Планида!

Она судьба, и она планета.

Судьбы, как и планеты,

бывают разными;

и все они неповторимы.

Глава 1. Ребенок Земли

На любимом холмике у заводи я ожидал друга.

В темно-синем небе сияли звезды и светила Белая Луна.

Поддувал теплый ветерок.

Мигали своими зелеными фонариками светлячки.

Был обычный летний вечер.

− « −

Лето являлось единственным временем года, которое я знал. Здесь, где я проживал с моими родителями, всегда было одно только лето.

− « −

Холмик, на котором я расположился, и всю землю вокруг, как ковром, покрывал мягкий пушистый мох, даривший ощущение уюта.

Повсюду по сторонам, и в заводи тоже, росли “тутошние”, как выражалась мама, деревья. Они были настоящими великанами: с необъятными могучими стволами, широченными раскидистыми кронами, и верхушками, казалось, доставали до проплывавших в вышине облаков.

Неимоверные размеры деревьев вкупе с испещренной глубокими извилистыми бороздами их корой свидетельствовали о весьма почтенном возрасте − столь почтенном, что мысли уносились в глубины веков.

О глубинах веков заставляли думать и дугами вздыбленные над землей массивные корневища деревьев, и высоко взбиравшиеся по древесным стволам языки мха, и множественные завалы из опадавших и сгнивавших во времени ветвей.

Подавляющая часть деревьев относилась к группе лиственных, но встречались и деревья хвойные.

И листья, и хвоя вырастали очень большими – под стать деревьям. Листья – величиной с зонт, хвоя – с ручку зонта. К таким сравнениям прибегали мои родители.

Листья были крайне бледными, с едва зеленым оттенком, и обладали исключительной прозрачностью, поэтому сквозь них прекрасно просматривалось небо, с его солнцем, луной, звездами и облаками.

Хвоя имела цвет зеленый темный, и сквозь нее не просматривалось ничего.

Деревьев было великое множество, и они образовывали лес, простиравшийся на многие мили. Он брал начало у подножий огромных холмов, что следовали чередой вдоль берегов холодного океана, в своем продолжении восходил на холмы и спускался по их обратным склонам, а после так же всецело охватывал холмы, стоявшие позади.

Лес рос не только на суше. Два лесных массива вели свое существование в океанских водах, будучи немного ими подтопленными.

Являлось очевидным, что во времена былые давние эти лесные массивы занимали поверхности двух совсем невысоких мысов, которые тесно соседствовали друг с другом.

Но потом что-то произошло в природе, и мысы были затоплены, превратившись в мелководные океанические пространства с деревьями на них.

Родители, а с ними и я, называли эти пространства “заводями”.

Заводи располагались у подножий двух холмов. Раньше при каждом холме имелся свой мыс. После затопления мысов при каждом холме появилась своя заводь.

Среди этих холмов протекала речка. В океан она впадала между заводями, оставляя по сторонам от себя их ближние края.

За дальними краями заводей распростерлись желтые каменные пляжи, которые нескончаемо тянулись по океанским берегам.

− « −

Все, что меня окружало, принадлежало миру неизвестной планеты, на которой я очутился вместе с родителями, когда был совсем маленьким. Таким маленьким, что не умел еще ходить.

Одним из важнейших обстоятельств, которое помогло нам быстрее приспособиться к жизни в новых условиях, была одинаковая продолжительность здешних суток с сутками земными. К данному выводу пришли родители, основываясь на своих внутренних ощущениях.

Как и в сутках земных, в сутках на этой планете, были светлая и темная пора.

Не знаю, как в других местах планеты, но в месте, где жили мы, темнело всегда рано, и наступали долгие вечера, которые скрашивал свет Белой Луны.

Она была очень большой, в несколько раз больше Красного Солнца, которое освещало планету днем, и на смену которому приходила, обрисовывая свой контур в мрачнеющем небе, когда Красное Солнце тонуло в океане на его далеком крае.

В скором времени пространство внутри лунного контура наполнялось ослепительно белым светом, небо обретало глубокую синеву, и в нем загорались звезды.

− « −

Каждым вечером, с появлением Белой Луны, я встречался с моим единственным другом.

В багряных лучах восходов и потом, когда Красное Солнце начинало сиять светом алым, я не видел друга. Не видел я его и в часы багровых закатов. Мы бывали вместе лишь при Белой Луне, парившей среди звезд в темно-синем небе.

Друг мог быть рядом со мной только по вечерам, потому что лишь с их наступлением он освобождался от каждодневных хлопот по выживанию.

Наши встречи происходили на берегу заводи, что была у холма, который располагался за правым берегом речки. На океанском склоне этого холма обосновалась моя семья.

Мы с другом оба были детьми. Нас объединяло родство душ и общие детские забавы. К примеру, мы любили вместе плавать в заводи и просто барахтаться в ее воде.

Мне исполнилось шесть лет. Друг был того же возраста. Меня звали Артемкой. Друга я и мои родители звали Тыром.

Когда он был чем-либо недоволен или встревожен, то немыслимо быстро повторял один и тот же звук: “тыр”. Во всяком случае, мне и моим родителям слышалось именно так.

“Тыр-тыр-тыр-тыр!” – громкой трелью выдавал мой друг, если c растущего поблизости дерева обваливалась отмершая ветка.

А самые большие ветки были в обхвате, как я сам.

Чтобы не угодить под падающие ветки деревьев, надлежало держать ухо востро, к чему с успехом приноровились я, мои родители, Тыр и вся обитающая в этой юдоли живность.

“Тыр-тыр-тыр-тыр….” – тревожно и продолжительно бурчал мой друг, когда вспыхивали молнии и слышались раскаты грома – предвестники проливного серого дождя.

“Тыр-тыр!” – отрывисто вскрикивал он, заслышав подозрительный шорох или учуяв запах опасного чужака.

Тыр произносил и другие звуки. Ими были писк и свист.

В зависимости от обстоятельств и писк, и свист звучали по-разному, и было понятно, что они обозначают.

Писком друг мог выразить удовольствие, возмущение, обиду, боль.

Свистом – зов, приветствие, просьбу, радость, но также сильный испуг и тоже боль.

Тыр был животным, и не умел говорить на человеческом языке. Но для общения со мной и моими родителями ему этого умения и не требовалось.

Он обладал замечательной способностью считывать наши мысли и передавать нам мысли свои, необъяснимым образом вкладывая их в наши головы. Однако его возможности простирались гораздо дальше: он распознавал и наши чувства.

− « −

В ожидании друга я всегда мечтал о Земле.

Мне верилось, что когда-нибудь я вернусь на родную планету и познакомлюсь там с мальчишками и девчонками – моими сверстниками. Они с неподдельным интересом станут меня слушать и передавать из уст в уста рассказы о планете моего детства, которым не будет конца. У меня появится друг в кругу мальчишек и подружка среди девчонок.

Мы будем делиться теплом наших душ и поддерживать друг друга в трудные минуты жизни.

Мы будем усердно учиться и обмениваться полученными знаниями.

Земля представлялась мне планетой чудес, потому что на ней можно было глубоко постигать разные науки, овладевать техникой и становиться специалистом любого профиля. Словом, жить полно, насыщенно, развивая свои лучшие способности и применяя их во благо себе и людям.

О технике, что существовала на Земле, я узнавал от родителей. Но этой техники было так много, что всю ее вообразить себе я не мог. Однако кое-какую – у меня получалось.

В своих мечтах я ехал на “обыкновенном”, как отзывалась о нем мама, автобусе, и по “обыкновенному”, тоже с ее слов, городу. Мне же и автобус, и город представлялись необыкновенными, даже фантастическими!

Я видел себя в капитанской рубке корабля, плывущего по бушующему океану, и наблюдал, как огромные волны поднимали корабль на свои гребни и опускали в свои впадины, бились о его борта и заливали палубу. Но страха я не испытывал, так как мама объяснила мне, что корабли – очень надежные сооружения.