–Надеюсь, это не ты, ком… планктон? – поинтересовался капитан, отложив вилку.

–Нет, сэр, – обмирая, ответил я.

–Художник трижды не выйдет при следующих стыковках!

Зигфрид присвистнул. Если «Пиранья» редко стыкуется, то угроза очень действенна.

Обед закончили в гробовом молчании. А через час корабль подошёл к базе. В дверь нашей с Зигфридом каюты ударили ботинком. Я открыл – на пороге стояла Даша.

–Чего надо, женщина? – рыкнул Зигфрид. Он влез в модные брюки с голографическими драконами и готовился натянуть чёрную футболку с белым цветочным оранментом.

–Вы не идёте, – сурово проговорила Даша.

–Но я оставался в прошлый раз! – вскричал Зигфрид и швырнул в стену скомканную футболку, оставшись с голым торсом.

–Приказ капитана, – сказал Санёк. Он возвращался с камбуза, держа в руках бутылку с минералкой.

Здоровяк переменился.

–Я понял, – понурив голову сказал Зигфрид. Он почему-то очень остерегался странного сутулого парня.

–Не грусти, – добавил Санёк. – Большая остановка через день. Принесу тебе твоё пиво.

Санёк и Даша ушли, а я вышел в камбуз взять воды. Раздался громогласный бас капитана:

–Скорее, ошмётки протоплазмы! База «Пьяная орбита» раскрыла для нас свои вонючие потроха! У вас четыре часа, салаги!

С мародёрами произошла необъяснимая перемена. Санёк вырядился в чёрный строгий костюм и выпрямился, а Леонора и Даша облачились в вечерние платья, не забыв про кольца и жемчуг. От девушек исходил аромат дорогих духов. Леонора в белом переливающемся платье напоминала снежную королеву, а Даша предпочла синее платье с большим вырезом на спине. Перед скобами девушки сняли каблуки и взяли в руки.

–Счастливо оставаться, Игорь, – вдруг протянула Леонора, провожая меня насмешливым взглядом, а Санёк помахал рукой. Даша бросила на меня уничижающий взгляд.

Экипаж поднялся на верхнюю палубу, где напротив рубки располагался шлюз. Я вернулся в каюту. Зигфрид, одетый в камуфляжные штаны и серую майку, сидел за столом, напялив монокуляр, и вырезал лазером спортивный катер. Расплавленный биопластик капал на стол. Удивительно, как такие огромные руки способны к столь тонкому процессу созидания.

Я сел на кровать и достал из нагрудного кармана коммуникатор. Развернул компактную ручку в гибкий лист и запустил от безделья математическую игру, тренирующую кси-лингвистические разделы мозга. От меня не укрылось, что ариец жадно уставился на гаджет.

–Дай гляну, – пробурчал Зигфрид, отложив резак.

–Часы верни, – предложил я. Конечно, я нарывался, но главное – не позволять вытирать об себя ноги. Тогда и не будешь тряпкой. Этот урок я хорошо усвоил в армии.

Зигфрид снял часы, положил на стол и подвинул ко мне.

–Я только хотел на базу в них сходить, – объяснил здоровяк. – Я не вор.

Да уж. Не вор. Для этого нужна отвага. Ты мародёр и падальщик!

–Держи, – я протянул коммуникатор.

Дайвер играл с гаджетом, проверяя на стене встроенный проектор, мультиканальный звук и разворачиваемый до пятидесяти дюймов дисплей со стереоскопическим эффектом.

–У нас такой не купишь, – протянул Зигфрид, возвращая коммуникатор. – Надо будет отпроситься на планету.

Через час Зигфрид вернулся с камбуза с банкой пива «Звёздный волк», свернул крышку и заглянул под неё. Вытряхнул на ладонь наклейку с голой танцовщицей, внимательно посмотрел на неё, и шарахнул кулаком по столу. Щелчком отправил мне.

–Дарю, – усмехнулся здоровяк, отхлёбывая пиво. – Саманта Родригес, танцовщица с Красного Техаса, Марс. Пятнадцатый раз приходит.

Я посмотрел на голографическую наклейку – танцовщица извивалась вокруг шеста, демонстрируя чёрную попу в белых ажурных трусах, пробормотал спасибо, и спрятал картинку в карман.

–Ты не похож на слизняка, – процедил Зигфрид, допив пиво.

Зигфрид вышел в клозет, а я перегнулся через стол и взял модель катера. Как произошло – сам не понимаю. Кусок биопластика размером с ладонь был ещё тёплым. В фигурке размером с кулак были любовно прорезаны колпак кабины, крылья, мощные реактивные дюзы и пирамидка гипердвигателя. Дверь отъехала в сторону, и я от неожиданности сжал руку в кулак.

Биопластик очень мягкий когда тёплый. Только по окончании работы биопластик закаляют и раскрашивают. Но всё это я узнал позже.

Зигфрид замер на пороге, его лицо окаменело. На руках арийца взбугрились мышцы.

–Медленно разожми кулак, – просипел Зигфрид.

Я разжал, и мы посмотрели сначала на ком биопластика с отпечатками моих пальцев, впрочем, колпак кабины можно было ещё различить, а затем друг на друга. Зигфрид зарычал, как рычит смертельно раненое животное – с тоской и отчаянием.

–Я… Я не хотел! – выкрикнул я, вскочил с кровати и осторожно положил на стол белый ком.

Зигфрид перестал рычать. В каюте воцарилась смертельная тишина. Я смотрел за спину дайвера, в спасительный коридор. Дайвер взял двумя пальцами ком биопластика, осмотрел, и вдруг по щеке арийца скатилась слеза.

–Два месяца, – хрипло сказал лишённый своего детища скульптор. – Два долгих месяца! Ещё месяц – и закончил бы!

–Может, не всё потеряно? – предположил я.

Здоровяк утробно рыкнул и стремительно развернулся. Присев, я увернулся от удара кулаком в голову и улизнул в спасительный коридор. Не соображая, что делаю, полез по скобам на верхнюю палубу. Наверное, надо было бежать в гальюн и там запереться.

Лапа схватила меня за лодыжку. С этого момента Зигфрид не издавал ни звука. Я посмотрел вниз и увидел побелевшие глаза противника. Они могли принадлежать только человеку, обезумевшему от горя.

Я дрыгал ногой и смотрел на ухмыляющийся оранжевый смайлик с длинным носом. Сегодня у носа появились длинные волосы. Капитан явно будет недоволен… Сильный рывок сбросил меня вниз, и мои пальцы и подбородок больно пересчитали скобы.

–Вставай! – рыкнул Зигфрид, поднимая меня за подмышки.

Дайвер поставил меня напротив. За мной в метрах пяти был гальюн, за противником, в двух метрах, – камбуз.

–Мне, правда, очень жаль, – заметил я.

–Правила простые, – тихо сказал здоровяк. – Удары в пах и шею запрещены. Борьба запрещена. Локти и ноги запрещены. Только руки – в голову и туловище. Уяснил?

Я кивнул, хотя это было необязательно. И Зигфрид двинулся на меня. Он наносил удары с оттяжкой, наслаждаясь каждым попаданием. Мои жалкие тычки, которые чудом проходили, только злили его.

Кулаки врезались мне в живот, но не в солнечное сплетение, чтобы я не задохнулся и не потерял способностей к сопротивлению. Удары сыпались в рёбра, грудь, подбородок. Мои руки, блокирующие удары, перестали чувствовать боль. Я упёрся спиной в дверь гальюна. И разозлился. Мне нечего было терять.

Зигфрид нерешительно отступил. Мне приходилось уже драться вот так, на базе «Фобос-1», когда на два часа остались только прослужившие полгода солдаты и мы, салаги. Главное – бить чётко и точно, и не думать о том, как уцелеть, ведь всё равно тебя вырубят. Первый мой удар пришёлся в нос. Затем в зубы. Зигфрид плевал кровью. Кровь была у него на щеке, лбу, шее, на майке. И на кулаках. Впрочем, на его кулаках, наверное, была моя кровь.

Последний удар оказался удачным. Зигфрид отлетел к стене и съехал на пол.

По лестнице прогремел металл.

–Что происходит? – взревел капитан.

Леонора посторонилась, и прошла в каюту, не глядя ни на меня, ни на Зигфрида, смотрящего полным ненависти взглядом. Я присел на корточки и прислонился к стене. Моих сил хватало лишь чтобы дышать.

–Даша и Леонора, займитесь пассажирами! Санёк! Пошли назад. Надо занести продукты.

–Что смеёшься? – сердито спросила Даша через пять минут, касаясь моего лба чем-то холодным и влажным. Я по-прежнему лежал на полу. Капитан и Санёк курсировали между первой палубой и камбузом с коробками в руках.

–Это повышение, – прошепелявил я, и с удивлением выплюнул с кровавой слюной передний зуб. Утёрся тыльной стороной ладони. – Сначала был комом биомассы, затем планктоном, а теперь – пассажир.