– А вот так, – лениво протянул незнакомый мужчина, который тоже сидел за барной стойкой явно не первый час, но почему-то не пил, вертя в руках стакан с плескавшейся на самом донышке незнакомой жидкостью. Бармен в разговор не вмешивался.
Как их дискуссия успела прийти к такому прозаичному вопросу, Надежда не помнила. Но вопрос о собственном несуществовании её очень даже заинтересовал.
– Ну кто-нибудь когда-нибудь её видел? – мужчина пожал плечами и всё же отпил последний глоток, решив не оставлять тот в одиночестве. – Вот я, например, нет.
– А вы всегда верите только в то, что видите? – разговор с совсем незнакомым мужчиной начал все больше занимать её.
– И слышу тоже, – охотно подтвердил тот.
– Интересно, – она помешала ложечкой кофе, уже давно успевший остыть, и произнесла: – И в радость вы, значит, не верите, и в любовь, и в счастье?
– Ну почему же, – с сомнением в голосе, произнес он, чуть помолчал, а потом добавил: – Хотя я их не видел, но чувствовал же.
– Именно, – удовлетворенно кивнула Надежда. – Чувства-то вы изначально в расчет не брали, а они-то и есть самое главное.
– То есть как это главное? – опешил тот.
– А вот так, – Надежда всё больше распалялась, в голосе её чувствовалась неподдельная страсть. Даже бармен невольно заслушался, отложив полотенце, которым до этого начищал и без того сверкающие стаканы. Ему до такого красноречия было далековато.
– Вы думаете, головой живете, сознанием, разумом. Да ничего подобного. Здесь, – она коснулась области сердца, – принимаются все решения. И только после этого поступают сюда, – она дотронулась головы мужчины.
Его глаза все больше расширялись, с благоговейным ужасом взирая на почти незнакомую даму, решившую вдруг неожиданно рассказать всем им о тайнах мироздания и об устройстве собственного организма.
– Кхмм, ну допустим, – не решился он с ней спорить. Бармен тем временем озабоченно трогал свою голову. Надежда между тем продолжала.
– Только процесс этот проходит незаметно, не все его чувствуют. Вот и кажется вам, вернее, нам смертным, что разум управляет нами, что мы над чем-то властны. А на самом деле… – она махнула рукой.
– А на самом деле? – эхом откликнулся он. Мужчина, по-видимому, не собирался так просто упускать суть ее повествования. – Как на самом деле?
– Вот вы говорили нет надежды. Не видите вы её, – это тема без сомнения задевала её больше других. – А она же жива, она же ждет всё там же, – рука снова легла на область сердца. Надежда на секунду замерла, прислушиваясь. Её не билось, она сама была одним сплошным сердцем. Но вдруг её осенила внезапная мысль. Она решила говорить с мужчиной на одном языке. – Послушайте.
Мужчина также приложил руку к своей грудине и, судя по всему, прекрасно слышал отчетливый характерный звук: тук-тук, тук-тук.
– Вы же говорили, что верите тому, что слышите? – с чуть заметной усмешкой заключила она. – Так вот, слушайте.
Казалось, весь бар на секунды замер, став одним сплошным грохотом из «тук-тук-тук-тук». И мужчина, казалось, был удивлен, даже более того, растерян. Нет, он и до этого знал, что бьется у него внутри, знал примерную анатомию, но сейчас звук был каким-то иным. Более осознанным что ли.
– И теперь-то вы слышите? – мягко произнесла Надежда, заглядывая ему прямо в глаза. Он снова удивленно посмотрел на неё. – Это же не просто стук, это голоса. И каждый из них звучит по-своему, понимаете? Мужчина кивнул.
– Да, они сливаются в большой многоголосый хор, но все же каждый из них самодостаточен и отделен от остальных. Тут есть и голос счастья, радости. И голос любви, конечно. И даже надежде во всем этом шуме-гаме нашлось место, – она невольно улыбнулась. – Видите, как важно научиться слышать.
Он снова молча кивнул, по-прежнему не произнося ни звука. Теперь он внимательно слушал то, что творилось у него внутри, и думал над словами этой странной и почти незнакомой женщины. Она же тихонько спустилась с барного табурета, оставила замеревшему бармену деньги за кофе и двинулась в сторону выхода…
***
«Звоните. Надя-надежда»
Короткое: «Звоните. Надежда» – и номер телефона. Большее ничего. Она решила позвонить, потому что терять уже было нечего, а обрести хотелось. А вдруг и правда на том конце провода ей ответит Надежда или надежда? Да, она знала, что существует такое женское имя, но в ближайшее её окружение состояло преимущественно из Тань, Кать, Свет и Наташ. Она взяла трубку.
Новый год, время чудес. Так было в детстве, и она хотела, чтобы и сейчас было точно также. Ну не в точности, но хотя бы похоже. Но три года подряд всё как-то не складывалось. Вроде и готовилась по всем правилам: и дела завершала (в Новый год без долгов), и убиралась (с чистым домом), и отношения ненужные отбрасывала (и с не менее чистой совестью), а чего-то все равно не хватало. «Нужно позвонить. Попалось же мне на глаза это объявление, значит, кому-то это было нужно», – и тут же поправила себя: – Мне, кому же ещё, – это она произнесла уже вслух.
– Алло. – Да? – Надежда? – Да. – Я не знаю с чего начать. – Я узнала вас. – Правда? – Конечно. Вы же должны были позвонить? – Да, должна была, и довольно давно. Но только сейчас нашла ваш номер. – Ничего страшного, бывает. Я в любом случае рада вас слышать. – Я тоже. Вы даже не представляете насколько…
***
Надежда всё видела и всё равно страдала…
Надежда страдала. Не то чтобы ей чего-то не хватало, просто было как-то грустно, среди людей это зовется «не по себе». И не могла она себе объяснить причину этому, понять и попытаться устранить. Ведь для этого все устроено? Все наши поиски и попытки, желания понять… Вот и она страстно желала. Хотя, казалось, не характерно это для Надежды, но разве будешь разбираться с этим теперь, когда тебе так плохо. Пришла сестра Вера.
– Тебе что-нибудь нужно? – осторожно поинтересовалась она, видя, что та лежит, отвернувшись лицом к стенке и не подает маломальских признаков жизни. По крайней мере, так казалось со стороны.
– Нет, ничего не нужно, – Надежда вздохнула. – Просто, пожалуйста, уйди.
– Я не могу оставить тебя в таком состоянии, – тихо ответила Вера. – Тебе же что-то нужно, и я хочу понять что.
– Неужели? Я бы, наверное, сама тебе сказала, если бы знала. Если бы только знала…
– Не знаю. В своей жизни я больше видела тебя молчаливой и тихой. Ты никогда ничего не просила и всегда была рядом. И со мной, если мне это было нужно.
– Да, так было, – задумчиво проговорила та. – Может стоило начать говорить ещё тогда, как думаешь? Ты ведь тоже молчишь, и я не знаю, о чем. Даже сейчас здесь, сидя передо мной.
– Я думаю о мире, – улыбнулась Вера. – Впрочем, как и всегда. Мне всегда приходится о нем думать. Но тебе тоже, ты же знаешь.
– Да, – Надежда поежилась словно от холода. – Может стоит думать о нём меньше, как считаешь?
– Не нам это решать, ты это знаешь. Не в нашей подобное власти. Мы и над собой не властны.
– А я хочу, – со всей страстью, на которую был ещё способен голос, прошептала она. – Я хочу наконец чувствовать, а не принимать чувства и давать утешение даже тем, кому это совсем не нужно. В чем смысл? Только дарить, ничего не прося взамен, молча слушать и потом уходить. Когда становишься не нужна.
– Ты всегда нужна, – мягко поправила её Вера.
– Это неправда, – упрямо воззрилась на неё Надежда.
– И я нужна, – также упрямо возразила ей Вера.
В тишине они смотрели друг на друга, не находя больше слов. Между ними слова всегда были лишними. По крайней мере, им так казалось до сегодняшнего дня.
– Что случилось? – Вера аккуратно подбиралась к интересующему ее предмету разговора. – Почему ты вдруг решила, что всё это бессмыслица и глупость?
– Я не говорила о бессмыслице и глупостях, – Надежда поморщилась, затем снова вздохнула. – Просто сегодня мне было особенно тяжело. Она ещё немного помолчала, затем продолжила:
– Я видела пару сегодня, как видела многих подобных им до этого. Но всё же в них было что-то особенное. Как светились их лица, возможно. Я не шучу. Они правда светились своим особым светом и это трудно объяснить…