Сергей Плотников, Варвара Мадоши
Станционный строитель
Пролог
«Сосны» под Красноярском – самая любимая резиденция нынешнего президента Российской Федерации; в этом сходятся колумнисты с разного рода сайтов, как правых, так и левых. Для разнообразия они правы.
Татьяна Алексеевна всегда любила лес. Редко имела возможность выбираться, особенно в последние годы – но любила. Лечь на мягкую хвою и глядеть, как сквозь густую хвою лукаво проглядывает солнце.
В бытность министром обороны еще могла себе позволить это. Теперь, конечно, не то: ты лежишь, а по периметру молодые люди в штатском переговариваются по рации, охраняя твой покой и пугая белок?
Но в президентском коттедже – а скорее, дворце – в «Соснах» есть такое окно, что если открыть его, как раз и увидишь синее небо и причудливо кривые ветки. И особый, глубокий запах сибирского леса тоже почти настоящий, хоть и пробиваются сквозь него ноты нагретого асфальта и облагороженных цветочных клумб. Не даром тут считается уместным принимать японские делегации: им с их философией любования природой на берегу Енисея особенно нравится.
Впрочем, сейчас Татьяна Алексеевна никаких делегаций не принимает. Сейчас она выбрала это место номинально для того, чтобы подождать вестей из нового экспериментального комплекса связи, который как раз и выстроен был в Красноярской области. А на самом деле – просто воспользовалась предлогом навестить любимую резиденцию. Какая разница, в каком уголке страны ждать известий, если Интернет работает со скоростью света.
Сейчас у нее момент отдыха: отослав всех референтов и запретив входить даже людям из ближнего круга, она стоит у любимого окна, пьет любимый кисловатый «каркаде» (во время службы пристрастилась) из фарфоровой чашки, глядит на сосну и запрещает себе думать о чем бы то ни было. Этот отдых продлится еще ровно одиннадцать минут – это она знает точно, как разведчик из старого советского сериала. Потом обратно, на галеры. Там будет пятичасовая сводка новостей, удаленный чат с министром образования (тот уже месяц просил) и личный визит Красноярского губернатора. Ну и наверняка что-нибудь внеочередное тоже появится – в этом Татьяна Алексеевна на середине своего второго срока абсолютно уверена. Это знает любая мать семейства и любой глава большого хозяйства: ни дня без неожиданности не проходит. А когда у тебя «на хозяйстве» огромная страна, то будь уверен – без неожиданности не пройдет и минуты.
Мягкий стук в дверь, и «внеочередное» появляется на пороге.
Президент ставит чашку на подоконник, уже зная, что чай не допьет: так он и будет стоять, забытый, десять минут или два часа, пока его не уберет горничная, когда ей наконец позволят войти.
– Ну здравствуй, Паша, – говорит она. – Какие новости?
– Испытания экспериментального комплекса, – произносит Паша, высокий лысеющий человек в штатском, но с идеальной выправкой, протягивая президенту уже открытый на нужной сводке планшет.
У Паши нет определенной должности, а зарплату он получает по ставке обычного секретаря. Правда, послужной список у него отнюдь не секретарский. Все, кому надо, знают: нужно что-то сообщить Татьяне Алексеевне – идите через него.
– Надо же, – чуть улыбается президент. – Все-таки что-то стряслось. А я думала, зря сюда выбралась.
– Выбрались вы не зря, – говорит Паша. – Возможно, придется лететь в Пекин.
– Даже так? – Она приподнимает брови. – Ну-ка, ну-ка…
По мере того как она пролистывает текст на экране планшета, эти брови – наполовину седые, потому что президент частенько пренебрегает услугами стилистов – лезут выше и выше.
– Ну надо же, – наконец говорит Татьяна Алексеевна. – Серьезно? – И поднимает взгляд на доверенного помощника. – Инопланетяне?
Паша молчит, но его тяжеловатое лицо с бетонной челюстью выражает именно то, что выражает всегда: какие уж тут шутки.
– Возможно ли, – говорит она, – что это проделки наших… скажем так, заклятых партнеров?
– По оценке Санникова и Акиньшиной, чтобы подделать подобные результаты с квантовых установок, которые развернуты в США, Европе и Индии, у них просто не хватит мощности. Насчет китайской установки они не так уверены, у нас недостаточно данных о ней. Но в любом случае это крайне сомнительно. Арсланбеков считает, что в Солнечной системе или поблизости нет подходящего объекта, от которого можно было бы отразить сигнал.
Президент молчит. Запахи соснового леса по-прежнему доносятся из окна, солнечный летний день по-прежнему ярок и безмятежен. А мир, как он есть, непоправимо изменился.
– Арсланбеков – это?.. – наконец спрашивает она.
– Молодой лауреат, для которого Санников выбил место. Я показывал вам его личное дело. Говорит, очень светлая голова.
– Ну допустим… – Президент продолжает прокручивать сводку. – И что, они уже успели обменяться несколькими сообщениями? Без согласования с нами?
– Я вам говорил, что не стоило присваивать Санникову военное звание. Его и так было сложно контролировать.
– Ну ладно, ладно. Но неужели не было задержки?
– Сигнал по квантовой связи идет мгновенно. Они сравнили это с беседой в чате. Но в начале они не посылали никаких значимых сообщений, только периодическую таблицу и математические правила. Искали лингвистический ключ.
– И нашли?
– Нашли. В конце было получено значимое сообщение.
– Межгалактический вотсап… – фыркает президент.
– Все-таки не межгалактический, – вежливо поправляет ее Паша. – Сигнал шел из нашей Галактики.
– То есть они уже его расшифровали? – Президент моргает. – Паша… – Она поднимает на него взгляд. – У тебя что, чувство юмора появилось?
– Если бы оно появилось, я бы стал профессионально непригоден, – без тени юмора во взгляде отвечает помощник. – А если бы я позволил себе вас разыграть по данному вопросу, вам следовало бы привлечь меня к уголовной ответственности.
– Да ладно, – хмыкает президент, – на первый раз просто не стала бы дарить твоей жене подарок на Новый Год… Но серьезно, если это не шутка, то я даже не знаю, что это!
– По-моему, – так же серьезно говорит Паша, – это предложение.
В файле с расшифровкой межзвездного сообщения всего три слова. «Есть работа. Возьметесь?»
1
Всегда любил космос. Вселенная видна во все стороны. Прошлое, будущее, настоящее… надо только уметь смотреть.
В раннем детстве застал первые скринсейверы: полёт сквозь вселенную. Знаете, такие точки-огонёчки, которые пролетают мимо – со скоростью, нереальной для космических путешествий. Мама говорила, что, когда я начинал реветь, она подносила меня к экрану компьютера, и я замолкал.
Теперь мои руки крутят-вертят целую планетную систему, выбирают лучшее место для своего творения. Можно сделать его спутником какой-нибудь планеты, можно «посадить» в точке Лагранжа, можно вывести на орбиту вокруг центральной звезды. У каждого варианта есть свои преимущества.
Наконец я останавливаюсь на системе газового гиганта, похожего на Юпитер – чуть более горячий Юпитер, потому что к здешней звезде он ближе, чем наш старичок-Зевс к Солнцу. У него тоже немало спутников. Приходится повозиться, чтобы выставить орбиту, но результатом я доволен. Теперь мою станцию прикроет магнитная ловушка гиганта, и я сэкономлю кредиты на противорадиационных щитах.
Станцию? Да, я строю станцию. Про себя я называю её Вавилоном – то ли в честь винтажного сериала, который мои друзья-задроты как-то заставили меня посмотреть, то ли в честь древнего города в Междуречье. Ну знаете, того, который господь покарал за гордыню.
Но возможностей у меня больше, чем у тех незадачливых строителей – или у киношников из девяностых годов прошлого века. Почти безграничные, сказать по правде. Ловкие паучки-фабрикаторы, которые возникают в пустоте именно там, куда указывают мои пальцы, соберут всё что угодно, нужно только накормить их строительными материалами.