За пару нерешительных шагов Оливия подошла почти вплотную к тиграм. Рига перевела на неё взгляд, и рейнджер была готова поклясться, что в этих кофейно-золотых глазах искрилось счастье. Тигрица привычно ткнулась в руку, отдавая холодному углепластику своё тепло, щекоча ладонь жестковатой шерстью.

Запах тигров, вперемешку с вытоптанной зеленью, шлейфом наполнил сознание Оливии, и она с опаской погрузила пальцы глубже в шерсть на загривке тигрицы.

— Рига, не может быть, — зашептала она, чувствуя, как что-то влажное обожгло глаза.

Колени подогнулись сами собой, ощутили под собой прохладную землю, примятую траву и мелкие комки тверди, что неприятно впились в кожу.

Оливия почувствовала, как ком в горле до непривычной боли распер стенки. Капли потекли по щекам сами собой. Она не верила своим ощущениям, боялась, что это кратковременный сон, как случалось с ней много раз до этого. Сперва она делилась этими снами с другими, неизменно слыша в ответ лишь издевательское: «Приди в себя и прекрати мечтать, ты уже не спишь, ты — всего лишь машина, а не живой человек».

А ей так хотелось, всегда хотелось быть чем-то большим и хоть раз ощутить живые эмоции. Она рыдала, на коленях стоя посреди поляны, любуясь тиграми и чувствуя запах их шерсти. Ощущая настойчивое солнечное тепло на коже. Рыдала, как множество её жертв перед смертью, но не от горя, нет — от радости. О, она и представить себе никогда не могла, что такое возможно.

— Привет, — мягкий мужской голос донёсся откуда-то из-за спины, и, утерев слезы, Оливия резковато обернулась на звук. — Я — Марвин.

Он улыбался, глядя на неё, а серые глаза лучились безграничным и всеобъемлющим счастьем. Она любовалась им, отмечая про себя каждую мельчайшую черточку его лица. Не веря, что наконец-то встретила свою пару, нашла того, с кем сможет разделить горести прошлого и радости будущего.

— Оливия, — улыбнулась она, впервые сделав это бездумно, автоматически, под властью чуждых ей эмоций. Улыбнулась и сама не поверила, что сделала это искренне, не просчитав последствия такого шага. Губы не слушались, а слезы не хотели останавливаться — все текли и текли сами собой.

Марвин опустился на траву рядом с ней, и коснулся щёк ладонями, бережно вытирая капельки большими пальцами.

— Как же долго я тебя искал…

Всхлипнув, Оливия кинулась ему на грудь, наконец ощутив себя цельной, нормальной. Все мысли, бесконечные проверки внутренних протоколов и системы — все это, оказалось, было напрасным и пустым.

Она боялась, всегда боялась, что в её парном коде есть ошибка, и инициация невозможна, что предназначенная ей пара и вовсе погибла давным-давно. Она боялась никогда не стать нормальной, так и остаться безэмоциональной машиной. А сейчас утонула в ощущении объятий, которые казались такими родными и нужными.

Тигры заигрывали друг с другом, носясь по поляне, как котята. Закатное солнце тонуло за синеватыми макушками елей, теряя слабые лучики в шерсти животных и густой траве, согревая спины Марвина и Оливии. Он так и не выпустил её из рук, лишь закопавшись носом в пшеничные пряди, вдыхая её запах, касаясь губами бархатной искусственной кожи. А она впервые за всё своё долгое и бесцветное существование ощущала себя живой и счастливой.

«Да, у меня золотое сердце и холодные руки».