Сегодня на ужин у нас индейка. Выглядит она небольшой, но мы с отцом прекрасно понимали, что растянем ее на половину недели, пока она окончательно не испортится. Аппетит возвращается к нам крайне редко, несмотря на приятные запахи и не менее приятный вид блюд. Обычно за ужином у нас была шумиха. Мама готовила много, но, несмотря на это, каждый пытался взять себе больше другого. Мы в шутку ругались, пока, наконец, не объедались настолько, что трудно было вылезти из-за стола. После ужина, когда с нами еще жила Кесси, мы часто смотрели непонятные передачи по телевизору, то восхищаясь их наигранностью, то тупостью. Когда сестра уехала, пыл во время ужина заметно поубавился. Но мама по-прежнему готовила много, и мы по-прежнему, правда, уже втроем, смотрели ужасные передачи.

Сейчас за большим столом нас осталось только двое. И от веселья и праздника осталась мертвая тишина и недосказанность. Мы с отцом мало разговариваем, но нас обоих это устраивает. Отец пьет пиво, потом включает телевизор и засыпает под него. Я же в это время мою посуду, складываю остатки индейки или другой еды в холодильник, выключаю телевизор и иду в свою комнату. Так и заканчивается остаток дня для меня.

Если бы я была примерной ученицей, то обязательно навёрстывала упущенный в школе материал. Конечно же, я этого не делаю. Обычно мое развлечение – чтение детективов или просмотр какого-либо фильма, который я в итоге даже не запоминаю. Но чаще всего я просто ложусь рано, отсчитывая дни до полноправного лета. Тогда вернется Кесси, а вместе с ней и маме станет лучше. А пока надо просто пождать. Пережить все это. Каждый день люди пересиливают себя, чтобы встать с кровати, выйти на улицу, работать по 12 часов в сутки.

Разве я не смогу подождать немного? Разве время настолько безгранично?!

Глава 2

Утро следующего дня начинается для меня со стука в дверь. Я открываю глаза и машинально тяну руку к телефону. Без четверти пять. Быстро встаю и панически ищу хоть какую-то приличную одежду. В дверь, конечно же, стучится мисс Одли – она всегда приходит точно в то время, которое заранее напишет. Поразительная пунктуальность, которой мне, кажется, никогда не суждено достичь.

Однажды на мой вопрос, как она умудряется приходить каждую неделю в точно назначенный час, мисс Одли ответила, что «время подобно хаосу: на вид кажется беспорядочным, но, если вглядеться получше, можно найти очертания смысла, и, быть может, властвовать над ним». Про себя же я могу сказать, что именно хаос властвует надо мной, поэтому вот уже несколько месяцев большинство приходов женщины я упорно просыпаю. Но до сих пор мне везло: я настолько быстро умудрялась привести и себя и дом в порядок, что всегда удавалось сделать вид, будто я давно бодрствую.

Сегодняшний визит оказался не исключением: я достаю из шкафа спортивные штаны и серую футболку, быстро переодеваюсь и бегу на кухню. Складываю пустые пивные бутылки в холодильник (мусорный пакет мисс Одли может легко заметить, ведь это, по сути, ее работа – всматриваться даже в самые мелкие детали), краем глаза смотрю на себя в зеркало и подхожу к входной двери.

Да, я с самого первого визита этой чуть полноватой и еще молодой дамы с темными волосами и серыми глазами, скрытыми за оправой круглых очков, скрываю свой неординарный образ жизни. Причины всегда лежат на поверхности: не хочу, чтобы к моим недугам (которые, как ей кажется, у меня ярко выражены) прибавился еще и полностью сбитый режим сна. Наверняка она найдет причину этому и будет сидеть на нашем диване еще дольше. Кроме этого, я всегда стараюсь прикрыть отца, чтобы он не выглядел в глазах посторонних алкоголиком, ведь мисс Одли, хоть и врач, но не способна грамотно оценить ситуацию, как я. Хотя, судя по ее иногда даже слишком подозрительным расспросам про моего родителя, я догадываюсь, что она уже давно обо всем знает.

– Вэлери, рада тебя видеть, – приветливо произнесла мне мисс Одли, отчего мне сразу же хочется закрыть дверь перед ее большим носом.

Сегодня на моем персональном враче свободное шёлковое платье нежно-голубого цвета и белые босоножки. Лицо чуть покраснело, на висках виднеются капельки пота. Должно быть, сегодня в Стогвурде опять жарко.

– Здравствуйте, мисс Одли, – приветливо улыбаюсь я в ответ, но, как и обычно, смотрю на нее с опаской: эта женщина хочет промыть мне мозги – вот что я усвоила за 1,5 месяца сеансов с ней.

– Как ты себя чувствуешь? Как дела у отца? – привычные вопросы, которые я слышу, кажется, уже сотый раз, нисколько не смущают мисс Одли.

– Все хорошо, спасибо, – машинально, как и всегда, отвечаю я, стараясь не выдать своего отвращения.

Несмотря на лишний вес, двигается мисс Одли очень грациозно и быстро. Ее взгляд уже не такой пытливый и слегка напуганный, как у молодых специалистов, но еще не такой измученный страданиями других людей, как у опытных врачей. Именно таких, как мисс Одли, всегда стоит опасаться: они как ястребы, вылетевшие из гнезда, но еще не нашедшие подходящего соперника, и поэтому готовые запустить свои когти в любую жертву, даже самую жалкую и ненужную, которой невозможно насытиться. Именно таким объектом для поглощения, по моему мнению, я представлялась для женщины, рассевшейся на моем диване. По обыкновению, я сажусь на кресло напротив нее, боясь уступить хотя бы миллиметр личного пространства.

Мисс Одли, не спеша, достает свой массивный блокнот, заполненный всевозможными бумажками разной длины и ширины, и черную ручку. Раньше я думала, что она всегда записывает то, что я говорю ей, но однажды, потеряв бдительность из-за телефонного звонка и оставив свое творчество на письменном столе недалеко от меня, я обнаружила, что из всего нашего сеанса записана только дата и мое имя. Тогда я и поняла, что мисс Одли, во-первых, не такая уж и мать Тереза, раз пользуется методом опытных полицейских (делать вид, что записываешь показания свидетелей, с целью внушить им, будто именно они важны для следствия, а также заставить их вспоминать мельчайшие подробности), а во-вторых, она настолько уверена в своих силах, что думает, будто уже давно меня раскусила и ей незачем заниматься лишним письмом. В любом случае, я прекрасно понимала, что нам обеим не по душе данные сеансы, но все же они продолжаются, словно так и должно быть.

– Скажи, Вэлери, тебе не бывает скучно одной сидеть дома целый день? – наигранно вежливо спрашивает мисс Одли, чем вызывает у меня еще большее отвращение к себе. – Насколько я знаю, твой отец работает до вечера, а ты практически никуда не выходишь и ни с кем не гуляешь. Разве у тебя нет друзей?

Если бы у меня не были нарушены биологические часы, и я следила за временем так же, как мисс Одли, то я бы, безусловно, умерла со скуки. Но у меня есть сбившийся режим сна, интернет и видео для Кесси, поэтому я стараюсь не думать о внешнем мире. Впрочем, знать все это посторонним людям не обязательно.

– Я нахожу себе занятие каждый день, а особо близких друзей у меня нет, – отвечаю я, смотря прямо в глаза мисс Одли.

Правда в том, что у меня вообще нет друзей. Психотерапевт наверняка знает об этом, но все равно продолжает задавать никому ненужные вопросы, а я продолжаю на них отвечать.

– Хм, – задумчиво произносит женщина, не сводя с меня глаз.

Впервые за все наши сеансы, если не считать того случая с телефонным звонком, мисс Одли откладывает свой толстый блокнот. На моем лице невольно появляется удивление. Обычно мы с мисс Одли говорим о Кесси (если вдруг она делает ошибку и говорит о моем сестре в прошедшем времени, будто она и вправду разбилась, я нервно перебиваю и поправляю ее, на что доктор хмурится и тяжело вздыхает), но сегодня, как я уже поняла, что-то пойдет явно не по плану. Мне становится не по себе. Я не хочу попасть в одну из ловушек этой женщины.

– На самом деле, Вэлери, я пришла к тебе сегодня, чтобы предложить тебе кое-что очень важное, – проследив за моей реакцией, психотерапевт начинает играть на моем любопытстве.

– И что же? – невольно поддавшись, задаю вопрос я, стараясь не выдавать свое напряжение.