Без восьми минут полночь по парижскому времени… Анри практически в темноте застегивает выполненные на заказ платиновые запонки, исподлобья поглядывая на грозные керамические часы в виде огромного спрута, наблюдающие за ним с противоположной стены. Аккуратно поправляя покрытый тонким слоем 24-каратного золота галстук, он заворожённо следит за перемещением секундной стрелки. Еще шесть минут…

Опустив взгляд на открытую бутылку коллекционного коньяка семейного резерва Леро, он тут же вспомнил о полупустом стакане ямайского кофе, небрежно оставленном им где-то на письменном столе в противоположном конце комнаты. Вкупе с пятью выкуренными им за эту долгую ночь сигарами он практически выполнил любимый дегустационный ритуал своего покойного деда. Кофе, коньяк, сигара – всё как их учил старый Жан.

Без пяти минут полночь… Нажимая на кнопку автоматического открытия жалюзи, Анри с усилием встаёт на ноги, неторопливо закуривает и продвигается навстречу огромному панорамному окну, открывающему взору лучшие виды утреннего Гонконга… Он отходит к центру комнаты, все так же не сводя взгляд с техногенной панорамы, и вновь устало опускается в удобное кожаное кресло.

Ещё три с половиной минуты, но тишину разрывает телефонный звонок.

– Месье Леро, вас беспокоят из… – обратился к нему низкий женский голос.

– Не сейчас! – резко выпалил он. – Я жду очень важный звонок.

Две с половиной минуты до полуночи… Сердце месье Леро, казалось, бьется в такт с настенным керамическим спрутом. Две минуты до полуночи… Звонок.

– Уже… – тихо произнес молодой мужчина на противоположном конце линии.

– Уже?! Жюль, но сейчас только 11:58 по Парижу… – немного растерялся Анри, поглядывая на часы. – Как? – впиваясь ногтями в подлокотник кресла, добавил он.

– Так же, как и дед… И дядя Жак… – дрожащим голосом ответил Жюль. – Ты приедешь?

– Разумеется. Не каждую же ночь умирают мои младшие братья, – озадаченно поглядывая на висящие керамические часы, ответил Анри, повесив трубку. До полуночи оставалась еще ровно одна минута.

***

Дорога в международный аэропорт Байюнь, названный так в честь главной достопримечательности южнокитайского Гуанчжоу – горы Байюнь, или дословно «горы Белых облаков», обычно не занимает более часа, если выдвигаться из делового центра города. Анри любил дорогу в сторону этой горы. Гора вообще была одним из его самых любимых мест в городе.

Взяв с собой всё самое необходимое из своей небольшой съемной квартирки по Третьей Пешеходной улице, он неторопливо спустился вниз по главному лифту, намереваясь сначала чуток прогуляться по Пекинской улочке, а затем, дойдя до оптового центра картин и принадлежностей для художников, захватить с собой парочку заказов домой для Жюля. Домой… Медленно произнеся это слово, Анри поморщился. Слишком давно он не возвращался в Коньяк или даже Париж, слишком давно не называл тот дом своим.

Прошоркав в довольно тесных ботинках до главного перекрёстка, он вновь обругал себя за то, что в очередной раз забыл взять зонтик, который был бы как нельзя кстати в такой солнцепёк, особенно для такой Белоснежки, как он. Пройдя еще триста метров до художественного центра, он осознал, что вполне готов сменить тесные ботинки на сланцы, несмотря на крушение идеального образа, тщательно выверенного им с утра. Льняные костюмы часто спасали Анри, когда выбор стоял между вариантом одеться легко или как ему нравится.

Элегантные костюмы-тройки уже давно стали одной из основных статей его расходов, не считая разве что коллекционных фигурок из любимых произведений японской анимации нашего тридцатитрёхлетнего друга. Тех, что старший из его младших братьев Томас когда-то грубо называл куклами.

Томас… Еще одна капелька пота пробежала по спине Анри, и его зазнобило.

Небрежно взглянув на часы, по привычке надетые на левую, с юности иногда чуть подрагивающую руку, он отметил, что минутная стрелка уже подбегала к десяти минутам третьего. В очередной раз мысленно поругав себя за нерасторопность, он резво двинулся к главному входу оптового художественного цента.

Закончив с картинами, благополучно добравшись до аэропорта и на удивление без проблем сдав багаж, Анри занял своё место на борту и вот уже пятнадцать минут отпивал из пластикового стаканчика столовое красное вино неизвестного сорта, года и производителя. По крайней мере неизвестное для него и бортпроводницы. Учитывая огромное количество пассажиров, летящих данным чартерным рейсом, быть дотошно-вредным ему сейчас не особо хотелось, но любопытство то и дело подмывало его убедиться в правильности определения года урожая.

Случайно получив в лоб ручной кладью от неизвестной ему дамы преклонных лет, Анри с усмешкой отметил, что такая картина весьма позабавила бы его покойного отца. Бывший наследник коньячной империи Леро напивается не пойми чем в переполненном салоне экономкласса. «Красота», – подумал Анри и попросил повторить.

После пяти часов пути главным бонусом в этом полете оставалось сносное место около окна и всё ещё наполовину заряженная электронная книга со скачанным сборником лучших романов Жюля Верна. Взглянув на часы, Анри слегка задержал взгляд на секундной стрелке, медленно подходящей к полуночи.

– Тик… Тик… Тик… – волнующе повторяли они. – Тик… Тик… Тик… – три удара сердца на каждый стук. – Тик…Тик… – два удара. – Ти-ик… – сердце словно останавливается. Левый глаз Анри начинает нервно дёргаться, но он не сводит взгляд со стрелок часов, медленно покрывающихся резными линиями, причудливо увеличивающихся в размерах и огибаемых щупальцами небольшого бурого осьминога. Анри невольно перевел взгляд с часов на собственные руки, которые в эту минуту стремительно уменьшались в размерах и теряли столь привычный густой волосяной покров. – Тик… Тик… – часы внезапно останавливаются, и Анри наблюдает, как они медленно переползают с его кисти на стену, пока детский голос справа от него не прерывает это поистине жуткое зрелище.

– Нового сомика привезли, – восторженно прокричал рыжий мальчуган с небесно-голубыми глазами и капелькой пота над верхней губой.

Мальчик прерывисто дёргал Анри за рукав красно-черного полосатого джемпера крупной вязки.

– Томас… – изумленный Анри накрывает своей ладонью руку своего десятилетнего младшего брата, не в силах сдержать слезы. – Живой…

– Анри, Факел, вы чего там копаетесь? – проворчал пулей влетевший в комнату пухлый белокурый малыш, призывно перекладывая небольшой аквариумный сачок из одной руки в другую.

– Жюль, ну вот какого якоря ты опять зовешь меня Факел? Если тебе так нравится называться Гуппи, то будь любезен и старшему кличку подбери, а то только он один у нас просто Анри, – сурово нахмурив брови, начал рыжий.

– Так он не может видеть свою рыбью сущность со стороны, глупенький. Как же он нам скажет, какая он рыба? – высоко подняв бровки, с удивлением выдал кудрявый малышок, довольно прокручивая на пальце маленький крендель, вытащенный им из кармана штанишек.

– Тогда с каких радостей я Факел? Где ты слышал о такой рыбе, Анри? – недоумевал Томас, капризно закатывая глаза.

– Ты не похож на рыбу, Томас, – не отрывая взгляда от брата, отвечал он. – И никогда не был… Единственный, кто не был похож… Не место тебе под водой… – закончил Анри, вытирая рукавом слёзы.

– Он чего ревёт? – непонимающе уставился на него самый младший. – Опять перечитывал «Таинственный остров» или снова стихи свои кому-то декорировал? – не унимался он, побивая Томаса по ноге.

– Жюль, правильно говорить «декламировать» стихи, а не декорировать. Ой, да Анри, можешь не писать – не пиши, – согласился с младшим средний из сыновей семьи Леро, добавив: – Про живопись тоже лучше забудь, а то выходит очень специфично.

– Да, хуже, чем у меня. Вот смотри, – пухлой ладошкой четырехлетний малыш достаёт из левого кармашка свернутый тетрадный листок, на котором в центре с любовью нарисован сам Жюль, справа от него, судя по росту и осанке, за руку его держит глава семейства Альберт Леро, рядом с которым малыш поместил их дядю Жака. Слева от себя автор изобразил положившего ему ладонь на плечо Анри, которого за плечи обнимал Томас. В правом верхнем углу рисунка вниз печально глядел красивый белый ангел.