Вопреки данному обещанию, Юля не торопилась возвращаться. Я попытался уснуть, но веселые крики, восклицания и смех, доносившиеся из вагона, не давали мне покоя. Я слышал звон посуды и понимал, что веселье в самом разгаре, я же был зол и напуган предстоящей мне дорогой и тем, что мне нужно как-то адаптироваться в коллективе, стать для них «своим» настолько, что они начнут доверять мне, и расчитывать на успех, который в немалой степени зависит от удачливости и преприимчивости руководителя группы. Я едва ли мог себе представить, что мне удастся так же весело пить и шутить всю дорогу с чужыми, малознакомыми людьми удавалась моей жене. Мне хотелось бросить всю эту затею и сойти с поезда на первой же станции, не доезжая до Китая. Я как сейчас помню этот напряженный момент принятия решения. Сидеть в купе в одиночку я уже не мог, мне нужно было поговорить с Юлей, прежде чем на что-то решиться.

Мое появление компания встретила сочувственно, расступившись и освободив центральное место на полке. Мне тут же вручили рюмку с водкой и предложили выпить традиционный тост челноков:

– «За успех нашего безнадежного дела!»

Так я впервые поднял рюмку за «челноков» и, таким образом, был посвящен в это символическое братство мешочников и международных спекулянтов.

Рюмка меня расслабила и смягчила, но я все-таки ощущал некоторую обиду на Юлю за то, что она не стала меня уговаривать и бросила одного в купе справляться с собственным стрессом и неуверенностью в себе.

Постепенно я начал обживаться в новом коллективе, хотя еще долгое время чувствовал себя среди челноков чужаком.

Манчжурия была небольшим приграничным населенным пунктом, больше напоминавшим деревню, чем город. Рынок был центром деловой активности и формировал инфраструктуру поселка. Вокруг рынка лепились крошечные лачуги, лавки, неприхотливые рестораны и несколько гостиниц для русских туристов. В воздухе стоял знакомый с детства запах угля. Зимой в Манчжурии было так же холодно, как и в Сибири, плюс постоянный ветер, который понижал температуру, но в то же время, удивляли китайцы, расхаживающие в любой мороз без головных уборов, а иногда и в легкой верхней одежде, как будто демонстрируя свое презрение к холодам.

Мне запомнились рестораны с экзотической китайской едой, которую владельцы стремились адаптировать под русские вкусы. В те времена таких популярных заведений было еще немного, и все приезжающие в Манчжурию челноки, как правило, собирались в них, забивая все места до отказа. В одном из таких ресторанчиков хозяйкой была статная русская женщина, происходившая из семьи забайкальских староверов. После революции ее родители перешли границу и осели в Китае. Там она родилась, воспитывалась и позже вышла замуж за китайца. Женщина часто помогала официанткам с приемом заказов, охотно присаживалась к «челнокам», чтобы поболтать о жизни, рекомендовала те или иные блюда китайской кухни, демонстрируя туристам «фокусы» с поеданием личинок тутового шелкопряда, лягушачьих лапок и прочих экзотических блюд, что неизменно вызывало восхищение у русских туристов и способствовало тому, что они обязательно все это заказывали на пробу, брезгливо запивая дешевой китайской водкой, веселясь и потешаясь друг над другом.

Женщину звали Ольгой, говорила она с характерным забайкальским акцентом, уже почти утерянным на ее родине. Ее присутствие в китайской «чифанке» – как туристы называли маленькие китайские ресторанчики, – поначалу казалось чем-то невероятным, но постепенно к подобным феноменам, возникающим на стыке культур, вырабатывалось привыкание, как к особенностям местного колорита.

Ольга, несмотря на ее традиционный вид, имела живой интерес к современной жизни, и не брезговала разношерстным, и не всегда прилично ведущим себя обществом заезжих соотечественников, многие из которых относились к китайцам с присущим «белому человеку» высокомерием, что часто служило поводом то и дело вспыхивающих на улицах Манчжурии конфликтов. Это вредило торговле и часто сами китайцы предупреждали русских о том, что поблизости находятся дебоширы и воришки:

– Хулиганы, друга, хулиганы!

В один из приездов, я стал свидетелем драки челноков из моей группы с подвозившим их таксистом, с которым они не сошлись в цене. Дело в том, что о цене следовало договариваться заранее, и если этого не сделать, то таксист в конце маршрута мог назначить любую сумму, пришедшую ему на ум.

Если драка начиналась на рынке, то на шум сбегались все торговцы. Я убедился в том, что за восточным спокойствием у жителей Поднебесной скрывается настоящий южный темперамент. Торговались китацы так страстно, что порой создавалось ощущение, что торговля в любой момент может перерасти в драку.

Юле нравилась работа гида. Она чувствовала себя в профессии, как рыба в воде. Работа с людьми требует большой уверенности, которой ей было не занимать. Управление большим коллективом было для нее своего рода игрой: увлекательной, немного рискованной, но ничуть не обременительной. Ей без труда удавалось найти выход из самых сложных ситуаций и за ней закрепилась слава самого удачливого гида, которому удавалось проходить таможню с наименьшими затратами, благодаря чему к ней в группу всегда стояла очередь. Челноки, как люди, чей бизнес тесно связан с любезностью фортуны, были людьми суеверными. Удача любит уверенных в себе людей, и люди стремятся быть ближе к тем, кому она благоволит.

Мне же было непросто справиться со своими страхами и эмоциями. С опытом скованность прошла, но я по-прежнему к каждой своей поездке готовился как к походу на войну. Меня пугала неизвестность, пугала ответственность, меня смущала необходимость собирать с группы деньги за услуги грузчиков, за гостиницу, автотранспорт, поборы на таможне.

В целом это был особый мир, возникший на пересечении двух больших культур, в котором действовали свои особые правила, как в мультфильмах о фантастических мирах. Нужно было изначально принадлежать к этой культуре и принимать ее правила, чтобы чувствовать себя в нем как рыба в воде. Я чувствовал себя в этом мире крайне неуместно, здесь все было странным, чужим и незнакомым: от одежды, до еды, от способа коммуникации, до полного отстутствия каких-то внятных правил поведения – все менялось буквально на ходу и нужно было принимать вещи такими, какие они есть: есть грязными руками курицу, разрывая ее руками в автобусе, ночевать на границе, жечь покрышки на «нейтральной полосе», стремясь согреться, пить водку, отчаянно флиртовать, чтобы чувствовать себя членом команды, завоевывающей новые миры и цивилизации.

Глава 2. Инь и Янь.

О Юлином романе с одним из челноков я узнал чуть ли не на втором году нашей совместной жизни. В молодости я был очень ревнив и каждая ее задержка на работе отзывалась во мне болезненной подозрительностью.

Этот мой комплекс сформировался в детстве, после развода родителей, когда поджидая маминого прихода я просиживал у окна часами, вглядываясь в сгущающиеся сумерки.

Жена запаздывала, я нервничал. Как только она появилась на пороге, я немедленно устроил ей допрос, но вид супруги скорее взывал к сочувствию, нежели к длительным выяснениям отношений. Жена сказалась больной, и даже упрекнула меня в том, что ей пришлось ехать после работы за лекарствами на другой конец города, так как я недостаточно заботлив и предупредителен, чтобы сделать это вместо нее. Но я уже чувствовал фальшь и тревогу в ее голосе. Ревнивый человек это настоящий безумец, и я жалею теперь таких людей, оглядываясь в свое прошлое.

Пока жена переодевалась в другой комнате, я хаотично изучал содержимое ее сумочки. Вместо лекарства я нашел записку с адресом и завернутый в нее ключ. Я запомнил адрес и вернул ключ с запиской в сумку. Когда супруга вышла из ванной, я демонстративно полез в нее. Жена бросилась ко мне, но было уже поздно. Записка с ключем была у меня в руках.

– Лекарство в аптеке не было, я зря потратила время. Отдай мне, пожалуйста, сумку.

– Что это? – спросил я жену, разворачивая записку.