– Никогда не замечала, что у тебя такие глаза, словно расплавленное серебро, – Ровенна поцеловала ее в щеку, обняв со спины. – И прическу я тебе сделала потрясающую.

Забрала их назад в низкий воздушный узел с пробором на левую сторону и оставила две крупные прядки по обе стороны от лица. Конечно, на лучшее рассчитывать не приходилось, ее волосы достигали всего лишь лопаток, так что многого с ними не сотворишь. В плане красоты Ровенна была куда одареннее. По всем пунктам.

– Если уведешь у меня жениха, – улыбнулась она, щипая бледные щеки Лиссарины, – буду очень признательна.

Столовая походила на произведение искусства черно-белого цвета. Белые стены, украшенные пейзажами, мраморный пол с серебристыми разводами, напоминающими рябь на воде, высокий потолок с очередной фреской, на этот раз изображающей сюжет из народной сказки. На двух смежных стенах расположились большие окна, из которых сочился мягкий солнечный свет. Две другие стены заменили мраморные колонны; в самом верху они превращались в хитросплетение рук, которые словно бы помогали потолку не обрушиться. Вся комната, казалось, была слегка ниже уровня всего остального этажа, потому что под колоннами находились три ступеньки, и ты словно бы спускался к столу с высоты. Мебель была черной: и длинный прямоугольный стол, и буфет, и тумбочки с журнальными столиками, но несмотря ни на что ощущение мрачности не чувствовалось.

Графиня с дочерью шли впереди, Лиссарина за их спинами. Стук маленьких каблучков отскочил от стен, едва они ступили на мраморный пол и спустились по ступеням. На столе уже поставили закуски и семь приборов, три с одной стороны и четыре с другой. Тому, кто должен был восседать во главе стола, прибор не поставили.

В столовой их уже ожидали. Едва они вошли, как высокая женщина с идеально ровной осанкой и строгим лицом, до этого смотрящая в окно, повернулась к ним и пошла навстречу, протягивая руки вперед. На лице Ваэри Монтфрей промелькнуло радушие гостеприимной хозяйки, она сжала ладони Кассимины и поцеловала ее три раза в обе щеки. Создалось ощущение, что они уже давно знакомы друг с другом.

– Добро пожаловать в Рашбард, милая моя, – она перевела взгляд проницательных черных глаз на Ровенну. – Боги, как вы чудесно выглядите, леди Ровенна. Правда, Ромаэль?

Тот, кого она назвала Ромаэлем, стоял рядом со своим стулом, держась руками за спинку, и мысли его витали далеко. Если бы мать не окликнула его, он бы, наверное, так и не выбрался из своих фантазий, но, услышав свое имя, вздрогнул и поспешил поприветствовать гостей.

– Леди Ровенна, – он взял девушку за руку и легко коснулся губами тыльной стороны ладони. – Вы очаровательны. Я очень рад вашему приезду.

Ровенна, краснея от смущения, смотрела на него настороженно, но все же пересилила себя, едва заметно улыбнулась и сделала реверанс. Как только обмен любезностями состоялся, Рин вдохнула воздух: до этого боялась дышать, словно ее дыхание могло испортить встречу. А когда напряжение немного спало, она с удовольствием отметила, что Ромаэль очень красив. Не тот лопоухий уродец, которого они с подругой рисовали в своем воображении.

На две головы выше Ровенны, он был строен и крепок, как скала. Широкие плечи, узкий таз – идеальная форма фигуры, отметил маленький художник внутри Лиссарины, которая сейчас как раз-таки пыталась изучать пропорции человека в рисовании. Гладкие черные волосы, унаследованные, судя по всему, от матери, были пострижены коротко на висках и оставлены достаточно длинными на макушке, чтобы зачесываться назад. Когда он отвернулся, чтобы отодвинуть для Ровенны стул, Лиссарина, питающая неподдельный интерес к всякого вида прическам, как к женским, так и к мужским, отметила, что длина достигает шеи. Интересная стрижка, в Геттенберге она не видела ничего подобного. Должно быть, сказывалась столичная мода. Одет в военный мундир темно-синего цвета с серебряными эполетами и шнурами, белые узкие брюки и высокие сапоги с серебряными пряжками. Очевидно, у Ромаэля Монтфрея имелся какой-то воинский чин, но Лиссарина практически не разбиралась в этом.

Еще один человек, маленький мальчик лет двенадцати до ужаса похожий на мать и волосами и глазами, приветливо улыбнулся Лиссарине, сверкнув белизной зубов и завоевав ее сердце двумя очаровательными ямочками на щеках. Он был единственным, в чьих глазах читалась неподдельная радость и дружелюбие. Он отодвинул стул, помогая ей занять свое место, и Лиссарина благодарно улыбнулась ему в ответ.

– Мама, разрешите мне занять место отца? Не хочу сидеть в одиночестве, – попросил он у Ваэри, глядя на свое неудачное место.

– Конечно, любовь моя, – она щелкнула пальцами, и слуга, взявшийся невесть откуда, переставил его прибор во главу стола. Мальчик радостно засмеялся и опустился на большой стул между Ваэри и Кассиминой, очевидно, принадлежащий его отцу. – Кстати, простите мне мою забывчивость, я не представила вас. Это мой младший сын Цирен.

Таким образом, когда все расселись, Лиссарина заметила, что не только главы семейства не хватает. Кассимина сидела напротив Ваэри, они обменивались пустыми любезными фразами о погоде и красоте дворца, Ровенна напротив Ромаэля, и оба избегали смотреть друг другу в глаза, а Лиссарина сидела перед пустым местом, для которого поставили тарелку. Ее распирало от любопытства, но спросить сама не решалась – рассудок напоминал ей, что в ее положении раскрывать рот без спроса крайне неучтиво.

– Мы кого-то ждем? – ненавязчиво поинтересовалась Кассимина как бы между дел, но лицо Ваэри, бросившей взгляд на пустой стул, исказила гримаса недовольства.

– Мой муж, Фабирон, к сожалению, не может присутствовать, он будет к ужину. Его задерживают какие-то срочные дела в Элитарии. Он очень извинялся, что не смог лично поприветствовать гостей.

– А Лулу всегда опаздывает, – пожал плечами Цирен, но под убийственным взглядом матери стушевался, взял вилку и стал усердно очищать салфеткой пятнышко, которого там не было.

– Лулу? – переспросила Ровенна, и теперь пришел черед Кассимины кидать угрожающие взгляды, но разве возможно остановить Ро? Лиссарине ужасно хотелось пообедать в другом месте, может на постоялом дворе, где она смотрелась уместнее, чем среди богатого убранства этого дома и недомолвок членов этой семьи.

– Речь о моем брате, миледи, – Ромаэль говорил спокойно и вежливо, напоминая размеренное журчание воды в ручье. Вот уж кто не терял самообладания ни на секунду. – Вообще-то, его имя Люциен, но домашние зовут его Лулу. И он действительно опаздывает, мы приносим свои извинения…

– Какой ты сладкий, Ромаэль. Слаще пирожного со сливками, – раздался чей-то насмешливый голос со стороны коридора.

Секунда и у колонны показался невысокий юноша восемнадцати лет, на ходу завязывающий белый шейный платок. Он был без фрака, в одной белой сорочке с широкими рукавами-фонариками и манжетами на запястьях, и песочного цвета брюках с завышенной талией. На ногах сверкали начищенные черные туфли, и хотя все на нем было как с иголочки, но в целом выглядел он неряшливо. То ли из-за того, что одевался на ходу, то ли потому что не доставало жилета и фрака для полного образа. Лиссарина не была уверена до конца (ведь она еще не видела Эрцгерцога), но, похоже, он единственный в семье был русоволосым.

Он прошел к своему месту напротив нее, небрежно отодвинул стул и буквально упал на него, положив ногу на ногу. Льдисто-голубые глаза сверкнули на заостренном и осунувшемся лице, когда он безучастно рассматривал гостей. Взгляд задержался на Ровенне, точнее на декольте, перешел на Лиссарину, и девушка разглядела огромные синяки под глазами, словно он не спал несколько дней.

– Что? – вызывающе спросил он, глядя на нее, и она с ужасом поняла, что слишком долго на него смотрела и засмотрелась.

Он был красивым, красивее своего старшего брата, но это не могло скрыть ненависть ко всем окружающим его людям. А людей, которые ненавидели все вокруг, Лиссарина недолюбливала.