Оказалось, что герцог нашел отличный бренди, который хранили как раз в этом кабинете. И он также что-то напряженно писал, но, очевидно, результат его пока не устраивал, потому что по всему полу валялись шарики из смятой писчей бумаги.

– Только не говори мне, что ты пишешь пьесу, как Марлоу[3], в честь которого тебя назвали, – сказала леди Гвин. – Мама будет так тобой гордиться.

Джошуа впервые услышал, как на самом деле зовут герцога Торнстока, и предположил, что это дань уважения драматургу Кристоферу Марлоу. На самом деле одному из любимых авторов самого Джошуа.

Торнсток резко поднял голову и нахмурился, глядя на сестру-близнеца.

– Герцоги пьес не пишут. Забыла? Но мы пишем огромное количество писем, черт побери.

Джошуа заметил, как герцог убрал то письмо, которое писал, в верхний ящик письменного стола.

Леди Гвин ухмыльнулась, глядя на брата, и кивнула на бумажные шарики на полу.

– Вероятно, это очень важное письмо, раз потребовалось столько черновиков.

Как и обычно, леди Гвин дразнила Торнстока. Эти двое постоянно ругались и о чем-то спорили, примерно такие же отношения были у Джошуа с Беатрис перед тем, как она так удачно вышла замуж. Но только их споры и разногласия с Беатрис подпитывались отчаянием, тем положением, в котором они оказались, а леди Гвин и ее брат оба были богатыми. Так что же подпитывало их язвительность?

Нет, его это не касается и не волнует. Это не его проблема. Леди Гвин – не его проблема.

Торнсток встал и кивнул Джошуа, таким образом показывая, что заметил его.

– Что привело ко мне егеря Шеридана и мою любимую сестру? Что заставило вас почтить меня своим присутствием?

– Любимую? А у тебя что, есть еще одна сестра, о которой я не знаю? – едко спросила леди Гвин.

– Надеюсь, что нет. Мне с одной-то сложно справляться.

Джошуа знал, что близнецы могут часами иронизировать друг над другом, и становился свидетелем этого. Но в этот день он не мог долго слушать их язвительные замечания. Его терпение было на пределе.

– Простите за вторжение, ваша светлость, но мы только что встретили Лайонела Мэлета на территории поместья.

– Что?! – Торнсток бросился к маленькому окну и выглянул наружу. – Где? Давно?

Леди Гвин склонилась к Джошуа и прошептала:

– Вы могли бы сообщить ему об этом как-то помягче.

– В отличие от вас двоих у меня много дел. Я не могу тратить время на реверансы, – ответил ей Джошуа и повернулся к герцогу: – Мэлет напал на вашу сестру на мосту рядом с вдовьим домиком, где я живу. К счастью, я их увидел и пригрозил ему ружьем до того, как он успел что-то еще сделать. Я проследил, чтобы он покинул территорию поместья, но я не могу обещать, что он не вернется.

– Это не имеет значения. Может возвращаться. Мы же уезжаем в Лондон, – хмыкнула леди Гвин.

– И поэтому становится еще важнее следить, не появится ли он снова, – сказал Джошуа. Эта женщина еще упрямее, чем грейхаунды, которые пытаются вытянуть зайца из норы.

Торнсток нахмурился и вернулся к письменному столу.

– Мэлет был вооружен?

– Собственного оружия я у него не видел, – сообщил Джошуа. – Но он пытался украсть пистолет, который вы дали леди Гвин для самообороны.

Торнсток взглянул на леди Гвин так, что Джошуа понял: она врала о том, как получила пистолет брата. К тому же на щеке у Торнстока начала дергаться жилка, и это тоже служило доказательством.

– А ты зарядила пистолет, который я тебе дал, Гвин? Или не подумала об этом? – спросил герцог, саркастически делая ударение на слове «дал».

Она смотрела на брата с явным вызовом.

– Конечно, нет. Для того чтобы его зарядить, нужно знать, как с ним обращаться, а ты пока не удосужился меня этому обучить.

На Джошуа произвело впечатление ее умение поворачивать разговор в нужную ей сторону. Речь шла об угрожавшей ей опасности, а она представляет случившееся, как вину ее брата. Слава богу, что Беатрис не овладела этим мастерством.

– Ты права, – вежливо сказал Торнсток. – Возможно, поэтому тебе следует его вернуть, поскольку всегда неразумно размахивать оружием, которое ты не готова использовать.

– Я именно это и сказал ей, – вставил Джошуа.

Торнсток улыбнулся ему.

– Я вижу, что вы уже привыкаете к тому, что моя сестра редко прислушивается к тому, что ей говорят.

– Послушай, ты… – открыла рот леди Гвин.

– И это не упоминая того, что пистолет стоит целое состояние, – продолжал Торнсток, не обращая внимания на слова сестры.

– В таком случае думаю, что я хорошо сделал, не позволив Мэлету его украсть, – заметил Джошуа.

– Вы правы, – Торнсток загадочно посмотрел на сестру. – Отдай мне его, Гвин.

Леди Гвин улыбнулась:

– Может, будет лучше, если ты научишь меня стрелять?

– Содрогаюсь при мысли о тебе, вооруженной до зубов для представления высшему свету. – Торнсток протянул руку. – Верни его мне, сестренка.

– О, хорошо, – проворчала она и фактически шлепнула пистолетом по руке брата, причем так сильно, что он поморщился.

Торнсток прищурился, глядя на нее.

– Вулф, оставьте нас, пожалуйста, на несколько минут наедине с сестрой.

Джошуа поклонился, радуясь, что наконец может избавиться от общества близнецов. Пусть ругаются друг с другом сколько хотят.

– Не торопитесь. Мне в любом случае нужно возвращаться к работе.

Но когда он повернулся к двери, герцог его остановил:

– На самом деле, Вулф, я хочу, чтобы вы подождали в коридоре, пока я не закончу разговор с Гвин.

Его сестра побледнела.

– Зачем? – спросила она.

Джошуа интересовало то же самое, но у него хватило ума не спрашивать. В любом случае Торнсток проигнорировал вопрос сестры.

– Если не возражаете, сэр, подождите, пожалуйста.

Джошуа не был дураком и не собирался говорить герцогу правду – долгое пребывание рядом с леди Гвин выведет из себя и святого.

– Я подожду, – ответил он.

– Обещаю: это не займет много времени.

Торнсток подошел к двери и открыл ее. Джошуа легко кивнул ему и вышел, а услышав, как дверь за ним захлопнулась, напрягся. Неприятно, когда тебя так бесцеремонно выгоняют вон. Он не был уверен, что хуже – отношение как к слуге со стороны человека одного с ним возраста или просьба подождать эту чертову леди.

Хотя это не имело значения. Выбирать ему не приходилось: в нужде всякий хлеб вкусен. И случившееся снова подтверждало, что ему нужно побыстрее найти себе новое место. Потому что жизнь в поместье Эрмитэджей становилась с каждым днем все более невыносимой.

Гвин гневно уставилась на брата.

– Не нужно было ему грубить.

– Разве я был груб? – Торн немного помолчал, затем заговорил снова: – А, ты просто пытаешься сменить тему. Но я тебя слишком хорошо знаю и не поддамся на эту уловку.

– Ты меня раскусил, – соврала она, потому что не смогла бы объяснить брату, почему в ней закипела злость, когда Торн захлопнул дверь практически перед носом Джошуа.

Торн кивнул на второй стул в маленьком кабинете. Больше здесь устроиться было негде.

– Присаживайся, – приказал брат, а сам занял место за письменным столом. – Я хочу услышать правду о том, что произошло между тобой и Мэлетом.

– Я уже сказала тебе правду.

В его глазах появилась ярость, и они изменили цвет – небо бывает таким серым над штормовым морем.

– Подозреваю, что далеко не всю правду.

Да зарази его чума за то, что так хорошо ее знает! Иметь брата или сестру-близнеца – это и благо, и проклятие. Они не могут ничего скрыть друг от друга.

Гвин раздумывала, что бы такое сказать Торну, чтобы он от нее отстал, пока устраивалась на стуле. Торну определенно нельзя было знать «всю правду» об этом деле. Но какой-то ее части может оказаться достаточно, в особенности той, в которой она предстанет дурой. Кажется, братья всегда считают сестер дурами, и Торн определенно считал ее такой с того самого дня, как заплатил Лайонелу в Берлине, чтобы оставил Гвин в покое.