Стража крепости во внешних коридорах смотрела… Странно и напряжённо. Среди наугрим, с которыми смешались недопущенные на пир их младшие спутники и слуги, раздалось какое-то недовольное бормотание.

— Кано Макалаурэ, — один из тех самых стражей, смущенных и настороженных, обратился именно к нему, не ждал Майтимо. — Старшина южных людей воду мутит. Он был недоволен, что их на пир не пригласили, выпил и пустился рассказывать, что кано Майтимо достойных союзников вроде них не уважает и опасается, и в себе ли он, если так поступает.

— Он самоубийца? — подумал Макалаурэ вслух. — Или выпил так много, что ум растерял?

— Пьет он умело, ум не особо притом теряет, — сказал стражник, помявшись.

— Ты с ним пил, значит.

— Да. В тот раз.

— И выболтал лишнего, — Макалаурэ вспомнил рассказ Среднего.

— Я готов принять наказание, кано Макалаурэ. Но если он думал, что страх меня заставит молчать, то ошибается.

— Он говорил ещё что-то?

— Он пришел от гномов, с которыми пил до того. Мог им тоже наговорить разного.

— Карнистиро предупредил, что после приезда южан среди людей и гномов поползли слухи о болезни кано Майтимо. Твоя болтовня может дорого обойтись нам, увы.

Мужчина понурил голову и отчётливо съежился внутри.

— Но ты пришел предупредить, и это было вовремя, — ободрил его Макалаурэ. — Много ли он говорил с людьми со вчерашнего?

— Он шатался по нижней крепости перед тем как погасили огни, но его отослали во внешний гостевой дом довольно быстро, — сообщил страж.

— Интересно, с чего он так расхрабрился теперь. И чего так боишься ты?

— Голову мне кано Майтимо оторвёт, вот чего. Или выгонит в степь к драугам вонючим.

— Ни то, ни другое, — отрезал Макалаурэ. — Я сам решу, как быть с тобой. Будь при мне, понадобится свидетель.

Наугрим гомонили все громче, наконец, Бреннин грубо угомонил их и повернулся к хозяину. Нет, к хозяевам: Майтимо вышел из пиршественного зала одним из последних.

— Никто не скажет, что Бреннин, сын Нэннина, обсуждает дела достойных хозяев за глаза, — чопорно начал гном, и Макалаурэ понял, что неприятности явились и сейчас вольготно устроятся у всех на виду. Вот и Карнистиро, идущий следом за Старшим, насторожился…

— Люди, гостящие в твоей крепости, утверждают, князь Маэдрос, что твое нездоровье вызвано не растущей силой севера, а отказом от вашей Клятвы! Я не могу не спросить, как возможно такое, и почему эти люди смеют распускать языки?

— Болтунов сюда, немедленно! — Рявкнул Морьо ближайшим стражам до того, как ошеломленный Руссандол хотя бы рот открыл. — Кому-то языки надоели, я смотрю! Старшину южан приведите!

— Волк меня загрызи… — пробормотал Амбарусса. — Чего они добиваются?

— Опозорить нас перед наугрим? — нахмурился Амбарто. — В их глазах отказ от Клятвы отцу уронит нас ниже всех подвалов!

— Или рассорить нас с южанами вовсе, потому что болтуна я живым не отпущу, — Морьо стиснул кулаки. — Однако, как удачно, что убавился их отряд в дороге, оставшиеся драки не устроят…

— Это будет мое дело, — хрипло прервал его Майтимо.

«Дурость напоказ, — думал Макалаурэ, глядя, как толпятся гномы, не желая уходить из галереи, и как внизу за узкими окнами суетятся стражи-халадины во внутреннем дворе. — И это плохо. Морьо не атани, голову не пропьет никогда… Как бы мы ни поступили, с кем-то да рассоримся обязательно. Наверняка на то и расчёт».

Слово “товарищ” исходно относится к торговле, напоминаю, и означает партнера по торговым делам, по торговой поездке

Стражи привели главу южан, а следом заявились, конечно, помощники, и охрана его шумела за воротами. Надо сказать, держался тот спокойно. То ли нетруслив, то ли глуп в этом месте себя, но тогда бы он не добился успеха в деле...

Руссандол нетерпеливым жестом отодвинул Макалаурэ, который по привычке последних лет хотел повести разговор, и заговорил сам.

— Кхенди Упрямец, старшина купцов, — и за этим сухим и холодным голосом Старшего ничего хорошего не пряталось, — повтори мне в глаза то, о чем твои люди говорили с моими людьми и с наугрим в гостевом доме.

— Я всегда учил своих людей держать языки за зубами, — ответил купеческий старшина сдержанно.

— Этот человек признался мне, — вмешался Макалаурэ, — что твои люди выспрашивали его о делах замка, подпоив его, и разносили сплетни вчера и сегодня, рассчитывая на его молчание.

— Свидетель Ренно, — Руссандол покосился недовольно, но не прервал брата, — кто из людей Кхенди говорил с тобой в прошлый приезд или сейчас?

— Его здесь нет, — отозвался страж, оглядев охрану купца, — это был младший родич старшины и его друзья. При мне его называли просто Хени, либо Младший.

— Привести.

Чем злее Руссандол – тем короче он говорит.

…Сплетником стал почти мальчишка. Рост велик – ум короток, говорят люди про таких: рослый, не голодавший, не слишком умный, мнящий себя взрослым. Отличное орудие для других людей, как успел понять Макалаурэ. Причины того, почему люди порой так обходятся друг с другом, он все еще с трудом понимал, иногда просто принимал как есть. Лисы и волки едят мышей, болотные мары затягивают одиноких путников, а среди людей встречаются такие, кто мнит себя властителем чужих жизней, причем неважно, есть у него настоящая власть или нет, он может хотеть урвать хоть клок. Сейчас Макалаурэ всмотрелся в Хени и Кхенди вместе – и увидел протянутую через них чужую руку. Не тень Севера как таковую – тени чужой воли, неважно чьей, хватало. Увы, видеть ее раньше он не мог – потому что не знал, куда смотреть.

Чужая рука привела их сюда, чтобы направить их языки. Кхенди это понимал. Хени – нет.

«Майтимо. Они орудия раздора и ничего больше. Их смерть ничего не исправит. Нам подставляют их, чтобы мы пустили кровь лишний раз».

«Они идиоты?»

«Старшина – нет».

— Я услышал и увидел достаточно, — сказал Руссандол вслух. – Спускайтесь во двор. И дайте им оружие.

…Когда во дворе Руссандол отдал меч Халлану и сбросил ему на руки кафтан, оставшись в подпоясанной алой рубашке, настала мертвая тишина.

— Мы должны вдвоем драться против безоружного, князь Маэдрос? – только и спросил старшина.

— Я не безоружен.

Впрочем, даже отстегни Старший железную руку, от этих двоих ему бы ничего не грозило.

Старшина был воином, хоть и вряд ли сражался в последние годы. Его младший родич знал, как держать меч, это придавало ему уверенности, но для эльдар выглядело даже не смешно, а печально. Хени и бросился первым, помогая себе грозным воплем. Его удары Майтимо без труда отводил наручем железной руки, который под рубашкой доходил до локтя.

Кхенди был неглуп и использовал единственную возможность, которая ему досталась – напал, когда родич хоть сколько отвлекал Феанариона. Ему даже хватило умения не попасть в Хени, когда противник увернулся. Потом Руссандол заклинил меч Хени в железной руке, вырвал оружие и швырнул сопляка во второго противника одной рукой.

Когда они встали против него второй раз, левая рука Хени висела плетью, колени дрожали. Кхенди спокойствие не изменило…

«Он ждал этого, Нельо. Ему приказали – и он пошел умирать».

Теперь меч Хени просто хрустнул в железной перчатке, а брошенный левой обломок меча вошел Кхенди в бок. Но тот все же выпрямился. Руку с мечом Руссандол ему сломал быстрее, чем тот ударил.

Отступив на шаг, Старший провел рукой по лбу, словно вытирая пот, хотя даже не взмок. А потом Макалаурэ вместе с ним на мгновение заглянул в глаза неудачливому купцу.

Как назвать спокойствие человека, покорно идущего на казнь и ведущего за собой других? Как назвать уверенность человека в своем униженном месте в этом мире, готового отдать жизнь не за дело и не за выгоду – просто по слову сильного, без доверия, без мыслей, с уверенностью, что другого места в жизни ему все равно нет? В том спокойствии было много силы — вывернутой и целиком направленной на то, чтобы ее владелец был хорошим орудием.