– Семьдесят лет назад доктор Зигфрид Фройд проводил исследования подсознательного и обнаружил, что при нужном умении оно может использоваться, чтобы пробудить скрытые способности человека управлять эфиром – тем невидимым силовым полем, что заполняет пространство и обеспечивает взаимодействие вещей.

– Ну-ну, продолжайте, – голосом строгого преподавателя приказал босс.

– Теорией эфира параллельно занимался физик Марли. Ученые объединили усилия и установили, что примерно десять процентов людей рождается с талантом управлять эфиром и совершать действия, не поддающиеся на первый взгляд логичному объяснению. В конце концов, государство научилось извлекать из таких людей пользу. Таланты сенситивов развивают в Академии Одаренных. Лозоходцы проводят геологические разведки, лекари спасают людей, репликаторы помогают инженерам, гидроманты усмиряют штормы на море, медиумы передают сообщения на огромные расстояния, когда невозможно воспользоваться телеграфом или телефоном.

Максимилиан довольно кивнул. Аннет язвительно добавила:

– И все эти замечательные таланты мужчины приписывают себе. Ученые – кстати, в их числе мой отец, профессор Вик – утверждают, что женщины-сенситивы обычно рождаются эмпатами, лекарями, релаксаторами и морфеомантами. Ах да, еще иллюзионистами. Устраивают фейерверки и зрительные иллюзии на детских праздниках.

– Весьма полезные таланты, надо сказать, – нравоучительно заметил босс. – Они вполне соответствуют предназначению женщины – утешать, исцелять, поддерживать и развлекать.

Аннет негодующе задрала подбородок.

Босс принялся рассуждать:

– Теперь, когда способности сенситивов признаны государством и подтверждены учеными, на нас порой полагаются больше, чем на старые добрые знания и опыт. Многие до сих пор считают сенситивов волшебниками – или напротив, достижением науки, которое вошло в моду и которым пользуются, чтобы не прослыть ретроградами. Например, у некоторых антикваров заведено прибегать к услугам хронологов, даже когда в них нет нужды. Так вот, вернемся к нашему автоматону… Провести хронологическую экспертизу – идея бедняги Вальвазора. Может, он хотел произвести впечатление на клиента или же содрать больше денег – теперь не узнать. Подлинность Лазурного поэта несомненна. Не страшно, если ошибетесь на год-другой. На паспорте артефакта нужна подпись хронолога, и вы ее поставите. Повторю: это лишь формальность.

– Значит, вы могли убедить клиента, что в экспертизе нет нужды, и отпустить меня подобру-поздорову? – подозрительно поинтересовалась Аннет.

– Пожалуй, мог бы.

– Почему же вы так не сделали? Зачем лишние хлопоты и траты?

– Не догадываетесь? – изумился босс. – Разумеется, я затеял все это, чтобы увезти вас сюда, на край света, и коварно соблазнить при первом удобном случае. Такого ответа ждете?

Чтобы усилить эффект, Максимилиан сладострастно прищурился и изобразил злодейскую ухмылку с умением, которому позавидовал бы и Дуглас Бербенкс, исполнитель роли Кровавого барона.

Оторопев, Аннет не сразу нашла, что ответить, строго посмотрела в разноцветные глаза босса, и с облегчением фыркнула: опять он за свои шуточки.

– Конечно, была еще пара причин, но вряд ли вы их сочтете важными, – продолжил Максимилиан. – Во-первых, для паспорта артефакта желательна точная дата его изготовления, а она неизвестна. Во-вторых, мне было интересно, чем именно руководствовался доктор Вальвазор и не таится ли в продаже автоматона какой-то подвох. Поэтому-то и понадобился хронолог, чтобы рассеять подозрения. Пустые, я уверен. Но кто знает: вдруг вы увидите в хронограмме что-то любопытное? Бывает, сенситивам открывается то, что не обнаружит простой эксперт. Доедайте свое рагу из кукурузы с салом и идем. Что ж вас так тянет на жирную пищу… Слышите, городские часы звонят полтретьего? Нас ждут в музее автоматонов Жакемара ровно в три. Поспешим.

Снаружи буйствовало солнце. Аннет зажмурилась, а господин Молинаро пожурил ее:

– Зря вы оставили вуалетку в номере. Щеки у вас помидорного цвета. Вечером опять достану скисших сливок. Не вздумайте возражать, а то сам окуну в них ваше личико. Солнечные ожоги нужно лечить.

Над городом затихал звон: два раза часы пробили басовито и один раз – тоненько.

Аннет покорно продела руку под подставленный локоть босса и шла, опустив голову и стараясь справиться с волнением. Господин Молинаро был прав: Аннет еще не доводилось демонстрировать свой талант в присутствии такого количества важных господ, за исключением выпускного экзамена в академии, который она чуть не провалила.

Неважный из нее вышел хронолог. Когда она станет актрисой, и думать забудет о своих недоразвитых талантах, которыми ее частенько попрекали.

Музей автоматонов располагался в нижней части города, у озера, в здании с плоской крышей. На каждом углу возвышалась круглая башенка. На серой каменной кладке были выложены узоры из позолоченных плиток, из-за чего башенки напоминали леденцы в нарядной обертке.

– Обойдем музей, чтобы вы осмотрели его снаружи, – предложил господин Молинаро.

В каждой стене здания был отдельный вход. Над высокими дверями поблескивали циферблаты часов – куда же без них в этом городе, помешанном на измерении времени! Но кроме часов театр украшали и другие диковины.

Над первой дверью висела раскрытая книга величиной со стол. Каждую минуту переворачивалась латунная страница, словно невидимый великан стоял у входа и вчитывался в неведомые письмена.

Над второй дверью покачивал колючей головой дракон, скаля медные зубы.

А над третьей, самой высокой и богато украшенной дверью, хитро улыбалась маска горбуна Панчинелло и водила влево-вправо стеклянными глазами. Ниже огромные блестящие буквы складывались в странное слово: «Мимезис». Буквы поочередно опускались вверх и вниз, будто покачиваясь на волнах.

Здание тикало и постукивало. Под крышей каждой башенки, похожей на остроконечную шляпку, там, где обычно находится чердачное оконце, торчал хвост гигантского заводного ключа и медленно поворачивался.

Будь Аннет пятилетней девочкой, она бы захлопала от восторга в ладоши. Но ей было двадцать три, и поэтому она лишь тихо ахнула и зажмурилась от удовольствия.

– Это все придумал и построил Жакемар?

– Он самый, – подтвердил босс.

– Старый мастер был добрым волшебником! Город похож на заводную табакерку или сказочное кукольное царство.

– Волшебником он был, бесспорно, но вряд ли добрым. Кое-какие его увлечения были весьма кровожадными. Помните, я обещал вам городскую легенду о Железноруком? Монстра, чье привидение поселилось в заброшенной лечебнице и привлекает отчаянных туристов, тоже создал Жакемар. Поведаю вам эту сказку на ночь глядя.

– Жду не дождусь. Но напугать меня не рассчитывайте. Лучше скажите, почему в здании три входа?

– Под книгой – вход в библиотеку, – пустился в пояснения господин Молинаро. – Под маской, как вы уже, наверное, догадались, – вход в театр. Нам налево, в музей кукол Жакемара. Над входом копия его первого механического дракона. Однако поросят он не жрет, огнем не плюется и не делает никаких прочих предосудительных вещей.

Поднялись на крыльцо. Тем временем стрелки часов (каждая в форме драконьего хвоста и заканчивается острейшим шипом) показали три: дракон разинул пасть и издал дребезжащий рык. Проходившие мимо крыльца туристы – респектабельная семейная пара – вздрогнули от неожиданности. Их сынишка лет семи радостно взвизгнул и полным надежды голоском поинтересовался, может ли дракон откусить голову его гувернантке.

У высоких резных дверей стоял Петр Колезвар. Придурковатый шарманщик где-то оставил свой музыкальный инструмент и избавился от потрепанной шляпы. Теперь на нем была черная униформа, заляпанная кошачьей шерстью. Два толстых кота крутились у ног Петра, третий развалился на балюстраде и умильно щурился на визитеров.

Аннет настороженно глянула на Петра, однако шарманщик вел себя прилично и изрекать бредовые прорицания не собирался. Он кивнул, учтиво открыл дверь и произнес скрипучим голосом: