− Как устроились? Нам не представилось возможности познакомиться раньше, да и времени не было, Вы же совсем недавно осчастливили своим решением жить среди нас.

− Спасибо уважаемый Herr Кляйн, – в тон собеседнику ответил я, – устроился со всевозможным комфортом и удовольствием.

Вот лишь сегодня сподобился посетить Ваш магазин (аптекой это великолепие назвать язык не поворачивается). И весьма поражен увиденным! Такое разнообразие товаров. Судя по всему, у Вас обширные связи, и огромные возможности. Ведь именно этот бальзам для отдельных частей тела, который с таким интересом рассматривает одна из покупательниц, лишь в прошлом месяце был презентован производителем.

− Как? Вы знакомы с особенностями индустрии красоты?! Как приятно встретить такого человека! Да, действительно, все новинки я стараюсь приобретать невзирая на сложности доставки! И лишь для того, чтобы своевременно предложить их своим любимым покупательницам. Ведь именно они достойны самого лучшего!

Последнюю фразу аптекарь произнес несколько громче, чем это требовалось.

«Так ты еще и популист» – добавил я в копилку качество своего нового знакомца.

Но вслух произнес:

− Ваши чаянья заметны. Женщины города выглядят, несомненно, обворожительно, видимо стараньями Вашего предприятия!

− Приятно слышать, Herr Нойман! Дамы нашего города действительно отличаются от соседок из других населенных пунктов ухоженностью, моложавостью и добропорядочностью. Но, как это обычно бывает, и среди наших «белых овечек» объявилась «паршивая овца»! Как, разве не слыхали? – бедолага аж подпрыгнул, почуяв предвкушение от возможности первым сообщить мне «шокирующую» новость, − Дочь крупнейшего предпринимателя города Джозефа Герца – одержима! И мы, прихожане, настоятельно требуем от пастора Абеляра проведения обряда экзорцизма, дабы этот случай не стал темным пятном на репутации всех горожан. А особенно горожанок. Хотя Вы не столь долго радуете нас своим соседством, и поэтому вполне естественно, что могли еще слышать об этом вопиющем случае.

Хильда Герц позволяет себе в присутственных местах вести разговоры о несуществующих помолвках, любовных томлениях и других вещах, неуместных для упоминания в приличном обществе. Она решительно не в себе, раз позволяет себе выходки, недопустимые для целомудренной девушки. Чего только стоят ее истошные вопли и разбрасыванием записок (текст которых насквозь пропитан блудом) по всему городу!

В самом начале, мы все решили, что данная особа лишь разыгрывает нас, доверчивых слушателей, россказнями про состоявшееся обручение, пусть и с человеком, стоящим на несколько ступеней ниже ее по шкале «социальной лестницы», но все же достойном и ни в чем до сего дня плохом не замеченным.

Но когда эта история не нашла продолжения и Хильде указали на это, она впала в неистовство! Кричала и билась! Из горла ее неслась брань и сквернословие. Любого, кто сомневался в несостоятельности ее рассказа, она моментально прилюдно проклинала и оскорбляла. И тому огромное количество свидетелей!

И хоть теперь могущественный отец и запер ее в своем огромном доме, мы продолжаем по ночам слышать завывания и причитания пленницы!

Ни один врач не подтвердил душевного расстройства у Хильды, а значит она одержима.

Иначе как объяснить подобное поведение образованной молодой особы? Которая подавала неплохие надежды на научном поприще. Даже имела обширную переписку с большим количеством известных людей и даже из Нового Света! Многие из которых выражали восхищение ее компетентностью и высоко оценили смелые идеи!

− Получается, что душевное расстройство Вами не рассматривается? Или реальность обручения?

− Да что Вы! Нет, конечно! Приглашенные светила психиатрии признали ее адекватность на уровне гениальности (как рассказывала присутствующая при беседе девушка, живущая в семье Герц, Марта), значит, Fräulein Герц отдает себе отчет в поступках и словах. Расспросы же потенциального жениха ничего кроме недоумения не вызывают. Этот малый, хоть и добродушен, но наивен, как младенец (это если отбросить разность социального положения обоих участников драмы). Невозможно в принципе увлечение девушки подобной Хильды Герц таким неподходящим человеком, как Ян Вульф!

По всей видимости, отец несчастной скопил свое состояние, вступив в сговор с сатаной, и вот теперь пришло время платить по счетам!

− Как же Вам не стыдно, говорить такие слова Herr Кляйн! – раздался над нашим столом звонкий голос. – Как можно такую гнусность произносить про человека, который столько сделал для города, для нас с вами.

Около нашего столика стояла молодая женщина с коробкой сладостей в маленьких руках.

Подпрыгнувший от неожиданности аптекарь, затараторил еще быстрее, чем до этого:

− Fräulein Марта! Вы здесь! А я и не заметил, как Вы зашли!

Разрешите Вам представить нашего нового соседа Уве Ноймана. Он совсем недавно поселился в городке, и вот я ввожу его в курс нашей жизни.

− Слышала я как вводите! Это ж как такое можно такие чудовищные вещи даже в мыслях допускать, а не то, что произносить вслух! Я давно догадывалась, что именно Вы распространяете слухи о семье Герц, но чтобы настолько «грязные»! Вам бы самому причаститься, чтобы сердце от скверны избавить, вот что я Вам скажу!

Грозная обличительница в своем гневе была настолько убедительна, а слова наполнены таким возмущением, что не могли оставить равнодушным. Да и сама защитница обсуждаемого семейства привлекала внимание! Она была чудо как хороша.

Та, которую Кляйн назвал Мартой, обладала очень нетипичной для этих мест внешностью.

Роста небольшого, но при этом фигура пропорциональна и весьма привлекательна для мужского глаза, волосы пышные, с упрямо выбивающимися из тщательно уложенной прически красивыми локонами, глаза темные и выразительные, кожа удивительного смуглого оттенка.

Экзотичные внешние данные вкупе со звонким голосом производили ошеломляющее впечатление. И видимо не только на меня. Керт Кляйн не только не обиделся на резкие слова, а казалось, был польщен, что стал объектом внимания молодой красавицы.

− Ну отчего Вы гневаетесь? Не я начал эти разговоры об «одержимости» молодой Fräulein Хильды! Все говорят, я лишь имел неосторожность произнести это вслух господину Нойману. Не сердитесь! Давайте-ка лучше присаживайтесь к нам за столик, и позвольте угостить Вас свежей выпечкой и чудесной настойкой, которая имеется не для продажи, а лишь для угощения особенных клиентов.

Мне, конечно, стало немного грустно, что напиток, который был налит в моем стакане, не был тем самым, изысканным, но и аптекаря я понимал: такая красавица явно достойна лучшего.

Но изящная Марта отвергла столь лестное предложение, довольно-таки резко ответив:

− Спасибо, не нуждаюсь! Люди, в чьем доме я имею честь жить и работать, приучили меня ценить то, что имею, и не пользоваться бесплатными подношениями. Приберегите свои дары для тех, кто готов за них выслушивать Ваши бредни!

Если же действительно имеете желание сделать для меня что-то приятное, просто перестаньте злословить и трепать честное имя Джозефа Герца, его супруги и дочери!

И гордо вскинув прямой носик, смуглянка вышла из аптеки, провожаемая нашими взглядами. Моим недоумевающим, Кляйна – счастливым!

− Вот Вы и познакомились с Мартой Краузе. Она живет в доме Герцев с самого рождения. Ее родители, и родители их родителей, целыми поколеньями служили в доме еще с той поры, как Джозеф не появился на свет. Правда в отличие от предков, которые числились слугами, ее вряд ли кто осмелится так назвать. Скорее сводная сестра для Хильды, и некровная дочь четы Герцев. Хотя, конечно, и не имеющая права наследования имущества, но обладающая всеми привилегиями, полагающимися женщинам высокого сословия. Но сама она, как Вы слышали, не считает себя таковой, подчеркивая, что она всего лишь работает у добрых людей и отвечает на их любовь глубокой привязанностью и верностью.

− Какая необычайная красота у Fräulein Краузе. Она явно уроженка не здешних мест?