Но кроме всего прочего, ее озадачил в большей степени совсем другой вопрос, выбив почву из-под ног, в котором она старалась не признаваться даже самой себе. Эта жгущая изнутри тайна, не дававшая ей успокоения, как она не пыталась его подавить в себе. Все больше к ней по ночам являлся всего один навязчивый вопрос, который подступал и тревожил, поминутно то затихая, то вновь возрождаясь подобно сказочному фениксу из пепла. Он был для нее важнее всех остальных в ее жизни вопросов.
Как смел он променять ежедневные встречи и беседы с ней, на отверженность и отчуждение, каким окружил себя сейчас? Как мог он променять ее на вот такую вот «свободу»?
Да, она принцесса. Она это слишком хорошо понимала, с ее статусом о любви не могло быть и речи. Ей предстояло выйти за принца или герцога, но никак не за бедного рыцаря, хоть и благородного, и родовитого, каким ей представлялся Хайрам; да она и не видела себя рядом с ним,– он был ей дорог, как друг и только как друг…
Он был единственным, кто угождал ей, веселил ее, был ей мил и, самое главное, рядом в любую тяжкую минуту. Теперь же ее окружали какие-то фальшивые личности, приносящие одни только огорчения, ненатуральный смех и неприязнь. Он оставил ее одну, оставил без объяснений своего поступка. Она чувствовала себя человеком, которого предали и обманули, бросили на съедение волкам, оставили, наконец, совсем одну!
Правда, она его вовсе не любит, просто он веселый, добрый, всегда заботился о ней, с ним ей было хорошо, тепло, уютно, но царская доля иная, чем у людей, не обремененных обязательствами,– она должна выйти за лорда!
Герцог Станиш, был одним из богатейших людей восточного королевства. Владел землей, был знаменитым рыцарем, которого все уважали, участвовал в войнах,– не в войнах этого королевства, конечно. В этих местах, правда, он много известным не был, а вот в иных землях о нем слагали песни, которые доходили и до ее слуха. По рассказам он был смел, обворожителен, красив, любая из аристократок приняла бы его сватовство за счастье.
Так она и поступила два года тому назад, когда впервые ее отцом было выдвинуто решение выдать ее за этого благородного мужа.
Она была действительно счастлива, как дитя, радовалась этому без умолку, рассказала обо всем своему другу и товарищу, который стал мрачнее тучи, но тогда она этого просто не заметила, а потом Хайрам пропал, исчез на неделю, а через неделю объявился и подал в отставку. Затем она слышала, что он нанимался к какому-то лорду на службу, на войны в других странах, где героически себя проявил, но нечего более. Через шесть месяцев снова появился в королевстве, дал разрешение на помолвку сестры с его приятелем, сэром Альбусом, после чего запил и опустился, как говорит отец.
Однажды она видела его, когда проходила по саду. Он шел с ее братом к отцу. Прошел уже год. Он был хмур, оброс темной, курчавой бородой, был грязен и, как видимо, пьян. Она сначала его не узнала, но потом, все же признала в нем ее дорогого Хайрама. Что-то оборвалось в ее сердце, что-то с устрашающей силой сжалось в груди. Боль одолела ее, она со слезами подбежала к ним, но Хайрам не отвечал на ее расспросы, не смотрел ей даже в глаза, только мучил ее своей молчаливой неучтивостью. Она даже толком припомнить не может, что говорила ему тогда. Она вроде даже дала ему пощечину и расцарапала лицо, после чего ее в припадке бешеной истерики оттащили служанки и прислужницы, а он надменный и холодный прошел дальше, так ни разу и не посмотрев на нее. Во всяком случае, она только это запомнила.
При воспоминании о случившемся ее обдало яростью, не на него,– почему-то на него она не умела как следует сердиться, не умела ненавидеть его лютой ненавистью, хоть порой ей и хотелось это сделать. Что за гнев ею тогда овладел, ей было не известно, но он поглотил ее всю, что привело к заболеванию и срыву нервов. А он все так же не приходил. Зима стала для нее холоднее и печальней, чем обычно, а дни бесконечно тяжелыми…
– Я не могу его любить! Я люблю его как друга, брата, как родного себе человека, но никак женщина! Это даже не смешно!.. Это немыслимо, чтобы принцесса полюбила того, кто ниже ее по статусу!.. Я точно не такая!.. Я привыкла к роскоши! Я не смогу отказаться от нее, ради него!.. Ведь он беден, а это на многое влияет!..– говорила она себе безостановочно, то и дело ходя по пустой комнате взад и вперед.– Но почему же у меня так бьется сердце? Почему, я не могу успокоиться?..
Она остановилась и начала вглядываться в небо за окном. Хмурое небо, затянутое серыми облаками, обдало порывом холодного ветра.
– Прекрати так биться!.. Я приказываю!!! Прекрати бешено стучать, прекрати болеть! Я прошу!.. Прекрати!.. Прекрати!.. Я не люблю… Не люблю… Он не заслуживает этого!..
Но силы покинули ее, она упала в обморок.
Через некоторое время в комнату вошли служанки, чтобы помочь ей раздеться.
6.
– По приказу принца Дариуса, да будет светлой его дорога,– ближе к вечеру помпезно провозгласил начальник тюремной стражи, коверкая и не договаривая окончания своих слов,– вы двое – сэр Хайрам Больштад и торговец, по имени Еверий Кравий, приглашаетесь на аудиенцию к его высочеству, для допроса и вынесения решения по вашему делу! Выходите, господа!
Хайрам и Еверий поплелись к открытой двери. Торговец задержался и обратился к стражу со словами, что вместе с ними был задержан невиновный юноша, который тоже находится в этой камере. Недовольный Грим пошамкал своими губами, нервно перебирая ключи.
– О нем… Хм, о нем ничего не упоминалось. Это должен решить сам принц или народный суд, но не я! Я лишь исполняю распоряжение его высочества, ни больше ни меньше!– только и сказал рыцарь, не обращая внимания и на слова Хайрама, вступившегося за мальчика по имени Руби.
– Ну, ничего, старина,– успокаивал Хайрам торговца, говоря тому, что, как только все разъяснится, мальчика непременно отпустят.
Еверий с тяжелым сердцем, но, наконец, поверил увещеваниям, после чего пошел за стражниками прочь из «Проклятой дыры».
– Дядя, позаботься о мальчишке за меня,– сказал Хайрам на прощание, добавив: – Я виноват перед ним, постарайся его уберечь!
– Хорошо, остолоп, сделаю все в лучшем виде!– с ухмылкой ответил на это вор.
– О-о, дорогой дядя, я погляжу тебе все-таки далось новое слово! Весьма, весьма неосмотрительно… Не слишком ли оно сложное – это слово «остолоп»? Будь благоразумен, пожалей себя и свой старческий умишко, ведь он может не выдержать такой нагрузки и подвести в самый неподходящий момент! С возрастом он уже не такой гибкий, и обилие новых выражений совсем плохо на нем скажется! Нужно трепетнее беречь его скудные остатки. Ха-ха-ха!
– Вот зараза! Ха-ха-ха!– рассмеялся в ответ Болем.– Вали отсюда, щенок! Ха-ха-ха!
Хайрам и Еверий ушли, а двери с лязгом захлопнулись.
– В кого он такой, ведь губит себя!– произнес вслух вор, ни к кому в общем-то и не обращаясь.
С минуту он молчал, провожая взглядом племянника и словно что-то обдумывая, а потом обратился к мальчику.
– Как тебя зовут, малец?
– Еверий дал мне имя Руби, так что можешь называть меня этим именем,– равнодушно ответил юноша, не заинтересованный в беседе.
– Ты занятный малец, Руби,– Болем подсел к нему ближе, явно в приподнятом настроении.– Знаешь, тебя выдают глаза!– старый вор зловеще улыбнулся, пристально вглядываясь в собеседника.– Нужно всегда стремиться к незаметности, стараясь спрятать намерения или истинную сущность глубоко внутри себя, так, чтобы ее никто и никогда не смог прочитать, словно открытую книгу!.. Вот я, например, понаблюдав за тобой, могу сделать предварительный вывод, что ты явно убийца, как и я! Я вижу это… В общем, мне кажется, что ты виртуоз своего дела, малец! Знаешь, предчувствия никогда меня не обманывали! Ха-ха-ха!
– Ну, и как ты это понял?– спокойно ответил мальчик.– Возможно, твоя хваленая интуиция играет с тобой злую шутку, старик?! Может, я просто чрезмерно насторожен? Я ведь молод, как-никак! Тем более, оказался в тюрьме, знаешь ли! Причем в далекой и незнакомой мне стране… в чуждой мне обстановке!..
