— Вы заставили меня сделать это! Знали, что этого не нужно, и заставили.

— Нет. Ты решила сама, cara*. Ты сама сказала, что поедешь к нему, — напомнил директор, и Люси оторопела от изумления.

— У вас нет сердца, синьор Антонио, — помолчав, бросила она и пошла вон из шатра.

Антонио Д’Аскола уселся за стол. Попытался вернуть былое спокойствие, но его трясло.

Да. У синьора Антонио Д’Аскола, директора цирка «La Stella», не было сердца. Иначе не прожить. Слишком уж много общего у директора цирка и дрессировщика. Свирепый тигр похож на кошку, ласковую и мягкую до поры до времени, но стоит проявить слабину и тебя сожрут. Жизнь — тот же тигр. Антонио Д’Аскола слабым не был, потому и держался на плаву вопреки всему. А слезы… Люси поплачет да успокоится.

Нужно было лишь слегка умаслить девчонку, и директор вдруг вспомнил о Лонхофе и запертом Драгане Ченчиче. Метатель ножей в выступлении мог пригодиться. И не только в выступлении.

***

О том, где она была и что делала этой ночью, не знал только ленивый — Люси чувствовала. Улавливала витающее в воздухе злорадство, осуждение. Ехидно смеялся Голиаф. Буффо глядел с неподдельным сожалением, но молчал. Берта отводила глаза. Гейне так и вовсе одарил ее пристальным сальным взглядом.

В один миг цирковая труппа обернулась из любящей семьи в шипящий гадюшник, пропахший дымом дешевого табака. А разве сделала Люси что-то плохое? Нет! Она была не виновата. Это они. Они вынудили ее продаться! А мистер Мефис и не отказался! Воспользовался ее неведением и желанием синьора Антонио отхватить от чужого богатства побольше.

Но ведь он тоже не знал.

Идя к своему вагончику, Люси вспоминала, как Чарльз сжимал ее руки за завтраком, как обещал многое, как строго разделил ее и цирк, сказав, что более не позволит синьору Антонио вмешиваться в их отношения. Вчера он ведь даже предложил ей сбежать — толкнуть Флобера и свернуть к цирку. Она сама отказалась, купившись на роскошь и кружева. Глупо было винить Чарльза Мефиса. Он был не виновен, пусть и причастен к случившемуся.

Был виновен Антонио Д’Аскола! Это он сказал, что цирк закроют и все артисты окажутся на улице. Сначала отправил Люси ввечеру на виллу, и ее едва не изнасиловали. Затем уговорил ее отдаться по своей воле. Бессердечный! Но ведь она сама могла отказаться. Остаться чистой и невинной, пусть и бездомной, но Люси испугалась. Люси Этьен струсила.

Дверь вагончика спрятала ее от осуждающего цирка, и из груди вырвался стон. Содрогнулись плечи, но слезы будто враз закончились. Люси Этьен выпрямилась и отупело посмотрела в сторону. Расправив руки, на выцветших афишах отец парил над манежом. Как его сейчас не хватало. Как Люси хотелось броситься к нему на грудь, прижаться и спрятаться от всего зла.

Кругом, сплошь и рядом, были люди ее погубившие, а винить никого толком кроме себя не получалось. Она, Люси, сама приняла решение. Сама. А винить себя ей было не в чем. Да и что плохого произошло? Разве Люси кого-то обманула? Нет. Разве только Драгана, но она ему ничего и не обещала. Люси никого не предавала. Наоборот, сделала все, что могла для родной «La Stella».

Она не виновата, и никто не вправе ее винить, решила про себя Люси Этьен. Хватит плакать. Хватит вечно кого-то обвинять. Хватит стыдиться случившегося. В конце концов, Чарльз был добр и, возможно, мог стать еще добрее. Непричастность к грязной сделке даже облагораживала его. Да и от их связи Люси могла получить куда больше, чем красивые платья из модного магазина мадам Буше.

Что за ужасная мысль — мысль шлюхи!

Мгновенно Люси встрепенулась, скинула старенькое платье и надела костюм для репетиций. Натянула потрепанные гетры. Выйдя из вагончика, она прошла с высоко поднятой головой до самого циркового шатра, упрямо решив доказать всему миру — она прежде всего артистка. И никак иначе.

На манеже репетировали близнецы-шпагоглотатели. Жонглер Гумберт тоже был здесь и увлеченно рассказывал о новом номере, показывая какую-то газетенку. Одним трюком со шпагой зрителей не удержать, и теперь близнецы Андрэ и Пьер вместе с Гумбертом старательно готовились угодить последнему писку моды — салонному жонглированию. С азартом троица выдумывала сюжет для сценки, в которой бы гармонично ужились чудеса трюкачества.

— У нас будет карточная игра…

— Гумберт, вот это ты зря. Тебе в картах везет, как мне с местными девками, — добродушно рассмеялся Андрэ.

— Помолчи ты! — шикнул Гумберт. — Мне будет вести, и я, обыгрывая вас буду жонглировать предметами.

— Хорошо, умник, а причем тут наши шпаги, — поинтересовался Пьер, скрестив на груди руки.

— Я думал над этим. Сделаем так… Вы будете двумя солдатами со шпагами. Андрэ будет злиться и постоянно доставать шпагу из ножен. Я буду жонглировать кольцами и наброшу эти кольца ему на шпагу.

— Причем тут карточная игра?

— Самый недовольный, что ль? — возмутился Гумберт. — Предложи что-нибудь сам!

— Утихомирься, Пьер, — согласился Андрэ, бывший самым спокойным из братьев. — Но я согласен — карточная игра тут не причем, а вот бой на шпагах, который ты хочешь прекратить, закидывая нас кольцами… — Андрэ задумчиво приставил палец к губам. — Ты не дашь нам драться, а потом мы начнем глотать шпаги, чтобы решить наш спор так. Можно вставить пару приемов традиционного фехтования. А завершить какой-нибудь фигурой. Зрители это любят.

— Вы можете использовать шпаги разных размеров. Местные дамочки будут от этого в восторге. — Гумберт шутливо толкнул Андрэ в бок.

— И не только дамочки.

Они задорно рассмеялись, но Пьер снова заворчал:

— Это все превратится в клоунаду! Решили отобрать хлеб у Буффо с Голиафом?

— А мне нравится.

— Тебе все нравится, что не нравится мне.

— А что ты хочешь?! — возмутился Андрэ. — Выйти на пять минут, заглотить, как местные шлюхи, и уйти? Вся слава достанется клоунам, тиграм и Люси. Я хочу сделать так, чтобы публика удостоила и нас своим вниманием!

Оглядевший трибуны Гумберт щелкнул его по плечу. Андрэ обернулся и обнаружил Люси в первом ряду.

— О! Люси… Ты, наверное, репетировать? — поинтересовался Пьер, изменив привычной сварливости.

Вся троица подошла к борту манежа и, перешагнув кольцо, окружила Люси. Без осуждения, без сожаления. С радостью и привычным азартом циркачей.

— Как видишь, у нас пока все сырое. Антонио сказал: через пару недель мы уже выступаем!

— Через несколько дней привезут новый шатер! — добавил восторженный Андрэ.

— Может, лошадей! Ты будешь выступать на лошади?

— Д-да… Конечно.

Гумберт потрепал близнецов за плечи и тяжело вздохнул.

— Нам придется работать еще усерднее, ребята! Ладно, Люси несравненная. Манеж твой. Неплохо бы подкрепиться.

— Говорят, сегодня на обед ростбиф.

— Все пошли. — Гумберт потянул всех за собой и напоследок махнул рукой. — Лакрица там.

Люси позвала. Погодя из-под купола спустилась трапеция. Лакрица закрепил лебедку и скрылся в темноте кулис. Люси прошлась по манежу. Носком расковыряла утрамбованную тырсу* и задумалась. Со всеми этими заботами она позабыла о главном — о том, что она циркачка. Талантливая циркачка. Ей тоже нужно было продумать номера! И плевать на все случившееся.

Люси вообразила белую цирковую лошадь, мчащуюся по кругу, и, перевернувшись вверх ногами, встала руками на бортик. Проходка по ободку манежа. Соскок в сторону. Номер на коне был хорош, да вот где найти за пару недель привычную к выступлениям лошадь?

Дрессировщик Гейне хорошо управлялся с тиграми, но не с лошадьми. Да и не так быстро натренировать коня, чтобы послушно бегал по кругу и не пугался аплодисментов и оркестра. А если директору удастся купить какую-нибудь лошадь у другого цирка? Люси представила все, что могла вытворить на крупе лошади: шпагат, прыжки с лентами, обручами. Сальто мортале! Да — глаза полыхнули азартом. Нужен был лишь конь, которого, к сожалению, не было.

Номер с кинжалами… Публика его любила, каждый раз искренне переживая за красиво распластанную на мишени Люси. Она побледнела, представив перед собой Драгана, сердитого и нахмурившегося, метающего в нее ножи. И как ему смотреть в глаза, после случившегося? Сам виноват. Оставил ее. Ушел и не вернулся. Может, вообще не вернется. Кто знает? Еще один номер был под вопросом.