Я включал маневровые двигатели на ранце, чтобы уклониться от предметов, а затем меня вышвырнуло в космос, чудом протащив мимо обшивки орбитальной станции. Вокруг, в ярком свете звезды, искрились стулья, столы, фужеры. Проплывали люди в скафандрах и тела во фраках и вечерних платьях.

Запоздало, вспыхивая яркими кометами, отстреливались шлюпки с «Базиса» и «Мегалодона». Со стороны ситуация казалась невероятной. Станция навалилась на лайнер, расплющив ободом отсеки. Но потери были с обеих сторон, раны зияли рваным металлом. А вдали, на фоне ледяного шара Тая, бесновалась туманность.

Скафандр дёрнуло – выстрелил буй с троссом. Он посылал сигнал SOS во всех мыслимых диапазонах, в том числе и лазерными импульсами. Фактически, передатчик был вечный. Батарея заряжалась от света звёзд. Сколько было случаев, когда находили места крушений со столетними мумиями внутри скафандров – а буи неподалёку преспокойно работали.

Передатчик тем временем развернул метровые золотистые крылья-батареи и приготовился к вековому ожиданию.

На расстоянии пары километров пролетел, шевеля псевдоподиями, розовый обтекаемый клин планктона. Животное жадно поедало долетевшие до него куски обшивки и, кажется, даже шлюпки. Не хватало ещё стать жертвой космической креветки, с отчаянием подумал я. Впрочем, мгновенная смерть лучше медленного удушения в скафандре. Хотя, на этот случай есть смертельная инъекция – сделать её можно только тогда, когда кислорода останется на пару минут. Через минуту планктон настигла серебристая дебирария – громадный шар, поверхность которого шла волнами.

Я наблюдал гибель одного из самых дорогих круизных лайнеров. У меня ещё есть шанс. Через несколько часов можно попытаться забраться внутрь «Мегалодона». В любом случае, сейчас лучше парить рядом с кораблём, в отличие от многих умников, пытающихся вернуться на борт. Если спасатели прибудут, лучше находиться снаружи. Ещё неясно, выдержат ли отсеки натиск «Базиса», и хватит ли внутри кислорода на всех…

Я включил связь и постарался успокоить людей, отдающих друг другу противоречивые команды. Затем глотнул тоника из трубки и врубил аудиокнигу – свежую диссертацию по особенностям языка хиндри. Выйду на связь, когда народ устанет.

***

Возмущения в туманности поутихли, и дебирарии больше не сновали рядом. Следующие три дня оказались самыми тяжёлыми. Я переживал отвратительный приступ клауфострофобии. И если почесать лицо удавалось с помощью специальных щёточек, то добраться до зудящей стопы никак не выходило.

Люди пытались пробраться на лайнер. Я слышал, что у «Мегалодона» взорвался реактор, и уровень радиации там стал намного выше нормы. Имело смысл укрыться на «Базисе», но сколько там осталось целых отсеков, и где они, я понятия не имел.

На пятый день нас стало меньше, многие скафандры перестали отвечать. Помощь должна была прийти ещё день назад. Похоже, я принял неверное решение – надо было пробиваться в отсеки «Базиса». Впрочем, сдаваться я не собирался – вкачал себе в вену предельную дозу снотворного, чтобы организм потреблял как можно меньше кислорода, и заснул.

***

–И этот спёкся, – раздался бодрый женский голос. – И этот.

–Но они свежие, женщина, – вторил мужской низкий голос. – Недели не прошло. Надо хватать и валить. Спасатели будут через несколько часов.

Усилием воли я разлепил глаза, и увидел, как, буквально в нескольких метрах от меня, летели на спейс-скутерах два человека. Я сразу понял, кто они, даже можно было не смотреть на черепа на задних бамперах.

–Я жив, – прохрипел я в эфир. – Эй… Вы… Я жив…

Кислорода оставалось на час, и индикатор пылал красным. Я жадно отпил из трубки. Судя по часам, я был без сознания двое суток.

Один из скутеров неуверенно развернулся, а второй продолжил мародёрский путь. Человек останавливался у мертвеца и или сдёргивал с него украшения, или сначала вспарывал плазменным резаком скафандр.

–Живой, что ли? – спросил женский голос.

Я медленно помахал рукой. Рука отозвалась ноющими суставами.

–А есть у тебя чего? – спросили меня резким низким голосом.

–Кредитка. На ней много, – прошептал я.

–Ха. Не. Нам бы золото, да бриллианты. Прости, пассажир.

–Эй! Заберите меня!

–Да утихни, планктон. Умирай уже.

Фигура развернула скутер и умчалась дальше. От слабости и навалившейся тоски я отключился.

***

Яркий свет резанул по глазам. В рот сунули резиновый наконечник, через который полилась

солоноватая жидкость. Я жадно глотал и моргал.

–Привет, планктон, – сказали мне.

Я выплюнул наконечник на простыню, из трубки вылилось несколько тёмных капель, и привстал на локте. Одежды на мне не было. На кровати сидела рыжеволосая стройная девушка в камуфляжных штанах. Кружка в её руках источала аромат кофе. В углу дремал, моргая светодиодами, бочкообразный хирургический робот.

Я потянулся к кружке. Девушка погрозила пальцем, выразительно посмотрела на трубочку и с наслаждением отпила из чашки.

–Ах, превосходный кофе у вас в первом классе подают, – сказала девушка и очаровательно улыбнулась. – Выловила пару свежезамороженных пачек. Зёрна, выращенные на самом Орелане. Блеск!

–С-спасибо, – выдавил я. – Что спасли.

–Ты в следующий раз не матери нас, лады? – со смехом произнесла девушка. Когда она смеялась, её грудь туго натягивала майку. – А то обидеться можем.

Я проглотил ругательства. Девушке было лет двадцать – двадцать пять, говорила она на чистом русском. Судя по характеру мелодики и чередованию слогов, родилась на Звёздной Короне – луне газового гиганта. Английский – второй родной. Артикуляционный аппарат заметно перестроен: слово «ведь» она произнесла почти как «вед» – в английском же нет мягких согласных.

–Долго я провалялся?

–Пять часов.

–Заплачу треть того, что у меня на лицевом счёте. Выбросьте на шлюпке у любой базы Конфедерации.

Девушка усмехнулась, снова отпила кофе и ответила:

–Это решать не мне.

–Плачу вперёд, не вопрос.

–Ты пока выздоравливай. Кстати, чего умеешь?

–Я филолог, – с лёгкой запинкой ответил я. – Увлекаюсь классической литературой хиндри современной эпохи.

–Мда. Значит, филолог? А я думала, что… Ну, ничего-ничего. Будешь уран в реактор подкидывать. У нас автоподача поломалась.

Увидев сведённые брови, девушка расхохоталась.

–Я – Даша, – представилась рыжеволосая. – Это я так шучу. Кораблик у нас, конечно, не самый новый и просторный, но реактор и движки работают как атомные часы.

–А я Игорь.

Глава 2. «Пиранья».

Даша, гремя по металлическим скобам ботинками с магнитной подошвой для забортной работы, забралась на капитанскую палубу. Ба, да на этой посудине и лифта нет. Сколько же ей лет? Сто? Двести?

Следом вскарабкался я и прошёл в рубку. В сумрачном помещении висел густой фиолетовый дым с терпкой вонью драка – лёгкого наркотика-стимулятора с аграрной Кассини. Действует как десяток доз двойного экспрессо с коньяком, но проходится по сердцу наждаком. Переднюю стену занимали яркие голографические экраны с картой и системными данными.

–День добрый, – поздоровался я.

Из десяти широких кресел было занято только одно и оно было развёрнуто ко мне. Капитан хмуро взглянул на меня и ответил:

–Явился, планктон. Чем заплатишь за жизнь?

Капитан говорил по-русски со странной интонацией – определить происхождение по ней я не смог.

Я помахал рукой, разгоняя клубы сладковатого дыма. Это не помогло – я по-прежнему видел лишь косматую голову со всклокоченной бородой и тлеющий огонёк сигары.

–Полегче, – шепнула на ухо Даша, но я отмахнулся. – И добавляй сэр.

–Предлагаю сто пятьдесят тысяч кредов. И высаживай меня у первого причала Конфедерации.

Пират выдохнул в мою сторону дурманящий дым. Я закашлялся.

–Неплохо себя ценишь, – услышал я хриплый голос. – На эти деньги можно мою «Пиранью» как следует подлатать. И движок ей форсировать… Но у меня на твой счёт другие планы. Кем работаешь?