произошло нападение. Я был частью толпы и подчинился её инстинкту безопасности, ведшему людей в сторону от угрозы.

«Омоновец»

9 мая утром ехал я с женой на дачу пригородным поездом. Народу было не густо, так что много мест пустовало. Поезд уже тронулся, когда в вагоне появился высокий человек в камуфляжной одежде с большой чёрной собакой на поводке. Он прошёл мимо нас в середину вагона.

– Папаша, ты что разлёгся? Ну, давай! двигайся, двигайся! Развалился! Ты не дома находишься! – услышал я грубый голос за своей спиной.