Он вдруг замолчал. Лиссарина так испугалась, что ее заметили, что опасалась высовываться еще раз. Кажется, она явно не должна была стать свидетелем этого разговора с самим собой. Она прикрыла рот рукой, чтобы участившееся дыхание не выдало ее присутствия.

Послышались медленные шаги. Люциен поднимался по лестнице. Девушка глубоко вдохнула, вышла из укрытия на свет и пошла уверенной походкой вперед, словно бы и не останавливалась на минуту. Моля богов, чтобы сию же минуту наделили ее актерским даром, она старалась делать невозмутимый вид, и когда на последней ступени лестницы она столкнулась с Люциеном лицом к лицу, приготовилась смело взглянуть ему в глаза и невинно улыбнуться. Мол, здравствуйте, первый раз вас вижу, ничего не слышала…

Но он молча прошел мимо, даже не удостоив ее взглядом. Оставил после себя запах сигарет и мяты и скрылся за поворотом. Не останавливаясь, с каменным лицом Лиссарина преодолела все ступени и оказалась в небольшом зале. Ее не покидало ощущение, что кто-то наблюдает за ней, но в зале никого не было, что только подтвердило один странный и пугающий факт: Люциен Монтфрей разговаривал с пустотой.

Глава 4. Бедная Эрейн

Ужин, на который графиня с дочерью и воспитанницей были приглашены, оказался не вполне семейным. По крайней мере присутствующие здесь пятьдесят человек уж точно не были близкими родственниками Монфтреев. Лиссарина чуть не ослепла от блеска бриллиантов на платьях дам, решивших нарядиться как на бал. Может, такое было в порядке вещей в столице, но в Армаше к ужину одевались неброско. Именно поэтому элегантные, но скромные платья Кассимины, Ровенны и Лиссарины тускнели в общей яркости и роскоши.

Несмотря на все, Лиссарина была твердо убеждена: Ровенна оставалась здесь самой красивой. Молодость, здоровье и естественность редко могут быть некрасивы, особенно если вокруг чересчур напудренные лица и вычурный, старящий макияж. Очень модный в столице, опять же.

Прежде чем отправить ужинать, герцогиня Ваэри Монтфрей собирала гостей в небольшой, но уютной гостиной, чтобы все приглашенные успели подойти. Лиссарина не знала никого из присутствующих, но судя по внешнему виду, это были не последние люди Лидэи. Возможно, даже представители Элитарии – высшего органа управления, куда входили самые знатные и достойные люди дворянства. Их предводителем считался Эрцгерцог, должность которого занимал сейчас герцог Фабирон Монтфрей, опоздавший к обеду.

Ваэри увела графиню с Ровенной знакомиться с гостями, оставив Лиссарину в полном одиночестве. В этом не было ничего удивительного: повезло, что ей вообще разрешили присутствовать в таком изысканном обществе. И хотя Лиссарина презирала такие общественные установки, ей было очень любопытно посмотреть на самых влиятельных людей в стране, даже если ей ни разу не представится возможность с кем-то заговорить. Она выбрала очень выгодную позицию для наблюдения: небольшое одиночное кресло, стоящее в углу, за камином, где на нее вообще никто не обратит внимания, зато сама она могла беззастенчиво рассматривать каждого.

Незнакомые люди ее интересовали мало, она обращала внимание на их наряды, но на этом изучение заканчивалось. В конце концов, как ей пригодится информация о том, что у кого-то дергается глаз, а кто-то смеется слишком громко? Она даже имен не знала. Поэтому предметом ее наблюдения стали более-менее знакомые люди.

Ромаэль в парадном мундире выглядел невероятно привлекательным. Если за обедом его что-то беспокоило, то сейчас от волнений и тяжких дум не осталось и следа. Он разговаривал с молодым юношей лет двадцати и его спутницей. Лиссарина видела ее благородный профиль с едва вздернутым носиком и пухлыми губами. Она смотрела на Ромаэля широко раскрытыми глазами и смеялась его шуткам, откидывая голову назад так, что рыжие локоны подпрыгивали. Присмотревшись, Лиссарина увидела морщины вокруг глаз и рта, что выдавало ее возраст – ей было около сорока. Возможно, молодой мужчина был ее сыном, но разве ж разберешь с такого расстояния?

Пара человек, загораживающих обзор противоположной стены, подвинулась, неожиданно открыв взору Лиссарины милую сцену. На диванчике, закинув ногу на ногу, сидел Люциен в потрясающем черном фраке с золотой вышивкой на рукавах, белой сорочке с жабо и шейным платком. Он покачивал ногой в такт музыкантам, играющим ненавязчивую, расслабляющую мелодию, и смотрел куда-то поверх головы своей спутницы. Он был совершенно расслаблен, не чета утренней резкости и надменности, совершал жалкие попытки улыбаться, когда девушка шутила, и даже что-то говорил ей в ответ.

Его спутница была по-своему красива. Это не тот тип внешности, который нравился лично Лиссарине (она почему-то ценила природную бледность лица и легкий румянец на щеках), но то, что девушка была явной красавицей, неоспоримо. Ее кожа была смуглой, загорелой, без единого изъяна. Губы пухлые и очень изящные, яркие блестящие глаза очень приятного, орехового оттенка, тонкая шея и миловидные ручки, сложенные на коленях. Иногда она брала Люциена за руку, но через некоторое время отпускала, сомневаясь, можно ли допускать такую вольность. Лиссарина не была столь глупа, чтобы не догадаться, что видела перед собой ту самую упомянутую за обедом Оделию.

Девушка вдруг повернула голову, заставив высокий волнистый хвост насыщенного каштанового цвета колыхнуться, и в упор посмотрела на Лиссарину. Улыбнулась и отвела глаза, что-то шепнула Люциену, и тот тоже посмотрел на Рин. Скользнул взглядом, как по пустому месту. Волна гнева прокатилась по всему телу девушки: если уж сплетничаете, делайте незаметно, черт возьми. Но, разумеется, сказать что-то вслух она не могла, поэтому сделала вид, что ничего не заметила. Уж что-что, а умение держать лицо она тренировала с детства.

Ее взгляд все блуждал по комнате бесцельно, иногда цепляясь за новоприбывших гостей, как вдруг совсем рядом на еще один диванчик опустилась пожилая дама в строгом, темно-бордовом платье, с аккуратным узлом на голове без вычурных локонов, популярных у молодых девиц. Она пригвоздила Лиссарину к креслу своим проницательным и изучающим взглядом, словно хотела рассмотреть каждый миллиметр ее лица, а затем поманила рукой, приглашая присесть рядом.

С мгновение Лиссарина колебалась. В конце концов, она была здесь уже полчаса, и никто так и не обратил на нее внимания, с чего бы этой важной даме подзывать ее? Однако любопытство победило. Она присела рядом с ней, упершись спиной на мягкую подушечку.

– Вы, наверное, думаете, что мне одиноко, и я позвала поболтать такую же одинокую девицу.

Ничего подобного Лиссарина и не думала, но вежливо улыбнулась одними уголками губ, чтобы не обижать старушку с осанкой королевы.

– Я давно за вами наблюдаю. Вы бросаетесь в глаза, вы знаете?

Такого Лиссарина уж точно не знала, поэтому честно покачала головой.

– У вас волосы необычные. И прическа необычная. У вас, и у той прелестной девчушки, болтающей с моим племянником.

Лиссарина бросила взгляд на Ровенну и действительно убедилась, что она, сияющая и обворожительная, разговаривает с молодым человеком, стоящим к ней спиной.

– Должно быть, вы приехали издалека, где не принято носить на голове воронье гнездо, которое потом невозможно расчесать. Вы можете представить себе, сколько волос теряет женщина, когда вынимает из головы все эти шпильки, заколки, украшения? Лично я в свое время мечтала поскорее выйти замуж, чтобы не потерять все свои волосы до свадьбы. Какой бы идиот женился на лысой?

Дама начинала нравиться ей все больше и больше, поэтому Лиссарина осмелилась спросить ее имя.

– О, проклятая память. Простите, возраст сказывается на мозгах, и я стала забывать такие простые вещи. Я баронесса Вивиль Андролейн, мумия, живущая в богатом поместье назло своим неблагодарным внукам. А вас как зовут?

– Лиссарина Эйнар, воспитанница графини де Гердейс, если вам известно, кто это.

– Первый раз слышу. Вы из Геттенберга?