В ответ Злата горько усмехнулась.

– Никто не горел желанием брать такого разностороннего специалиста, Андрей Михайлович. А в космофлоте тем более. Им опыт подавай и где-нибудь на крейсере.

– Ну и в чем проблема? – не понял инструктор.

– Вы забыли? Мы вместо стандартной практики на крейсере были в Центре и там воочию постигали искусство дипломатии.

Мужчина хмыкнул.

– И хорошо постигли?

– Да уж! – она снова согнулась, но сейчас ей было все равно. – Все лето разбирали бумажки архива и строем ходили в столовую.

– Перепелица, одним словом, – и он снова хмыкнул. – Ладно, не расстраивайся. Проверку ты прошла. Но выехала на прежних навыках. Через год ты не сможешь и половину выполнить. Если все же решишь остаться на гражданке, пиши рапорт. А если вспомнишь о своем офицерстве…

Девушка заставила выпрямить свою ноющую спину и холодно ответила:

– Спасибо, Андрей Михайлович.

Он, прищурив глаз наблюдал за ней. Бывший физрук знал, что ей обидно. Ведь он сделал все для этого.

– Из тебя бы советник вышел хороший.

– Спасибо за комплимент, – едко поблагодарила она.

Он снова хмыкнул.

– Тебе бы еще и язык укоротить. Капитаны бывают не только крейсеров, грузовых кораблей и пассажирских. Сейчас активно формируют разведку.

Андрей Михайлович уткнулся в свои бумаги. Проверка на то и проверка. Но Злате уже было все равно. В разведку ее не возьмут хотя бы потому что она женщина. Подписав все необходимые документы, инструктор засобирался.

– В так называемой буферной зоне, освоенной, но мало используемой, тоже требуются мобильные экипажи. – словно невзначай бросил он. – Молодых капитанов как раз туда и отсылают. Это не работа с бумагами, не нудные отчеты. Своя рутина, корабельная.

Дыхание было восстановлено и девушка не удержалась от сарказма:

– Что и капитан-женщина уже имеется? Вы же говорили, что советником у капитана должен быть единомышленник. А капитаны у нас априори мужчины.

Инструктор пожал плечами.

– Может быть. Бывай, Перепелица и нарасти бицепсов, что ли.

– А я балетом увлекаюсь, – обида все же нашла свой выход.

Андрей Михайлович засмеялся.

– Это хорошо и красиво. Тогда танцуй, а не просто увлекайся, – оставил за собой последнее слово он.

В тот день она еле приползла домой. Мышцы горели огнем и в последующие два-три дня, она знала, будет еще хуже. Но впервые за два года Злата чувствовала себя хорошо.

Через месяц раздался звонок и бывший физрук сходу спросил вместо приветствия:

– Перепелица, жива?

– И вам здравствуйте, Андрей Михайлович.

– Здорово. Ты решила к какому берегу пристать?

– Ну… – девушка замялась. Эта мысль посещала ее голову очень часто, но к какому бы то решению она не пришла.

– Понятно, – оборвал он. – Через неделю в Центре будет проходить слушание на формирование новых экипажей для обслуживания буферной зоны. Мне продолжать или гражданская жизнь все же перевесила?

С одной стороны, бывший физрук был типичным офицером безопасности – прямолинейный вояка. С другой стороны, он четко знал о колебаниях бывшей студентки. И самое главное, он как типичный вояка говорил по делу и ждал этого от других. Здраво рассудив, что ничего страшного с ней не случится, она решила выслушать. Не понравится и поймет, что не ее – напишет рапорт.

– Продолжайте.

Можно сказать, что это было судьбоносным решением. Ведь сразу после их разговора привычная жизнь закончилась и уже через месяц она приступила к стажировке в Центре.

Центр – это огромный командный центр всего космофлота, куда входит центр управления полетами в различных областях и секторах, центр освоения, центр подготовки, разведцентр и много других центров. Но в простонародье весь этот конгломерат называли Центром.

Стажировка – это когда от тебя ждут выполнения работы, не всегда объясняя как правильно ее сделать. Стоит ли говорить, что боевому офицеру, закончившей Академию с красным дипломом, то есть с отличием, ощущать себя не дипломированным специалистом, а второгодником было ой как нелегко. Она не раз вспоминала и учебу в академии, и последующие два года работы в институте, и свое решение поменять свою жизнь… и чувствовала, что променяла шило на мыло.

По распределению она попала на станцию дальнего сектора. Вернее, станция находилась на рубеже дальнего сектора и осуществляла переброску экипажей в нужный квадрант. Немаловажным фактором было то, что космонавтам не нужно было лететь в один из санитарных центров для прохождения медосмотра и реабилитации. Все это они проходили на станции.

Злата ненавидящим взглядом смотрела в монитор компьютера. Ее отправили в отдел координации. Не на корабль, а в отдел координации. Кажется, их отдел ненавидела вся станция и все прилетающие корабли. Романтика, ничего не скажешь. «Своя рутина, корабельная» заключалась в проверке миссий экипажей: не отличаются ли данные, все ли выполнено и правильно ли заполнено. От количества экипажей шла кругом голова. И каждая новая миссия до зубовного скрежета напоминала двести таких же предыдущих миссий. Зачем она ввязалась во все это? С таким же успехом она могла прозябать в отделе развития в Институте изучения космоса. Там хотя бы интересные встречи, конференции, архив… Девушку передернуло. Да, с новой работой тоже вышла промашка, но ведь везде надо искать плюсы! Первый плюс – редкие, можно даже назвать их уникальными, полеты. И то только потому, что ее обязаны включать в план полетов. Но за годы, прошедшие с выпуска, ничего кардинальным образом не поменялось – капитаны скрепя сердцем включали ее в состав команды и то на пару-тройку часов. И если бы не самописец, то вообще заперли ее в камбузе и не допускали до задания. В таких условиях показать себя или проявить тяжело. Дойдя до рекордного количества звонков маме со стенаниями и воплями о судьбе-злодейке, Злата получила вместо привычных слов утешения и солидарности огромный пинок или волшебный пендель, как выражался ее папа.

– Знаешь что, дорогая! – мамино лицо утратило сострадание и жалость, – прекращай ныть! Когда человек хочет, он делает. Ты ничего не сделала! Проще всего сесть и сложить ручки.

– Мама, да как ты не понимаешь?! Мне не дают! Ты думаешь я не пыталась? Не старалась? – девушке стало горько. – Единственное что мне доверяют это эти дурацкие отчеты и данные! За четыре месяца, мама ЧЕТЫРЕ! У меня вылетов было меньше, чем пальцев на обеих руках. Капитаны доверяют разве что сообщить курс, который они сами не могут посмотреть, так как ведут корабль. Все мои предложения игнорируются, если я открываю рот и говорю что-то помимо данных курса, они вдруг превращаются в глухонемых.

Александра склонила голову набок.

– А ты не думала, что возможно дело в тебе?

Злата готова была расплакаться или завыть: и то и другое хотелось одинаково.

– Почему же, думала. Я себе голову сломала, пытаясь найти, где я косячу.

– Злата!

Окрик мамы заставил ее остановится на мгновение.

– Мама, да нормальное это слово.

Александра сделала выразительное лицо.

– Для внучки лингвиста это не нормальное слово.

– Хорошо, мама.

Девушка понимала, что ее несет и несет со страшной силой, но остановится было тяжело. Но мать вдруг улыбнулась.

– Если все вокруг плохо, может стоит поменять свой взгляд на окружение? Изменить мир мы не можем…

– Но можем поменять свое отношение к нему, – заученно повторила Злата. – Я поняла. Спасибо, мама.

Александра улыбнулась и попрощалась с дочерью. Через пару часов девушка решила, что ее рутина станционная, наверное, очень даже ничего. Главное найти хоть что-то интересное. Пара недель поисков и вуаля нашлась-таки нестыковка. Злата устало посмотрела на два разных отчета и поняла, что выдохлась. Все – больше она не может заставлять себя верить, что все не так уж плохо. Еще один «плюс» – в реабилитационный центр Ксения Сергеевна наверняка отправит ее. Может повыть все-таки? Что она не человек? Ну и что что боевой офицер…